"Тем, кто остался, мои слезы..."

как бы это сказать... к прошлой статье об искусственности мира могу добавить личные свои чувства. если такая преграда стоит над миром, нет смысла бороться за выход отсюда. теперь мне стало понятно, почему на нашей планете столько привидений. они копятся тут, под куполом из невидимой преграды кого-то большого и темного, иногда перерождаясь и снова отправляясь в путешествие в замкнутом пространстве. а это значит... это может значить, что и я неоднократно появлялась на планете Земля. следовательно, у меня нет и никогда не было никаких друзей из других миров. значит, я никого не вижу, кроме своих фантазий? неужели, я просто предпочла забыть каждое свое рождение под этими искусствеными звездами? столько столетий рождаться и потом просто забыть об этом? неужели мои жизни были так отвратительны? тогда мое нынешнее существование просто песня!
а потом, когда я долго и упрямо обдумала эту мысль, я пришла к неожиданным выводам. мне стало настолько пофигу, что и когда было, есть или будет, что я незапно осознала себя очень уставшей. я так устала от жизни. я так стремилась найти хоть кого-то, кто бы жил теми же идеалами, что и я. думал бы так же, как я, решал, мечтал, видел сны, похожие на мои...
и теперь я сижу тут в глубокой пострации, лениво шевеля мыслями, переваривая целую жизнь, понимая, что мне не хочется ничего в ней, кроме издательства моих творений.
а вокруг копошатся люди. они думают об объединении сил, о любви и правильном образе жизни, строят семьи и учат жизни новичков. а я просто смотрю на всю жизнь со стороны, храня свои тайны, роняя слезы на холодные камни прошлого. однажды, когда я думала, что у меня есть друзья, я рассказала им о себе. в результате я осталась одна. потом стали появляться люди, но никто пока не знает обо мне всего. я думаю, что это правильно. последее доверие ушло эим летом...
а вот недавно ушла и я сама. я поняла всю несостоятельность желаний. я не могу найти выход отсюда, слишком большие силы замешаны тут. большинство людей, которые однажды хотели того же, что и я, заманились на уговоры паразитов благости и ушли с головой в сытую жизнь на покое. мое же сердце все никак не могло успокоится. недавно, может, с год назад, я узнала, что не я одна могу думать о тех вещах, о которых думаю. мне не прибавило это сил. потому что к тому моменту я уже поняла, что пока я остаюсь одна, мне все равно.
сегодня я поняла, что старею, а на мое место пришли молодые и агрессивные, юные творения жизни, блин. вот и пусть дальше верят в мечты, разгребают навоз интернета и думают о несостоятельности жизни. я пойду нафиг, мне надоело обламываться.
в общем,как было в одной песенке смысловых галлюцинаций, "тем, кто остался, мои слезы, я выбрал жизнь, но слишком поздно."
а еще я и не думала, что могу не заметить слез на своих же собственных щеках. мне прислали одно письмо, в котором была одна фраза о том, что я кичусь своим одиночеством, потому и не желаю объединяться. как-то это выбило последнюю опору из-под ног. я села на стул рядом с компом, и сама не заметила, как заплакала. глупо перечислять, сколько сайтов я пролистала, чтобы не быть одной. сколько людей с встречала, сколько надежд разбила. зачем? уверен человек в своих словах, пусть будет уверен.
просто действительно обидно, когда вот так вот, низачто.
а еще обиднее, когда видишь, что человеку нужна ты, а он этого не видит,да и вообще вряд ли о тебе знает, если он, этот человек, есть на земле.

@музыка: Смысловые Галлюцинации "Чужое небо"

@настроение: потерянное.

@темы: грани разумного

---

Пусть мир придуманный живет...

встала с утра, умылась, оделать, причесалась... тут выяснилось, что идти никуда не надо. спокойно восприняла эту новость, потому что так и не проснулась. встать - встала, а проснуться не смогла. вот и пришлось выкручиваться. кофе, музыка и занятый мозг. что еще нужно для стихов? не знаю, что и как, я в момент написания спала, зхоть мои пальцы и работали, так что, я тут почти ни при чем :-)

Пусть мир придуманный живет,
И красками наполнят струны
Души стремительный полет,
И кровью черченные руны.
Пусть дальше длится этот век,
Ноя хочу сознаться сердцу:
Я крайне глупый человек,
Я верю в маленькую дверцу.
За ней мой мир из серебра,
За ней желания застыли,
В фигурах каменного льда,
В слоях могильной серой пыли.
За ней луна ласкает реку,
И звездный свет дрожит в глазах,
За ней ты веришь человеку,
Который смог убить твой страх.
Пусть мир придуманный живет,
Пусть снегом заметает шрамы,
Которые скрывает лед,
Сковавший призрачные раны.
Пусть в мире зыбкой тишины,
Неслышно день сменится ночью,
Пусть будем только я и ты,
Без списка тяжких полномочий.
Пусть красок ярких полотно
Раскрасит день суровых будни,
Пусть мир придуман, но зато
Он ярче миллионов судеб.
27.09.11

@музыка: Nystical Era

@настроение: сонное

@темы: Творчество. Стихи.

---

Искусственный мир: матрица в действии.

Вот, писала я некоторое время назад о том, что ученые из-за океана подтвердили. хоть и косвенно, что наш мир - иллюзия и тюрьма, а жизнь в том виде, в котором существует ныне, есть всего лишь выведенная форма существования.
История, которой лично я уделяла много внимания, о находке черепа, похожего на человеческий, получила свое продолжение. О, как же мне хотелось, чтобы это было так! Обидно было бы, если бы опять такую находку похоронили пд слоями бюрократии и невежества. Ладно, стоит пояснить, чего в этом черепе такого удивительного. В общем-то, ничего особенного нет, кроме того, что сам череп не похож ни на один из существовавших предков современного человека, а датирован по заключению углеродного анализа семью миллиардами лет. То есть, человек, который оставил нам в наследство свою черепушку, жил в те времена, когда австралопитеке еще и не появились. Однако, форма черепа, зубов и развитие костной ткани говорят о том, что этот череп принадлежал гораздо более развитому существу, чем наши далекие преди, которые, по мнению Чарльза Дарвина, пошли от обезьян. По его теории, которую, надо сказать, даже он сам высказывал крайне осторожно, развитие жизни на земле происхоило от самой простой формы к более сложной. Хотя, лично я всегда была уверена в обратном: сами подумайте, разве деградация не является более простой, чем развитие? следовательно, деградировать от сложной формы жизни к простой, к обезьянам, было было логичнее и быстрее, если взять во внимание понятие о приспосабливаемости организмов к быстро меняющейся атмосфере жизни на планете.
То есть, говоря проще, нашли ученые что-то, что существовать не должно. во всяком случае, не должно в то время, которым датированна находка. В те времена, по теории Дарвина и по общепризнанной теории возникновени жизни на планете, не то что уж развитых прямоходящих быть не должно было, но и предки наши еще на пальмах сидели, бананы кушали.
Еще кое-что о том, что меня так интересовало. В подтверждение теории, к которой, к слову сказать, склоняются все больше современных ученых, можно отнести и тот факт, что наскальные надписи, рисунки в пещерах и иные пиктографические свидетельства об увиденном древними людьми, говорят о том, что жизнь все-таки на планету искусственно занесли инопланетные гости. в данный момент я говорю о тех рисунках, которые изображают древних людей, преклоняющихся перед высоким существом, с лысой головой, большими глазами и тонкими руками. То есть, на картинках предков имеются такие же рисунки "зеленых человечков", которые мы рисуем и сейчас, в нашем веке. А теперь обратим внимание на то, что во времена рисунков, распространенных по всему земному шару, не быо никакого сообщения между теми племенами, которые их и рисовали. Не то чтобы сообщения не было между континентами, а не было его даже между двумя сторонами одного континента. Значит, мы видим факт присутствия среди древних людей, зарисовавших пришельцев в скафандрах и с антеннами на шлемах, массовое явление гостей из космоса. Следовательно, что народ видел сам, то и рисовал, говоря проще.
К тому же, в последнее время стали известны факты исследований космоса в разряде сравнения солнечных систем пососедству. Хотя, тут мне тоже не понятно, как они все до этого раньше не дошли с помощью своей же науки физики. В общем, речь о том, что в любой солнечной системе, где есть звезда, вокруг которой вращаются планеты, есть одно общее: все планеты вокруг звезды располагаются от самой большой массы к наименьшей. То есть, самая большая планета системы должна располагаться ближе всего к звезде, а самая малая, соответственно, будет дальше всех. А теперь вернемся в нашу солнечную систему и вспомним о том, что Нептун у нас дальше всех, впрочем, и земля не на месте - она должна быть предпоследней в списке.
И очень загадочная математичность настараживает: расстояние до планеты от солнца можно рассчитать, зная всего лишь одну величину: расстояние от земли до Солнца. А период обращения нашего спутника вокруг земли, да и обращение земли вокруг своей оси, таковы, что мы всегда видим тоько одну сторону Луны, а вот ее теневая сторона нам не видна никогда. Совпадения? Не верю.
Кое-что из сводок по американских проектов: запуски двух спутников "Пионер-10" и ""Пионер-11 привели к одинаковым результатам. А именно, после выработки своей непосредственной задачи, спутники должны были отправиться дальше, выйти за пределы нашей солнечной системы и улететь дальше, в открытый космос. Но и первый и вророй спутники, приблизившись к гарнице системы, внезапно снижали ход и искривляли траекторию полета, словно натыкаясь на невидимую стену, и возвращались обратно, дрейфуя в беспорядочном режиме. Снова совпадение?
И последнее на сегодня. Солнечная корона, фотосфера и температура на Солнце - термины, которые вряд ли волнуют простого обывателя. Однако, именно разница температур короны и фотосферы, а точнее, температурная разница между ними, в тонком слое между, поражает воображение. Разница считается в разы. Кпримеру, если температура фотосферы - видимой через солнечные очки с земли, составляет 5 миллионов градусов, как и короны Солнца, в общем-то, то температура прослойки между ними составляет всего 5 тысяч градусов. Данные не точны, не помню точных температур, но смысл передан верно. То есть, говоря проще, надо представить тонкую пластинку льда между двумя расскаленными пластами. И как такое вообще возможно?
Все пречисленные данные, при условии факта о пикселизации звездног неба, доказанного за океаном, недвусмысленно намекают нам о том, что мы живем в искусственном мире, о котором я говорила еще десять лет назад. К слову о моих мыслях, мне очень нравится тот факт, что моя матрица желания доказательств всего этого, сбывается.

Материалы изложены по памяти, факты можно уточнить. Проверить данные можно: программа "Военная тайна" с ведущим Игорем Прокопенко от 24 сентября 2011 года. Телеканал REN-TV. Москва.

@музыка: Мельница. Сборная солянка.

@настроение: рабочее.

@темы: Цикл публикаций.

---

Черное с золотым.

Начну сразу с главного. Мне сегодня снился последний из цикла снов, которые начались несколько дней назад. Первый сон был о том, как я нашла и открыла источник энергии в подводном царстве. Тут стоит немного объяснить. я спустлась в подводные пещеры, поднырнув под кусок породы, обвалившейся давным-давно. а там почти такой же город, как и многие другие. я нашла старый храм - место поклонния. там было чтото вроде Вечного Огня по-нашему: круглая площадка, диаметром в десятка два метров, над ней купол, немного выгнутый вверх, который поддерживали тонкие витеватые колонны по периметру. а вот в центре, на желто-голубом мраморе выложены коричневыми амнями, мозикой, круг, диаметром в три метра. когда я подошла к нему и протянула руки над кругом, он засветился, из коричневых камней ободом, вверх ударили столбы искрящейся энергии.
о своем защитнике и о нападении, пока я делом занималась я писать не стану - к делу отношения не имеет. скажу лишь, что потом я смогла спокойно левитировать, рядом с белой холодной энергией. Дело в том, что в том мире, или городе, который однажды скрылся под водой, как Истар, никого не было. Да и свет шел откуда-то из стен, как в том же Истаре под водой. Но когда я разбудила источник энергии, город словно поднялся на поверхность и тот вход, который приходилось искать, подныривая, оказался на поверхности - бери и заходи.
а вот сегодня мне приснился, надеюсь, последний сон из этого цикла. дело в том, что все сны эти похожи друг на друга тем, что в них полностью отстутствуют посторонние звуки, а все действия происходят в помещениях, или в том месте, как было описано выше, откуда тоже не выберешься. Так вот, все началось невинно. я пришла на днюху к знакомому, а он оказался бывшим "братком" или военным, не помню. он был гораздо старше меня и принялся расскаывать, как жили люди при Советской власти. Вот он достал слиток золота и протянул его парню рядом со мной, слиток был завернут в золотую фольгу, как мороженое. я помню, что еще обиделась, что мне подержать слиток не дали - когда еще такая возможность представится? а мой старый знакомый стал рассказывать о том, что раньше он за гроши это золото взял. после этого он дал мне еще слиток, такой же равернутый в фольгу. я стала его разворачивать, и парень рядом со мной тоже. в процессе этого занятия, я поняла, что слиток меняет очертания, превращаясь в заготовку для узкого короткого меча ли очень длинного стилета. как будто его отлили из золота, как своеобразную заготовку, а мастер еще не довел дело до конца. я увидела, как парень рядом со мной развернул свое оружие - оно заискрилось в свете золотым. тогда и я сорвала последние куски фольги сос своего слитка, а под ней оказался черный клинок. помню, как я обиделась, вспомнив, что приписала себе руну Сол, я смотрела на черное лезвие.
Мне тогда подумалось о том, что это несправедливо: опять мне тьма, а кому-то золотой клинок. Потом мой старый знакомый сказал, что эти мечи должны срадастья друг с другом, так, мол, заведено испокон веков. И я сама не заметла, как мы с этим парнем сошлись в схватке. Управляться с заготовкой меча в руках было трудно - это же всего лишь заотовка, ни гарды толком нет, ни хват не продуман, об обмотке я вообще промолчу, к тому же он был очень тяжелый, сделанный из золота, хоть и черного.
в конце концов, мы оба оказались в подобие старой школы, где тояли парты в классах, на одну из них я его и повалила, своего противника, потом я как-то хитро подставилась под уар и в результате, забрала у него его меч, сыграв на том, что лезвие не заточено. наша с парнем задача была только выбить у противника оружие, не покалечив другого и не убив.
я взяла в одну руку черный матовый меч, а в другую - искрящийся золотом клинок противника, скрестла их над оловой и ударила одним о другой, чтобы искры полетели. в тот же миг я физически поувствовала, как в мое тело вливаются энергии из двух потоков. после чего я внезапно поднялась над землей на несколько метров и сказала противнику:
- Теперь я на своем месте.
в моих руках были два клинка, золото и тьма, свет и зло, коварство и любовь. я сказала парню, что нас ждет наш учитель, пусть он решает, что случилось. в тот момент я поняла, что тот, к кому мы пришли на день рожжденья, и есть наш старый учитель, а я опять сделала что-то непонятное, в чем разбиратья должен учитель а не я.
я проснулась с четкой мыслью о том, что я, так как меня двое, объеденяю две руны Наутис и Сол. потому и покоя мне не будет никогда в этом мире - для таких, как я, покой не предусмотрен программой.

@музыка: Мельница. "Королевна"

@настроение: мутное.

@темы: Путешествия в поисках знаний. Иные реальности.

---

and nobody knows...

Элементари фирус - среднее арифметическое "простая страсть", определение подогнанно под произношение с использованием существующей латиницы.
у меня есть знакомый, он беден, горд и чувственнен. кто его? судьба, наверное, но на своем опыте могу сказать одно: когда я была такой же, а я была, не сомневайтесь, я общалась с компанией отвязных рокеров и байкеров, которые, если уж и не помогали материально, так хотя бы занимали досуг, обеспечивали "вписку" и не трахали мозг.
у меня есть знакомый, он замкнут, немногословен и считает человечество ошибкой эволюции. Как он дошел до такого? не знаю, он же не многословен. но в нем чувствуется образованность, начитанность и право говорить о том, что жизнь - кусок говна, и потому жить лучше в бункере и одному.
у меня был знакомый, который говорил о драконах словно они были рядом, пытался учить меня элементарному видению и обещал найти дракончика прокатиться. куда он делся? не знаю, он же делся! может, в его стране мятежи переросли в боевые стычки и его убили. а может, он просто был тем, кто поглумился над доверчивой мною. поправка: хотел глумиться, да не вышло. я была готова к тому, что он - всего лишь развод по-русски.
есть у меня колеги на работе, добрые внешне, молодые и не очень. Только вот у каждого своя семья, да и правильно это, наверное...
есть уменя пара знакомцев, случайных, не постоянных и узконаправленых. Да, есть, о чем с ними поговорить по случаю. парой слов перекинуться. но что от этого? они же не в теме совершенно, крутят молча пальцем у виска и думают, что так жить нельзя.
а еще есть у меня чета бывших начальников отдела, чуть старше меня. умные оба, образованные, психологи даже. с ними о бытовом отлично темы идут, да о их специализации - это мне просто так интересно, хобби такое у меня, кроме как киллеров умных любить, да к войне готовиться.
есть у меня еще один знакомый,, развит духовно, интелектульно и физически. да, вот беда: не совсем та специализация.
в общем, много кто есть. только чего-то все же нет. да, можно сказать, что у такой, как я, буде все, только надо правильно пожелать и усилия приложить. одна проблема: не знаю я, чего хочу. люди должны меня удивлять, принимать такой, кака я есть, а не тем, что они во мне со своего угла хотят видеть. да, я зеркало ля чужих амбиций и желаний, но вот незадача - зеркало оказалось одушевленным. побитым, поцарапанным, с выщербленными краями, но все-таки живым. И вовсе я не желаю тут рыдать и плакать. просто разобраться хочу: что есть, а чего нет. такой вот специфический виш-лист составить.
оригинальность мыслей поразила даже меня... мм.. дааа... и никто не знает, что на самом деле все, что мне нужно - интерес, магия и музыка. не так уж и много, да? и все же, не дает мне покоя что-то. как будто можно было бы однажды открыть окно и увидеть за ним... а что, собственно, я хочу там увидеть? или кого? блин, мысли застряли, скукожились и кончились. прходит на ум толко строчка группы Ария: "Лучше быть одному всю жизнь, чем найти свой дом и жить в нем с кем попало..."

окончиваю пост с глумливой улыбочкой, потирая ручонки и строя планы на будущее. :-))

@музыка: ERA "The Mass"

@настроение: решительное

@темы: грани разумного

---

О, Великая Богиня Нахренари!

Могучая и великая Нахренари, обращается к тебе ничтожный червь рода людского, киста на подметке твоего сапога, шматок грязи в твоем носу, кусок какашки в твоем туалете! Э-э... Хм... (автора задумался над тем, ести ли у великой и могучей все вышепречисленное?) Ладно, допустим, что есть...
Самая из самых и целая из целых (автор чешет загривок, понимая, что сморозил глупость), кхе-кхе...в общем, Нахренари, обрати свой взор на преданного тебе человечешку, который дерзнул обратиться к тебев час твоего покоя и удовлетворения похотных потребностей (автор с ужасом понял, что оговорочка произошла по Фрейду,втянул голову в плечи и замер). а я, что? я ничего! я мимо проходил, смотрю, Нахренари молятся, решил попробовать...
Блин, я так никогда не попрошу того, чего надо! (автор топает ногой, отбивает палец и куксится). Короче, Нахренари, или как там тебя еще? Давай-ка ты мне тут кое-чего исполнишь, а я за то перестану мучить тебя неумелыми молитвами? Итак, я хочу...
А чего я, собственно, хочу? чтобы действия с рунами увенчались успехом? так для начала надо правильный подход к ним иметь. а то, видите ли, вырезала на коже Сол! и что? да, так, ничего. всю ночь снилось яркое солнце, блондинки, чистое небо и вообще все, что хоть как-то могло быть связано с теплом и светом, черт! Даже шоколад снился белый, а не молочный! и это после того, как мой великий мыслитель-одиночка посоветовал мне просто поговорить с тем, чей ранг улетел под небеса, там его расперло от недостатка кислорода, он лопнул и обрызгал всю землю.
Вот, скажи мне, великая и могучая Нахренари, на хрена ли я так делаю? Не проще было бы отвернуться на другой бок, после того, как Гуру в очередной раз ответил на немой вопрос в своем блоге, плюнуть через левое плечо и вспомнить Ералаш: "Тьфу, все равно не верю!"?
Ах, Нахренари, Нахренари! вот на хрена мне это надо? Ты, великая и могучая, святая Бля, которая спасет меня и прочее, и прочее...у тебя мнго лиц и имен,много прозвищ и масок, но никто и никогда не ответит мне на вопрос: на хрена ли это надо?
(автор перечитал пост, втянул голову в плечи, замер, округлив глаза) Ну, все, писец... пришел и ко мне северный зверь с ценным мехом... теперь Нахренари меня покарает, отвернется от еня и не заметит, как сядет широким задом на своего верного и единственного слугу. Все, мои дни сочтены. а раз так, то вот что я скажу: нахренари, ты дура! (показывает язык и корчит рожи) и жопа у тебя толстая, потому ты и не повернешься никак к своим адептам, и морда у тебя красная, как у алкаша, потому ты и боишься ее показать, и глаза у тебя салом заплыли, потому и не видишь, что творится вокруг.
а еще, еще... А еще ты, Нахренари, ты... Блин, да не знаю я, кто ты!
зато, знаю, кто я, если пишу такие посты в открытом дневнике (автор скис окончательно, представив жизнь в психушке). О, Святая Бля, спаси меня! (автор просиял, вспомнив спасительную молитву) эээ...ррр... кажись, это я опять к Нахренари обращаюсь? кхе-кхе... ммм...
о, великая и могучая Нахренари!.. Обращается к тебе ничтожество рода человеческого...
:-)))

p.s. улыбнитесь, вас снимает скрытая камера!

@музыка: ночные напевы

@настроение: юморное

@темы: грани разумного

---

who am I?

Слушаю A-Ha и Enigma. Если этим не все сказано, тогда поясню. Мое сознание вернулось на десять лет назад, когда я только начала свой путь, когда все было просто и понятно, когда была одна цели и путь к ней казался простым и понятным - руби с плеча и не трать врмя на разговоры. Мне сказали тогда, что я родилась далеко, что мой покровитель, мой названый брат и моя сестра-близнец - это все, что есть у меня, а остальное надо завоевать. я поверила и стала завоевывать.
Прошло десять лет. я сижу дома и слушаю музыку, которая резанирует внутри, реежет меня на кусочки, услужливо подбрасывая картины прошлого вперемешку с желаемым будущим. я вижу, как я танцую посреди огромного зала, вижу свечи и чьи-то руки которые держат меня, не давая ошибиться. Он смотрит на меня черными глазами, он видит меня насквозь. и я понимаю, что мертвый может быть любим живым, особенно, если сам живой научил любви мертвого. Хотя, если твое собственное тело и есть сосуд души, можно ли назвать такого человека мертвецом? для меня этот вопрос философский, а не физиологический.
и вот сегодня, заперевшись ото всех, укутавшись в теплый плед, я снова вспоминала тех, кто спрашивал меня о том, кто я. В разные моменты жизни я давала разные ответы. я была воином света, была служителем тьмы, я была нейтралитетом, серой мышью и серым же кардиналом, я была магом древности и современным чудотворцем. кем я только не была... Жизнь в молитвах и жизнь в войнах, послушание и мятяж, покорность и бунт, жречество и магия, мечи и заклинания. я здесь и я хочу знать ответ на один только вопрос: кто же я?
оглянувшись назад, я поняла, что сама создавала себе иллюзии. я хотела наладить мир в семье, не вышло. я хотела найти свое место в жизни, не получилось - просто не интересна мне эта жизнь без приключений. я могла бы добиться большего, чем заместитель президента фонда, но зачем?
а по ночам опять приходят образы... я вижу лошадей в упряжи, слышу звон клинков и звуки команд, я вижу себя в мантии и руки мои горят от нетерпения пустить в ход боевые заклинания. я вижу свою команду и слышу чей-то голос, который говорит мне: "Я буду с тобой"
и я просыпаюсь, выныривая из сна, судорожно глотая воздух, понимая, что незрячий не может видеть мест, которых он никогда не видел, пока мог смотреть. и вновь я включаю музыку и пытаюсь понять, кто же я? Ошибка, двачеловека в одном теле? Авер говорит, что я просто схожу с ума. Логично, если учесть, что он - это мое второе я, жесткое и жестокое, которое видно всем.
а люди проходят мимо меня. день за днем, год за годом. иногда кто-то из них останавливается, коротает время рядом со мной, но не видит меня. он видит только отражение своих желаний во мне, видит отражение своих представлений о том, какая я должна быть, а меня, как меня, не видит. вот и пытаются такие люди приписать меня к тем, по ком скучают. кто был в их далеких жизнях, давно и далеко. а я каждый раз надеюсь, что вот оно! вот оно, то, что даст мне ответ на вопрос, кто я. я заглядываю в глаза прохожим, заглядываю в души собеседникам, старательно отыскивая внутри них ответ на мучающий меня вопрос.
КТО ЖЕ Я?
а нет меня. Зеркало я, просто зеркало, которое взяло, да и обрело душу, не вынеся всех взглядов в него. кто бы мог надеяться, что стекло может чувствовать, когда его работа отражать! Но случилось одно обстоятельство. Первым был Сандерс из "Законов природы", последним - Раст, научивший меня любить когда я должна была бы ненавидеть.
а музыка наполняет меня через край, выплескиваясь слезами, и разрывая сердце. что я могу? что я могу ради него?
когда-то давно все было просто и понятно: вот плечо друга - обопрись, когда тяжело, вот рука сестры - держись, когда тонешь, вот люди с тяжелыми судьбами - протяни им свою руку, дай немнго любви. и когда-нибудь, возможно, я тоже окажусь среди них... Но чтобы оказаться рядом, надо найти попутчиков, поездка вскладчину до параллельных миров дешевле, когда вообще нечем платить. а форпосты таковых соратников еще на входе встречают меня фразой о том, кто я и зачем мне все это надо?
господи, да какая им разница, кто я?! как будто от моего ответа они либо дадут мне ключ от заветной дверки или нет. у них нет ключей. я давно это поняла, потому и написала этюд про Анфила и Сечера.
музыка, чертова музыка! кто вообще завез в Россию этнику? для чего? чтобы она мучала меня сейчас? Запах свеч, тепло бархатной мантии, легкое платье на мне, горячая кожа человека, который давно умер ради своей магии, чтобы возродиться личом, с красными огоньками волшебных зеркал вместо глаз. его руки с тонкими пальцами, его черные глаза, улыбка на тонких губах, танец и музыка... и в груди рождается чувство, всеобъемлющее, всепоглощающее, которое готово разорвать меня изнутри. мир вокруг тает, краски расплываются, я вижу только его глаза, я чувствую только его руки, я слышу только биение своего сердца...
кто скажет мне, что нет любви, тому я скажу, что ее нет только у него.
все. я вернулась. плакать нельзя, недавно была операция, нервы плохо влияют на зрение, а оно должно же улучшиться... но что же случилось сегодня? почему я спрашиваю себя о том, кто я? почему вижу только Раста? почему я так и не могу забыть предательства тех, кто обещал, обещал сердцем, ане словом, не предавать доверие тех, кто рядом?
я не знаю ответа на эти вопросы. я знаю. что даже не замечу, когда мир вокруг меня поглотит Огненная Гиенна, потому что я буду танцевать на осколках сухой земли рядом с тем, ради кого я готова погубить целый мир. Это любовь? Или отчаянное желание разделить хоть с кем-то то, что рождает во мне музыка сейчас?

@музыка: enigma, a-ha

@настроение: очень грустное.

@темы: грани разумного, Путешествия в поисках знаний. Иные реальности.

---

Я бегу и бегу за тобою

Я бегу ии бегу за тобою,
Через сны, через пламя и лед,
Я же помню, что нас было двое,
И один никогда не умрет.
Я спешу за бессмертною силой,
Я пытаюсь ее осознать,
Только сердце мое чуть остыло,
Не способно так часто стучать.
Но опять я глаза закрываю,
И влечет меня музыка прочь,
За тобою спешу, улетаю,
В бархатистую, темную ночь.
утро звоном стекла отзовется,
В окровавленной старой душе,
Образ твой, как всегда, не найдется,
Но меня не исправить уже.
Я живу, раз за разом рождаясь,
И спешу за огнем твоих глаз,
Обреченная помнить,скитаясь,
С новой строчки писать свой рассказ.
И никто мне теперь не ответит,
Сколько раз я умру за тебя,
Чтобы встретились взрослые дети,
Обреченные жить не любя.
Обреченные быть зеркалами,
Отражая друг друга в себе,
Обрученные клятвы словами,
Проигравшие жизни судьбе.
Я бегу и бегу за тобою,
Забывая о том, кто я есть,
Ведь, когда-то нас было там двое,
А теперь я одна, и я здесь.

13.09.11

@настроение: печальное.

@темы: Творчество. Стихи.

---

а я живу, живу...

Пару дней назад мне "дали в глаз", а я и не обиделась. :-)Дело в том, что после очередной операции ощущение у меня такое, как будто мне в глаз кулаком дали, но это пройдет. Только вот чувство такое, что нихочется ничего, кроме как спать, есть и снова спать. как будто я живу в средние века, когда такое поведение было явным признаком выздоровления после боевых ран. вот и я чувтвую, как будто меня потрепали чуток, а теперь я зализываю свои раны.
но дело не в этом, конечно...
Осень в моем городе, которая пахнет прелой листвой, холодным дождем и ранними заморозками, сопровождаемая лаем собак по ночам, принесла с собой и светлую тоску, смешанную с дымом поздних костров.
каждый день, закрывая глаза, я вижу тех, кто был рядом, но остался только в памяти. иногда я боюсь не успеть, опоздать увидеть тех, кто был со мной, жил со мной, остался на страницах моих рассказов. пусть они были неумелыми, мои рассказы, пусть где-то пафосными и детскими, наивными и глупыми, но я так хотела дать им, людям, хоть что-то, что было внутри моих гостей. их эмоции, чувства, взгляды на жизнь, позиции и стимулы. а еще я хотела оставить часть себя рядом с ними, раз уж не могу быть сама рядом с ними.
срок моего пребывания не уменьшить, как и не стереть из досье всех дел, за которые я опять оказалась тут. значит, будем просто ждать, бороться и пытаться оставить след о себе в нынешней реальности.
о чем еще сказать? возможно, вот о чем: высокий рост, худощавое телосложение, длинные черные волосы, аристократические черты лица, бледная кожа, черные глаза - такие черные, большие, задумчивые. Эти глаза снятся мне по ночам, зрачок сливается по цвету с темной радужкой, придавая глазам видимость
двух темных провалов.
и если нет такого человека в параллельной вселенной, хорошо. я переживу. но только с одним условием - пусть он будет в этой реальности. я готова пойти на все, обойти мир, разрушить его, положить к ногам, сохранить его или просто забыть о нем. но я хочу получить ответ на вопрос: где он? там или здесь? мне уже все равно, куда стремиться, за кем идти. у меня есть моя вера, есть место, где я всегда могу быть собой, есть сила и есть цели. нет только одного, его одного. деньги, известность, планы, природа, секс, жизнь, радость и грусть - это все есть. есть и родные, есть знакомые, но нет друзей. ладно, хорошо, пусть их нет.
но нет и одного человека, который научил меня одной важной вещи: мертвыйнаучил жить живого. Разве это не стоит любви? это стоит большего, но больше я дать не могу, большего у меня просто нет.

@настроение: безучастное

@темы: грани разумного

---

Лекарство от жизни

Этот рассказ испугал меня своей атмосферностью. Единственная выдумка в нем - наличие героя по имени Юстаф. Все остальное - правда. да, это действительно было, каждая сцена, каждая мысль. Юстафа не было. но не потому что не было в наличие, а потому чтоне было продолжения сцены в палате реанимации, после того, как я действительно подумала о симпатичном пациенте.
а еще, этот рассказ был первым, который я перепечатала на комп, вначале он был написан на печатной машинке. Жаль, что я не успела так же поступить и с остальными моими машинописными рассказами...
ладно, в общем, Юстафа не было, остальное было. и именно от этого так страшно.

Лекарство от жизни

И у тебя молоко нежности
Сворачивалось на углях желания,
Выкипало пеной безмятежности,
Потеряв белизны сияние.
Ждал тебя, слушал шорохи,
Капли падали, роняя вес,
Разные растекались закатным всполохом,
Перепачкался весь
Красным

Дельфин и Стэлла. «Eyes.»


ПРОЛОГ.

Ночью шел снег. Утром мокрые, слегка обледеневшие улицы покрылись белой поземкой. Первый снег, белый, чистый, не испорченный грязными пятнами человеческих следов, яркими искорками поблескивал в тусклых лучах утренних фонарей,которые должны были еще целый час натужно гудеть вдоль улиц маленького городка.
Это пасмурное ноябрьское утро, грозящее перерастив сумрачный день, принесло всето же: , как и несчетное количество дней до этого, люди просыпались и спешили на работу или куда-либо еще. Суть самого дня от этого ничуть не менялась. Тяжелые, переплетающиеся друг с другом облака стаями хищных птиц садились на плечи каждого, кто рискнул сегодня выйти на улицу, еле-еле заметное меж ними белое, слегка желтоватое, и от этого словно немое солнце пробудило способных еще хоть как-то петь редких, запоздалых птиц.
Тоска от нескончаемых дождей сегодня сменилась сезонной хандрой предстоящей зимы, которая казалась бесконечной уже сейчас.
Впервые явные признаки зимы насколько бы она не обещала быть трудной. Кажется будто такой снег не растает до самого ее конца, что именно такой — пушистой, белой и легкой — одетой в искрящуюся накидку мороза она и будет.
До самой весны...
Из подъезда обшарпанной блочной пятиэтажки вышла девушка лет двадцати. Тяжелая деревянная дверь громко захлопнулась за ее спиной, повинуясь налетевшему из ниоткуда порыву морозного ветра, Девушка на секунду замешкалась, стоя на крыльце, покручивая в руках шапку, а затем надела наушники, закурила и, сунув головной убор в сумку на боку, пошла прочь, осторожно ступая по блестящему холодному ковру снега.
Ее короткие, едва доходящие до плечей, рыжеватые в неверном свете утренних фонарей волосы развевались от набегавших порывов колючего ветра...

—Итак, девочки, я думаю, что вы сами познакомитесь с отделением? — утвердительно спросила толстая женщина в белом халате с короткой стрижкой выжженных перекисью волос, — Вы уже не маленькие, последний курс, должны все знать. Когда осмотритесь, приходите в процедурный, последняя дверь слева в конце этого коридора — отработаете до обеда и я вас отпущу. — процедурная сестра улыбнулась и юркнула обратно в сестринскую, откуда и появилась несколько минут назад.
Бригада из пяти девушек-практиканток вяло побрели прочь, вовсе не горя желанием осматривать это отделение.
—Это же надо было именно нам первыми сюда попасть! — пробурчала одна из «засланных». — Другие, вон, в чистеньких палатах бабушек с ложечки кормят, а мы в «психушку» угодили. «Поработайте до обеда и я вас отпущу!» — передразнила она толстуюмедицинскую сестру. —Саша, пойдем хоть покурим? — последовало через некоторое время хмурое предложение в адрес ее сокурсницы.
Они пошли. Сквозь весь коридор, на лестницу, ведущую вниз, где на узенькой площадке лестничной клетки, рядом с приоткрытым зарешетчатым грязным окном стояла жестяная баночка из-под консервированной кукурузы, почти до середины забитая окурками — место для курения пациентов и персонала.
—Да ладно тебе, Ева, здесь не так уж и плохо! — оглянувшись по сторонам, сказала Саша своей спутнице, когда они неспешным шагом, чтобы не привлекать внимания шли вдоль длинного коридора палат. — Вот ты знаешь, что вчера мой козел придумал? Это же вообще! — начался монолог на привычную для Александры Галочкиной тему: «Какой же мой парень чмо, что мне от него нужно и как хорошо, что есть человек, которому все можно рассказать.» — Вот ты только послушай...
Далее Еве оставалось качать головой, соглашаться или не соглашаться со словами подруги и изредка говорить: «Ну, я тогда не знаю!». Не то, чтобы Ева не хотела слушать собеседницу, она считала Сашу своей подругой, но когда каждый день слышишь одно и то же, невольно начинаешь концентрировать внимание на чем-то другом.
Девушки достали из карманов белых халатов по пачке сигарет и закурили. Ева блаженно прикрыла глаза. Словно наслаждаясь едким, горьким дымом не самых лучших сигарет. Александра пыталась научиться держать сигарету по-женски, от чего выглядела с ней еще смешнее.
—Ты знаешь, я тут похудела на три кило! — радостно сообщила она в процессе разговора. — Мой просто в восторге! Теперь я в объемах уменьшилась на несколько сантиметров, в вес у меня…
Ева ее не слушала. Она смотрела в мутное от старости стекло двери, напротив которой они сидели в «курилке» и наблюдала за незнакомцем, сидящем, в свою очередь, на диване напротив.
—Кажется, я его знаю. — задумчиво проговорила она, — Только вот никак не могу вспомнить, откуда.
Ее подруга, отвлекшись на секунду от своего «интересного» повествования, тоже посмотрела сквозь стекло и сказала:
—А, так он же неделю назад еще в реанимации был! Помнишь, ты еще на него взгляды кидала?
Ева помнила, но не взгляды. Их не было, как, впрочем, и многого другого, что ей обычно приписывали

*Отделение было маленьким,всего четыре палаты по пять коек каждая. К тому же, оно было душным и жутко вонючим. Входная дверь, выводящая на пожарную лестницу, открывалась прямо в узкое пространство между двумя палатами. Далее был неширокий проход, поворачивающий влево, и плавно переходящийв длинный, просторный холл, который вел к операционному блоку.
Весь коридор был залит светом из расположенных по всей его длине огромных окон. Свет падал на пол, стены, частых прохожих в безупречных чистеньких халатах разнообразных цветов. Высокие накрахмаленные чепчики на головах персонала то и дело мелькали туда-сюда. Свет падал
Свет от ламп смешивался с косыми лучами пробившегося сквозь тучи осеннего солнца, облекая помещение в невероятно восхитительную дымку иллюзии реальности. Ева сидела на корточках в светлом коридоре, дышала неимоверно густым запахом разлитой на полу для дезинфекции перекиси водорода, устало прислонившись к стене. Ей было все равно, где и как сидеть, главное хоть на минуту скрыться от давящего на виски запаха смерти, запаха тлена и неизбежности, главное не убежать прочь, нет, остаться и ждать, когда сознание перестанет воспринимать чужую боль, страх, надежду как свои собственные чувства.
Это уже бывало. День-другой и она привыкнет, как и всегда...
Как всегда ее вновь передернет от вида белого больничного белья, светлых стен и ласково-жалостливого тона какой-нибудь особенно милосердной санитарки, которая спросит, тяжело ли ей учиться, покачает головой, но свои прямые обязанности выполнять не станет.Оставит выносить судно или подтерать рвоту с пола студентм-практикантам..
В самом деле! Зачем, скажите на милость, утруждать себя подобной чепухой, если есть кто-то другой, кто никогда не сможет возразить? А в свободное время можно и попить чай.
Ева привыкнет. Всегда приходится привыкать, почему же сейчас не сможет? А если не сможет, если не привыкнет, если...
Голова шла кругом, да еще и этот запах... Почему, интересно, именно в ее смену так необходимо было кому-то умереть? И теперь этот человек лежит на железной каталке прямо в узком проходе между второй и третьей палатами, на углу, накрытый белоснежной, холодной простыней.В единственном коридоре невозможно было пройти мимо умершего, не почувствовав непереносимый запах разлагающейся плоти, и не заметить, что под каталку уже натекла большая лужа посмертных жидкостей, котоые появляются после расслабления сфинктров. .
Девушку уже начинало мутить, но не от этого, а от духоты.
Внезапно ворвавшийся в ее голову смех заставил ее немного прийти в себя и даже встать. Смеялось по меньшей мере несколько человек. Как студентов, так, кажется. и персонала. Ева пошла на звук. С первых шагов в глазах потемнело, но, скользя ладонью по гладкой стене, она все же шла.
Мимо открытых настерж палат. Мимо неподвижно лежащих в них людей. Более всего походивших сейчас на овощи. Они были такие же желтые и синие, худые и не очень. —Каждый лежал на своей полке-кровати, ожидая, когда придет его час.
Еве было их жаль. Действительно жаль, как может быть жаль любимую кружку, нечаянно разбившуюся у всех на глазах: ты ее любила и могла бы даже расстроиться по этому поводу, но на тебя смотрят, и ты по неволе начинаешь бравировать, пытаясь скорее утешить себя, чтобы предательская жалость к бездушному предмету не выплеснулась наружу.
Девушка смотрела на людей, то мечущихся по своей постели, то спокойно лежащихна больничных простынях , и думал о том, что у каждого, или почти у каждого, из них есть те, кому они нужны.
Она дошла до поворота в отделение и на секунду остановилась: в лицо дохнуло жарким ветерком с запахом пота, духов и смерти... Сделав шаг за поворот, девушка увидела стоящую у последней, самой дальней палаты группу людей. Там была почти вся ее бригада и весь персонал реанимации, которые, столпившись у входа, смотрели в открытую дверь комнаты и громко смеялись.
—Что случилось? —спросила она, подойдя ко всем и пытаясь пробиться сквозь толпу, чтобы хоть что-нибудь разглядеть.
—Да Леська уже минут десять пытается внутримышечный тому парню, у окна поставить! — весело сообщила маленькая худенькая девчонка, подрабатывающая санитаркой в соседнем отделении. Сокурсница Евы попыталась протолкнуться поближе, чтобы рассмотреть всю картину происходящего.
— И чего же в этом смешного? —с неожиданной злостью в голосе спросила новоявленная зрительница представления. — Нас же обещали отпустить полчаса назад, вы ей, что, помочь не можете? Будем теперь тут до вечера сидеть, пока у нашей истерички руки трястись не перестанут? — резко спросила она.
Ева протолкалась вперед и встала на полшага впереди всех.
В палате стояло четыре койки вдоль стен, по две у каждой. У первой от окна, справа, то приседая на корточки, то нагибаясь к лежащему человеку, находилась девушка с коротко стриженными темными, грязными волосами, которые были забраны в маленький хвостик. Практикантка была в неопрятном халате, который висел на ней словно на вешалке, создавая имидж скорее санитарки, нежели студентки медицинскоговуза. В руках она держала несколько шприцов с лекарствами, не зная, видимо, с какого начать. Девушка то подходила к лежащему, нагибаясь над ним, то отступала на шаг, беспомощно, воровато оглядываясь на потешающуюся над ней толпу.
Ева медленно прошла вглубь помещения и жестко спросила:
— Ты что, даже укол поставить не можешь? — Олеся обернулась на голос, вздрогнув всем телом, и чуть не выронила из рук шприцы от страха.
— Нет, я просто не знаю.. .Мне казалось... не могу попасть... — девушка вся тряслась от страха перед затянувшейся работой и умоляюще смотрела на Еву.
— Что здесь у тебя? Давай сюда, будешь помогать. — пробурчала та, взяв шприц из рук сокурсницы, которая тут же приготовилась «помогать».
Ева склонилась над лежащим на больничной койке молодым человеком. На вид ему было лет тридцать, но Еве было сложно определить возраст этого человека, потому что выглядел он неважно. У пациента была сухая, слегка желтоватая, кожа, на руках, особенно на кистях хорошо были видны набухшие вены, на спокойном, почти безмятежном, лице не отражалось ни единой эмоции. У молодого человека были высокие скулы, чуть сдвинутые к переносице брови, и длинный, темные волосы, спутанными прядями разметавшиеся по постели.
Никаких внешних повреждений на теле пациента видно не было, поэтому о причине его состояния сказать что-либо было трудно. Молодой человек был подключен к аппарату искусственного дыхания, и ритмично поднимающаяся помпа за стеклянной стенкой прибора отмеряла ритм дыхания, нагнетаявоздух через гафрированную трубку, вставленную через рот в трахею пациента.
«Симпатичный — подумала Ева, глядя на лицо беспомощного «овоща» — Что же с ним произошло? Неужели, тоже алкоголик или наркоман, как большая часть здешней публики? Не верю»
Она и впрямь не верила подобным мыслям. Или ей просто не хотелось им верить. Сегодня на улице было так солнечно и тепло, как может быть лишь ранней осенью.
— Чего вы, девочки, так боитесь? — донесся до нее голос подошедшейдежурного врача отделения, которая пропустила большую часть спектакля. — Они же в коме, ничего не чувствуют. Можете учиться сколько угодно. Давайте, смелее, — понукала она к действиям, — им не будет больно, а вы получите неоценимый опыт практических навыков.
Ева откинула одеяло, протерла ватой со спиртом бедро «подопытного» и, не выражая особенных эмоций, погрузила иглу в плоть...
В первый момент девушке показалось, будто по коже лежащего перед ней человека пробежала дрожь, судорога, словно тот, о ком так безлико и непринужденно говорили еще несколько минут назад, просто спал. Словно он мог чувствовать боль...
Настоящую, живую, пульсирующую боль, боль от иглы, от лекарства, от прикосновения...
Боль лекарства от жизни...
А потом еще и еще раз — все четыре шприца, острыми иглами разорвавших плоть, проникших в глубь тела, они будто накалились от невыразимого крика души, крика о помощи того, чье тело недвижимо распростерлось на белоснежной кровати.
«Этого не может быть — рассеянно подумала Ева. — Нам же говорили, что они не могут ничего чувствовать Так просто не бывает».
Девушка, опустив голову, пряча, как всегда, некстати набежавшие слезы, отдала Олесе последний опустевший шприц, поправила одеяло и быстро вышла вон, борясь с желанием бежать. Она змеей скользнула за входную дверь и, стремительно сбежав вниз по лестнице до первого этажа, забилась под нее. Достала из халата сигареты, закурила...
Как здесь можно было не курить, когда все, о чем тебе так настойчиво и твердо говорили последние пару лет рухнуло в один миг? Когда ты и только ты видишь произошедшие перемены, рассказать о которых — значит встать на место своей одногруппницы, над которой смеялись лишь потому, что у нее дрожали руки, а что же сделают с человеком, у которого дрожит душа? Да и кто сможет это увидеть, кто поверит в боль того, чье тело уже давно заведомо списали на свалку отходов общества?
Если весь мир веками пытается найти лекарство от смерти, так почему же он не позволяет людям самим искать для себя лекарство от жизни?
Наверное, Ева могла бы размышлять об этом еще долго, но она услышала, как ее зовут обратно, и, выбросив не дотлевшую даже до середины, сигарету, пошла обратно.Ее ждали большие окна широкого коридора и запахи...
*Какой вкус у смерти? Не тот ли, что обычно бывает у жизни?

Их действительно отпустили к обеду. Даже раньше. Ева шла по узкой, всего для одного человека, тропинке, которая змеей извивалась через реденький лесок, через крепкий широкий мост, прямо до шоссе. После моста надо было пройти еще метров тридцать, до остановки общественного транспорта. Она не курила, она слушала голоса идущих впереди подруг, шум проезжающего мимо транспорта, звуки падающей с веток воды, хлюпанье жидкой грязи под ногами, которая еще утром была чистым снегом, а сейчас превратилась в мутную черную массу.
Перед ее глазами плыли картины прошедшего дня: угрюмые, темные палаты, стены которых были скорее похожи на доски гробов, выкрашенные дешевой синей краской. Такие же безжизненные лица людей, каменные выражения врачей и сестер, безразличная радость в разговорах.между ними и пациентами, пасмурная, тяжкая, мокрая погода, бьющая из зарешетчатых окон. Звук удара металлической двери о косяк — звук, за ее спиной, когда все они — счастливые и молодые, здоровые и сильные, они, люди — выходили от людей.
И взгляд, взгляд человека, образ которого словно преследовал теперь Еву.
Сквозь стекло, когда они с Сашей прогуливались по больничному коридору, когда просто сидели где-нибудь на диванчике — везде Ева чувствовала, будто он смотрит на нее, то ли обвиняя, то ли благодаря за причиненную ему когда-то давно боль.
Будто он мог ее помнить.
Но он не мог, и девушка это знала, не мог, потому как где бы он ни был тогда, лежа на больничной постели, но уж точно не здесь. Там были другие миры м другие люди, другая радость и другое горе. Там не могло быть ее. Как не могло быть, например, грусти или страха: там все было другим, но в том, что это было Ева не сомневалась.
Говорят, все мы были на другой стороне, только каждый раз, возвращаясь обратно, забывали о ней навсегда, а в сознании оставалось лишь одно: дежа-вю.

— Как его зовут? — спросила Ева у одной из сестер, когдапришла на практику на следующий день.
— Юстаф. —ответила та. — Правда, чудное имечко? Надо же было его родителям двадцать семь лет назад так обозвать свое чадо! И, ведь, русский же сам, вот что удивительно! А тебе-то зачем? — вдруг спросила она.
— Да так, просто, интересно стало. — ответила девушка, пряча улыбку. Ева подумала о том, что родители Юстафа знали то, чего не мог знать обычный человек, потому и дали своему ребенку такое красивое и странное для этой страны имя.

На следующий день пошел дождь. Мелкие, похожие на бисер, капельки воды яростно стучали в ветхие стекла больницы, словно грозились разбить старый памятник былому строительству. Было тихо и тоскливо, словно сегодня кого-то не было рядом.
Саша о чем-то вяло беседовала с тихоней Лесей, Светка показывала всем фотографии своего ребенка, у Наташки, как всегда при виде процедурного кабинета, что-то срочно разболелось и теперь она боролась с двумя чувствами: покорчиться в припадке дикой боли или все же посмотреть интересные кадры на фото, а Ева ждала, когда вновь сможет поймать на себе взгляд суровых карих глаз.
Белое осеннее солнце единственным светлым пятном проглядывало сквозь неплотные, но полные дождя тучи, напоминая о своем присутствии лишь тем, что за окном был день, а не ночь.
— Ух ты! Откуда это у тебя такой синяк? — спросила у Евы чуть погодя Света, кивнув наруку Евы, на запястье которой и впрямь красовался большой синий овал.
Девушка спрятала правую кисть в карман халата, бросив короткое: «Осталось со вчерашней тренировки.»
Юстафаона так и не встретила ни разу за всю смену.
День медленно клонился к концу. Дождь за стеклами сменился резкими порывами ветра, которые срывали с деревьев последние оставшиеся на ветках листья. Бригада практиканток скучала, а на маленьком железном столике в процедурном кабинете одиноко и сиротливо притаился шприц с витаминами, набранный Евой для того, кто сегодня так и не пришел.
— Скажите, — обратилась девушка к одной из сестер отделения, — Почему один укол остался? Вроде бы все пришли...
— Да нет! Молодой мальчик из шестой палаты не приходил, его, кажется, вчера в «наблюдательную» положили. Надо бы, кстати, сходить, он там один, поставить ему витаминчик! — засмеялась пожилая сухопарая женщина в белом халате. —Вот ты спрашивала — ты и сходи к нему, — обратилась она к Еве. — Тебя, кажется, Ева зовут?
Девушка кивнула, подходя к столику и беря с него единственный шприц с прозрачным содержимым.
— Вот и иди! Не бойся, он не буйный, — добавила она вслед уходящей девушке.
Ева шла по длинному темному коридору, сжимая вкармане шприц . Она не могла понять, почему? Почему он так поступил, что сделал, и к чему стремиться душа такого человека, человека, который чувствовал боль, зачем и что он сделал, пока ее не было?
Она хотела знать. На ее глазах блестели слезы. Слезы жалости, бессилия и страха... Она боялась, что ошибается в нем и он всего лишь один из тех, кто слышит голоса.

*— Потерпи немного, — шепнула Ева бессознательному человеку с темными волосами, когда вновь пришла к нему в палату реанимационного отделения, сжимая в руке большой шприц. — Я же вижу, —говорила она, легонько касаясь его холодной руки, — что ты все чувствуешь. По твоему лицу пробегает еле заметная тень каждый раз, когда я касаюсь тебя. Я вижу, как мучительно дергаются уголки твоих глаз.. всякий раз, когда кто-то вновь оттачивает на тебе *навыки медицины.

Ева остановилась перед тяжелой решетчатой дверью, затянутой толстым куском стекла, за которой лежал на кровати единственный нынешний обитатель этого места. Он не былпривязан к поручням кровати, его руки были свободно лежали вдоль тела, а взгляд карих глаз был устремлен в потолок. Юстаф не повернулся в сторону открывшейся двери, не двинулся с места, когда девушка подошла к нему и попросила повернуться к ней спиной.
Лишь после второй просьбы он лениво скользнул взглядом по лицу практикантки иподчинился. Ева сделала то, за чем пришла и уже собиралась уходить, когда он заговорил. Его голос был тихим, приятным, немного низковатым и безумно грустным. Казалось, будто вся скорбь, все несчастья слились в одном человеке, чья жизнь уже давно превратилась в нечто особенное.
В нечто невыносимо гадкое. Нечто никчемное, жалкое, в то, что душащим бременем сидит на шее каждого, то, к чему стремятся и от чего бегут, то, что называется жизнью, жизнью того, кому она не нужна.
— Откуда у тебя синяк? — спросил он, кивнув на руку девушки.
Та вздрогнула. Как от неожиданного прикосновения. Но все же ответила:
— Со вчерашней тренировки осталось... Я состою в Историческом Клубе... Ну, знаешь, там, оружие прошлых веков, исторические костюмы... Вот.
Девушка сама удивилась тому, как несмело звучит ее голос, будто она стояла перед строгим учителем, пытаясь найти более-менее разумное объяснение своему поведению.
— Я тоже раньше там был. —грустно улыбнулсяЮстаф. — Как тебя зовут?
— Ева. — она подошла к его кровати, положила использованный шприц в карман, присела на край постели.
— Юстаф. — сказал, в свою очередь, молодой человек. — Хочешь поговорить? — задал он тот вопрос, который полагалось, в общем-то, задать умелой медсестре, которую уже несколько лет учили беседовать с пациентами.
Но его задал он.
Она кивнула...

— Ты знаешь, — говорил он, сидя напротив Евы на стуле, не мигая глядя в стену, поверх головы девушки, и слегка улыбаясь, —в моей жизни не на что было жаловаться. Все как у всех: дом, родители, работа... С семьей вот только не сложилось, но это не беда. Думал, еще успею. — Юстаф грустно усмехнулся, а его собеседница немного смутилась. — А месяц назад, когда я лежал и думал о том, что скоро в Клубе будут соревнования, я услышал голос.
Он был женским. Кто-то жалобно, из последних сил просил о помощи. Просил не меня, но я это слышал. «Какая чушь! — подумал я тогда. — И чего только ночью не пригрезиться!» А потом еще и еще раз. Женщина, это я понял из ее слов, была довольно молодой и по своему счастливой: у нее тоже был дом, был любимый человек, был смысл... Не было лишь защитника.
Она называла их Воинами Миров, которые искали ее по неизвестным причинам, стараясь причинить боль и страх... В одну из таких ночей я дал ей слово быть ее защитником. Тогда она спросила, знаю ли я, на что обрекаю себя? Я не знал. Но спрашивать не стал.
Мне все казалось игрой, я думал, что пообещав ей свою помощь, избавлюсь от этого голоса навсегда.
Как же я тогда ошибался!
А на следующий день они пришли ко мне... Я не считал себя трусом, в жизни меня мало что могло испугать по-настоящему, но тогда я так и не смог уснуть.
Следующей ночью в мою комнату вошла мать и сказала, что ее разбудил мой крик. В полной ночной тишине я кричал.. Когда она вошла, в моих руках был тонкий металлический стилет — подарок старого друга-коллекционера, с которым я бросился на мать, ожидая, конечно, не ее...
Она сказала, что мне еще можно помочь и я оказался здесь. Один из здешних «умных» врачей, который очень долго со мной беседовал, сказал ей (я слышал случайно), что моя болезнь называется «маниакально-депрессивный психоз». Может, он и прав, потому что голоса я больше не слышал...
Ева сидела молча. Она не могла поверить в то, что сейчас слышала. Все, все до последней детали, было так похоже на то, что творилось когда-то с ней. Отличие было лишь в том, что она ничего никому не говорила, а все голоса, которые она когда-либо слышала, она скрывала в себе.
Нет, они редко просили ее о помощи, но, когда это все же случалось, в такие ночи ей снилось, как она, в легкой, искрящейся броне, на лошади, с прекрасным мечом встает на защиту тех миров, где ее ждали.
Она считала все это сном. Она не верила им до конца, как не верила когда-то в то, что люди, находящиеся в коме, могут что-либо чувствовать.
Девушка не могла произнести ни слова, понимая, как предательски подступают к горлу горячие, душащие слезы. Ей хотелось лишь попросить прощения у того человека, которого она не смогла защитить, человека, судьба которого отличалась от ее лишь тем, что он не стал молчать, пытаясь донести до всех людей то, чему его учили там, на другой стороне, там, за гранью сознания, куда каждую ночь отправляются души спящих, там, куда каждую ночь отправляется она сама...
Но все же Ева спросила, растягивая слова, потому что на глазах уже появилась застилающая дымка слез:
— Юстаф, как же ты попал в реанимацию? Ведь, насколько я знаю, никто так и не выяснил, что именно с тобой произошло.
Он посмотрел ей в глаза, которые Ева все же подняла. Они блестели от слез, но голос пока что оставался более-менее твердым. Его взгляд обжигал, бросая то в жар, то в холод; было в глазах этого человека нечто такое, что заставляло Еву внутренне сжиматься в комок, словно от лизнувшего руку случайного язычка пламени костра, когда ты пытаешься подложить в него дров.
— В одну из ночей Они все же победили... Как и должно было быть — я не слишком-то хороший мастер. Последнее, что я помню, как из рассеченной груди хлынула кровь, заливая ковер на полу. Я упал на одно колено, зажимая рану рукой, а потом поднял глаза, чтобы встретиться взглядом со своим палачом и со смертью. Я тогда не хотел умирать, так и не узнав до конца, во что же ввязался.
— Ты не веришь мне? — прямо спросил Юстаф, глядя Еве в глаза. — Я тебя не виню. В такое действительно сложно поверить. —он опустил голову, провел рукой по волосам, забранным, теперь уже, в аккуратный хвост.
— Хуже всего то, что я как раз тебе верю. — отрешенно улыбнулась девушка. —И теперь я не знаю, что мне делать, не знаю, как с этим жить...
Она встала с его постели и подошла к нему, положила руку на плечо того, кто стал ей ближе всех в этом мире.
— Скажи, почему тебя отправили сюда? — решилась она, наконец, задать мучающий ее весь день вопрос.
— Вчера я сказал врачу, что мне не долго осталось жить. — ответил он, слегка коснувшись ее пальцев теплой рукой.
Ева уткнулась ему в плечо и тихо заплакала. Она поняла, зачем он рассказал ей все, поняла, почему вообще выбрал для этого разговора именно ее: он поверил ей, поверил еще с того дня, когда она впервые прикоснулась к нему, он ждал от нее помощи, ждал ее... А она не поняла этого.
— Я помогу тебе. — сказала девушка, когда перестала плакать, после того, как он сказал ей: «Не плачь».
— Спасибо, но я не думаю, что ты сможешь помочь.
— А вот это мы еще посмотрим. — резко отстранившись от Юстафа, твердо и холодно сказала Ева. — Ты не один, кто слышал голоса. Слышишь, Юстаф? Ты не один ни здесь, ни где бы то ни было!
— Ты пойдешь со мной, Ева? — спросил он. — Пойдешь туда, где нет лекарства от жизни?
— Да, — ответила она.
Никто не заметил, как двое людей исчезли из-за общего стола жизненного праздника, как ушли они вместе туда, где вкус жизни не отдает затхлым запахом смерти, где нет лекарства от самих себя, туда, где все голоса обретали свои лица

ЭПИЛОГ
Не удержать
В руках обломки скал,
Не отыскать
Того, кто ветром стал,
Не пожелеть
И не сказать «прости»,
И не успеть
Его уже спасти.

Дельфин и Стэлла. «Eyes.»

04.03.2004.
1:35.
ЭМИНА.

@музыка: Дельфин и Стэлла "eyes"

@настроение: обидное

@темы: Творчество. Рассказы.

---

Когда-то была война...

Этот мир, да и моя страна в частности, испытали много войн Война - это ужас, это кровь и боль, это смерть и потери, это невыносимое горе и слезы, это дым пожаров и страх смерти.
Но что же еще? Война - это сплоченность, объединение одной идеей, самопожертвование и доблесть. Причастность к одному, великому, делу, видимость цели, путь и сила этого пути. Нет, я не желаю войны здесь и сейчас. почему? нет, вовсе не потому что я против насилия. просто я понимаю, что лично я, как и моя семья, не выживут еще в первой волне. но можно и поспорить с тезисом о том, что нам война не нужна. предлагаю рассмотреть объективные факты и субъективные домыслы происходящего в наше время и в нашем мире.
Итак, начнем с фактов.
1. Погибла команда "Локомотива" города Ярославля. Почему? старые самолеты, человеческий фактор, судьба? последнее отбросим, как не являющееся фактом. тогда обратимся к двум пред идущим причинам. самое оригинальное в том, что отвечать будут либо уже мертвые пилоты, либо мелкие сошки. коррупционеры, растратившие бюджет на ремонт и подготовку техники и пилотов останутся чистыми. и эта практика тоже является фактом, доказанным уже не один раз.
2. Утрата многочисленных памятников культуры и истории. схема проста: нанимаются рабочие, якобы, для реставрации объекта, которые разламывают все, что могут, а потом заявляют о том, что ремонтировать уже нечего, спасать тоже, да и не выгоднее ли построить на месте новый торговый центр. опять же о причинах - отмывание денег на объектах стройки является делом гораздо более прибыльным, чем меценатское реставрирование культурных и исторических объектов. если делать такую работу честно, выгоду получат только горожане, любующиеся объектом реставрации после. а как же денежки в карман?
3. Вынесение приговора о изнасиловании господину Макарову. его обвинили в преступлении против его собственной восьмилетней дочери. суду показалась его вина доказанной на основании результатов полиграфа, проводимых специалистом с сомнительной репутацией, и одного рисунка дочери Макарова. учтем тот факт, что девочка является ученицей художественной школы, воспитывается в среде обще доступной информации и волнение отца при прохождении процедуры полиграфического исследования в связи с абсурдностью обвинений. а теперь самое интересное: по заключению гинеколога девочка никогда не имела никаких отношений, выходящих за рамки обычного поведения отца. то есть, сама пострадавшая таковой не является в виду отсутствия каких-либо насильственных действий. девочка - "девочка". так за что осудили отца?
4. Избиение и издевательства над учителями в школах со стороны учеников. сюжеты о том, как школьники открыто снимают на камеры увечья, побои, унижения и убийства учителей уже заполонили интернет. сами "детишки" в кабинете следователя открыто смеются в лицо полиции и заявляют о том, что наказание может быть применено к ним только после 14 лет, а до этого момента можно убивать, насиловать и увечить? выходит, что так.
5. Массовые драки, подобные Манежной площади. противостояние различных этнических групп, выливающиеся в закрытое и открытое противостояние, результатом которых становятся драки, убийства, изнасилования, угрозы и общая сплоченность приезжих на фоне массовой разобщенности коренных дителей. Итог: расправы над малолетними девочками со стороны приезжих, убийства молодых людей, замещение ключевых позиций в торговле розничной и оптовой кавказцами и иными личностями не славянской национальности, общее мнение последних о безнаказанности и возможности внедрить и жить по принятым на исторической родине понятиям культуры и поведения. иначе, оры и крики под окнами на чужом языке, раздражающем слух, ношение холодного оружия, открытые лозунги о сплоченности кавказского братства против славян, запугивание и откровенно хамское поведение в сторону коренных обитателей наших просторов.
6. Низкий уровень жизни людей с ограниченными возможностями. Тут распинаться не стану. скажу так: если ты ограничен физически и не живешь в Москве, можешь сразу протягивать ноги и даже не пытаться найти работу, устроить личную жизнь или посетить какие-либо культурно развлекательные мероприятия. то есть, жизнь человека заканчивается на получении травмы или увечья? А родные и близкие не вечны, к слову сказать. да и им самим тоже надо жить, а не только быть рядом на дороге с незрячим, "калясачником" или одноногим человеком.
7. Плохая экологическая обстановка и перевод экономики и продуктовых ГОСТов на американский манер. Как следствие, производство продуктов питания с добавление глютомата натрия и иных добавок. Экология и продукты, выращенные на химии и антибиотиках привели население к генным мутациям и потере здорового генофонда поколений. Глютомат натрия вызывает привыкание за счет усиления яркости вкуса продуктов, он так же ведет к нарушению обмена веществ, а через некоторое время добавка встраивается в генотип человека и приводит к необратимым последствиям и мутациям.
На этом факты негативные я предоставлять перестану и перейду к домыслам.
1. В жизни много интересного. К примеру, кино,музыка, интернет, игры и корпоративные вечеринки. в общем, жизнь обычного менеджера бьет ключом?
2. Закон о материнском капитале и стимулирование рождения детей. как следствие, дети от приезжих, роды ради капитала, общая незаинтересованность в воспитании на фоне рьяного интереса к наличию детей, как факта. и что? заселение приезжими, но богатыми людьми любых свободных районов городов, смешанные семьи и потеря чистого генофонда. По моему субъективному мнению, нынешние дети никому не нужны, предоставлены сами себе и воспитаны в обстановке безнаказанности и вседозволенности.
3. Развитая инфраструктура развлечений и наличие огромного количества кафе на фоне отсутствия доступности посещения подобных заведений ввиду отсутствия средств. итак, молодые и дерзкие дети обеспеченных родителей покупают права, собираются по клубам, кафе и просто на улицах, мешая спать и жить обычным людям. как следствие, пьянство первых и дискомфорт вторых. наличие большого количества свободного времени, отсутствие понятия о том, как достаются деньги, смещенные рамки моральных и социальных норм, агрессия и понятие о том, что родители всегда все решат.
Остальные позитивные моменты жизни, я думаю, можно изложить одним списком: радости жизни и светлые моменты укладываются в понятие "смотри на жизнь веселей". потому что только собственное, субъективное. мнение может убедить человека в том, что в мире все в порядке. следовательно, фактических подтверждений этому нет. люди бегут от осознания разрухи в телевизор после работы, топят проблемы в спиртном, употребляют наркотики и проводят жизнь за играми и бесполезным существованием. каждый из нас забыл о том, что значит Поступок, с большой буквы, а не просто значение данного слова.

Итак, нужна ли этому миру война для встряски и выплеска накопившейся энергии, нужны ли новые технологии, программа развития модели Европы или Америки, решать не мне, а каждому из нас. Но я считаю преступным не замечать и не стремиться понять деструктивный путь нашей планеты, удачно замаскированный веселыми рекламными роликами и выступлениями глав государств. разве человечество полностью состоит из зомби, которым можно внушать свою волю бесконечно? разве не понимает каждый из нас, что накопление агрессии и потеря стремления быть причастными к одной, великой, цели, - это путь разрушения, ведущий в тупик?
Дети убивают матерей и отцов, родители убивают детей, школьники еще в начальных классах ругаются матом и рожают детей в 13 лет, государство не способно обеспечить, дать, достойное лечение и пособия для инвалидов и детей с неизлечимыми заболеваниями, техника устарела, взятки и коррупция процветают, стариков убивают на улицах их же внуки, приезжие чувствуют себя еще свободней, чем дома, полиция и суд ищут и осуждают невиновных, гласность не дает ничего, даже общественного резонанса. и все это происходит под радостные звуки ярких реклам, задорных выступлений политиков по каналам СМИ и общее зомбирование на тему "жизнь прекрасна, все хорошо, ничего не случилось".
И после всего этого в нашей стране хотят запретить людям курить и пить? смешно, граждане, это же просто смешно! да вы бы еще секс запретили и тогда уж точно жить было бы не за чем!

p.s. решается вопрос о запрещении "скайпа", как программы, не позволяющей отслеживать переписку граждан. так как я использую открытый ресурс, я могу надеяться на то, что моя запись может быть просто удалена за не политкорректные высказывания.

@настроение: боевое

@темы: грани разумного, Цикл публикаций.

---

Смутные дни

Это рассказ писался в подарок двум героям произведения. Я взяла прозвище одного из них, который и рассказал мне эту историю, намеренно умолчав о втором. Не думаю, что настоящие имена действующих лиц сейчас могли бы на что-то повлиять, но тогда мне казаллось по-другому.
этот рассказ является куском из долгой истории долгосрочного саботажа агентурных контор Властей Паутины, развязка которой происходила на моих глазах несколько лет назад.
у каждой медали есть две стороны, в этой истории я описала только одну. но не стоит забывать и о том, что у медали есть ребро,тонкая и узкая грань, по которой приходится ходить людям, являющимся агентами Паутины, чтобы не соскользнуть ни на одну из сторон.
думаю, не стоит говорить о том, что со спецификой работы я познакомилась лично, да и о том, что герои любимы мною лично, как люди, - тоже.


Смутные дни
Какие смутные дни,
Как дышит ветер тревог.
И мы танцуем одно
На пыльной ленте дорог.
Как будто клятва дана —
Ничем не дорожить,
А только в этих волнах
Кружить.
Так закипай же в крови женьшеневый сок.
Пропадай душа, беги земля из-под ног.
Так лети голова вместе с листьями вниз.
Такие смутные дни, такие смутные дни.
И закипает в крови женьшеневый сок,
И чей-то пристальный взгляд нацелен
Прямо в висок.
Так лети голова вместе с листьями вниз.
Такие смутные дни, такие смутные дни.
Пикник «Смутные дни»
Пролог

Чёрно-белые полосы, бегущие одна за другой, сливающиеся в сплошную пелену неразборчивых снов. Светлая полоса удач: и кажется, что не всё так плохо, что есть ещё хорошие люди, которые понимают, что и твоя работа кому-то нужна. Мир выглядит девственно чистым и прекрасным, утро начинается с солнечных бликов в глубине души…
Тёмная полоса. Какая душа, о чём вы? Нет её, да и не было никогда. Всё, что есть, так это только несколько отделов головного мозга, отвечающие за размножение, насыщение, сон и прочее, без чего не возможно существование. А души нет. И не было никогда, иначе она должна была бы уже забиться в самый дальний угол и сидеть там безвылазно.
Мир вокруг тебя плывёт, кружится всё быстрее и быстрее, стремительно набирает обороты, сливается внутри множеством голосов и рассыпается, падает вниз сотнями осколков. После этого наступает пустота и тишина. Кто ты, кем был и кем мог быть? Для чего ты живёшь и есть ли у тебя шанс жить по-другому? Стоял ли когда-нибудь перед тобой выбор, как поступить, чтобы от этого зависела жизнь?
Кто прав, кого выбрать, как поступить?
«Собака! Мразь! Ублюдок!»
А ты только стоишь и смотришь на дело своих рук. Ты не можешь иначе, потому что иначе — ещё хуже. Но никто, кроме тебя не знает об этом. И только ты способен увидеть и понять, что причиненное тобой зло — на самом деле лучшее из всего, что могло быть. Сознательно взяв ответственность на себя, ты слушаешь крики и смотришь вдаль, не оборачиваясь и не глядя в глаза тем, кто кидает камни тебе в спину.
«Ты убил её! Ты хуже всех! По тебе виселица плачет!»
Хочется сказать: «Спасибо, что хоть кто-то по мне ещё плачет». Что отличает человека от животного? Чем человек заслужил себе право «венца творения»? И почему же так хочется оторвать руки этому Творцу? Если поговорка о том, что человек, меняющий себя, меняет окружающий мир, то мы все должны были бы жить во времена динозавров, когда людей не было вообще. Потому что с тех пор, как появился человек, он не менялся

Часть первая. Транс

— Седьмой первому. Объект вышел из помещения. Гражданских вокруг почти нет, минимальная угроза населению. Вероятность успешной операции восемьдесят процентов.
— Первый седьмому. Начать операцию. Уровень допустимых жертв не ограничен.
— Повторите, первый?
— Уровень не ограничен, седьмой. Что не ясно?
— Всё ясно. Приступаю.

…Из здания Администрации вышел мужчина среднего роста, в спортивной куртке, тёмной шапке, джинсах и высоких ботинках на «тракторной» подошве. Он постоял немного у входа, посмотрел на большие стеклянные двери здания и, закурив, пошёл прочь. Яркое солнце заливало всё вокруг, слепило глаза и отражалось от больших сугробов белого снега, который хрустел под ногами. В какой-то момент человек остановился и посмотрел вверх, на крышу дома через улицу. Он горько улыбнулся и покачал головой, словно с чем-то не соглашаясь.
— Ты был прав, — сказал стоящий посреди дороги человек, указывая рукой с сигаретой на крышу дома.
На дороге, где он стоял, вывернув из-за угла, показалась большая тёмная машина. Человек перевёл взгляд на неё, потом на крышу, затем снова на машину. Автомобиль был уже в нескольких метрах от него. На крыше дома что-то блеснуло, растворяясь в лучах солнца. Четыре метра до стоящего человека, три, два…
— Солнце яркое, у тебя прицел неверен, — сказал человек, вновь бросив взгляд на крышу.
Выстрел был тихим, почти неслышимым даже для снайпера. Он вздыбил снег на том месте, где только что стоял вышедший из административного здания мужчина . Раздался визг тормозов, и машину занесло на скользкой дороге. Из неё тут же выскочили три человека.
— Что происходит?! Где он?! — закричал один из них, одетый в чёрное пальто. — Блин!
Несколько пуль просвистели рядом с его головой.
— Кто там стреляет? Дать приказ об отмене! — бесновался человек, пока два его спутника что-то быстро говорили по рациям, пытаясь дать отмену снайперу на крыше.
— Снайпер не видит объект, — доложил один из подручных.
— Какого чёрта?! Куда он делся?!
Несколько секунд все трое осматривали улицы, пытаясь выяснить, куда пропал «объект».
— Сюрприз! — раздался голос за спиной человека в пальто. — Ты же не думал, что я сбежал?
Человек в пальто обернулся, и сильный удар в лицо повалил его на землю. Пропавший человек выхватил из куртки пистолет и несколько раз выстрелил в подручных прибывшего оперативника. Затем он присел рядом с лежащим без сознания человеком, быстро вытер с оружия отпечатки пальцев и вложил пистолет ему в руку.
Потом он сел в машину, дал по газам и скрылся.Конечно, у Административного здания имелись наружные камеры слежения, запись которыми велась беспрерывно, но исчезнувшего на угнанном автомобиле человека это нисколько не волновало.

В клубе было немного темновато, играла музыка в стиле «транс», люди выпивали у барной стойки и танцевали. Тут и там сновали девушки «нетяжёлого» поведения, заискивающе улыбаясь всем и каждому, бармен с каменным лицом протирал стаканы и подавал коктейли, некоторые мужчины беззастенчиво смотрели на танцующих девушек, а женщины искали глазами объект для секса на предстоящую ночь.
— Привет, Агент, — бармен поздоровался с человеком в тонком серо-чёрном свитере, который сел на высокий стул у стойки. — Как жизнь?
— Не жалуюсь, Мик, — он пожал руку бармену. — Налей чего-нибудь покрепче.
— А говоришь «не жалуюсь», — укоризненно покачал головой бармен, наливая в низкий стакан коричневой жидкости.
— Люблю тебя, Мик, за твой юмор, — Агент взъерошил волосы на голове, от чего они стали торчать в разные стороны, что выглядело весьма стильно в подобной обстановке.
— О тебе тут, кстати, спрашивали недавно, — сказал Мик, наклонившись к посетителю.
— Кто?
— Да вон сидит, напротив тебя, — бармен кивнул вперед. — Я всё хочу тебя спросить, Агент — это прозвище или имя?
Посетитель обернулся и посмотрел в сторону, куда указал Мик. Его глаза встретились с глазами сидящего за столиком мужчины.
— Это работа, — коротко ответил посетитель. Музыка стала громче, звуки заполняли всё вокруг, танцующих поприбавилось, и теперь вся площадка перед небольшой сценой была заполнена изгибающимися под странные звуки людьми. В мерцающем с разной чистотой свете лампочек разного цвета были видны руки, поднятые вверх, короткие юбки, стильные штаны, сумасшедшие причёски… Девушки ласкали в танце сами себя, мужчины, нередко, пристраивались к ним и продолжали это занятие.
Агент смотрел на сидящего напротив, через проход, человека, не двигаясь. Оружия у него не было, бежать было некуда.
Звуки заполнили пространство в голове и отошли на задний план. Музыка, люди, движения тел, глаза противника. Агент понял, что проиграл, но не спешил признавать своё поражение.
В какой-то момент всё происходящее вокруг него стало замедляться: музыка становилась тягучей, движения танцующих — медленными и плавными, а в душе разрасталось чувство пустоты.
Человек погружался в транс, который заполнял его до предела. Агент встал, расплатился за выпивку, взял с собой стакан и пошёл к противоположному столику.
— Твой план был хорош, — произнес человек в пальто, глядя на Агента. —спрятаться под нашей машиной, подождать, пока мы из неё не выйдем, не отдадим приказ снайперу... Интересно, почему он промахнулся?
— Надо было тебя убить, Майк, — покачал головой Агент.
— Надо было, — согласился тот. — Но теперь я отдам приказ о ликвидации твоего друга Лайка. Он не выполнил приказ, не пристрелил тебя, как должен был… Ты же не думал, что в редакциях, куда ты носил украденные тобой материалы, нет наших людей? — мужчина откинулся на спинку стула и довольно ухмыльнулся.
— Я найду человека, который не испугается опубликовать материалы о ваших грязных делах, — ответил Агент.
— О! — сделал вид, что удивился его собеседник. — Конечно, кто-то, возможно, и найдётся, только вот маленькая деталь, о которой ты, кажется, забыл. Это и твои дела, агент Паутины. Ты же не думал, что сможешь избежать участи всех работников? Каждый из нас когда-то подписывал бумаги на ликвидацию своих партнёров и друзей. Поэтому и существует правило о том, что близких людей среди агентов у тебя быть не может. Оно одно для всех, Агент.
Ответить Агенту было нечего…

Часть вторая. Хаос

Часы отмеряли секундными стрелками время, которое медленно приближалось к полуночи. Мужчина с короткими тёмными волосами лежал на большой кровати, на которой скомканные простыни ещё хранили запах женских тел. Он был одет только в джинсы, курил, сбрасывая пепел в банку из-под маринованных огурцов, и смотрел в потолок.
Гости давно разошлись, оставив после себя горы мусора, сломанных в пьяном угаре предметов и побитой посуды. Хозяин квартиры лежал в той же позе, что и час назад., когда последний участник собрания «не анонимных алкоголиков» захлопнул за собой дверь.
Он думал о том, что надо заканчивать прожигать жизнь, перебиваясь случайными заработками. Следовало либо узаконить свою деятельность вольнонаёмного агента преступного мира, либо — податься в органы охраны правопорядка.
В голове молодого человека творился настоящий хаос. С одной стороны он мог себе позволить не думать о своём будущем. Скучать по молодому человеку в случае чего будет некому, детей у него нет, родных — тоже Характер позволял ему броситься с Гловой в новый омут приключений, а физическая подготовка вполне соответствовала требованиям агентов Паутины. Остальное, как говориться, приложится в последствие.
С другой стороны, он не раз отнимал хлеб у этих самых работников, уводя «заказы» прямо у них из-под носа. Как и откуда он получал точную информацию о предстоящих рейдах агентов спецслужб, оставалось загадкой для всех его друзей, за что, собственно, он и получил прозвище Агент.
— Я знаю, ты просто агент Паутины, работающий под прикрытием. Поэтому ты всегда знаешь, что и где, — сказала ему одна из девушек после того процесса, который обычно происходит ночью, когда люди расходятся по отдельным комнатам. — И когда-нибудь ты всех нас сдашь властям…
— Даже если бы это и было правдой, то я вряд ли стал бы так поступать, — ответил он.
— Ты считаешь, что у тебя был бы выбор? — усмехнулась она.
И вот теперь Агент лежал на застиранных простынях, впитавших в себя изрядное количество спиртного, пролитого на них, и различных других жидкостей. Он думал, что делать со своей жизнью дальше. Наверное, вступить в ряды тех, от кого он имел немало проблем в прошлом, будет настоящим сумасшествием. Зато этот поступок посеет хаос в их ряды и обезопасит его самого. Пусть немного, но зато хоть как-то.
К тому же, стоит держать друзей близко, а врагов — ещё ближе.
Хаос, всюду хаос. Музыка в этом стиле звучала сегодня весь вечер, в голове творилось нечто невообразимое, вокруг мир сходил с ума…
Так почему бы и нет?
Так он и уснул, с мыслью о том, что завтра пойдёт и сделает самый странный поступок в жизни.

— Итак, мы знакомы с твоим досье, поэтому решено было оставить тебе вместо кодового имени твое прозвище. С этих пор тебя будут называть Агентом, — человек высокого роста шёл рядом с новоиспечённым работником властей, рассказывая ему о предстоящей задаче и вводя в курс дел. — Меня зовут Майк. Я буду твоим наставником до тех пор, пока ты не пройдёшь испытательный срок. Как ты понимаешь, мы берём на работу не всех. Но, как гласит поговорка, держи своих врагов ещё ближе, чем друзей.
Майк коротко рассмеялся.
— Ты пройдёшь курс подготовки и через пару месяцев уже сможешь принимать участие в наших операциях.
— Когда я должен приступить? — человек по имени Агент посмотрел в глаза своему начальнику.
— Прямо сейчас, у нас творятся смутные дни.

…Через три месяца, когда результаты тренировок достигли максимальных результатов, Агент отправился на свое первое задание. В первый раз он не чувствовал, что его не ведут за ручку. Он был предоставлен сам себе и мог решать сам за себя.
Задание было не сложным. На первый взгляд. Нужно было проследить за человеком, узнать, что и куда он отнесёт, доложить о результатах, а в случае непредвиденной опасности уметь себя защитить.
Этого человека пришлось убить. Он оказался далеко не наивным гражданином, что принесло Агенту немало проблем.
Зато он на всю жизнь запомнил своё первое задание. Глаза человека, смотрящего на него, когда он спускал курок. Из рук убитого выпал пакет, когда тот упал на сухую землю где-то загородом, куда привёл Агента его след.
Агент поднял пакет, заглянул в него и обнаружил там бумаги, значения которых так и не понял. Он отдал их начальству, отчитался о произошедшем и забыл о случившемся. А вечером его пригласил выпить в бар сослуживец по имени Лайк.
— Ты знаешь, кем был тот человек, которого ты вёл сегодня? — спросил Лайк, после третьего стакана горячительного.
— Нет, — отрицательно покачал головой Агент.
— Он был редактором большой газеты, которая давно портит жизнь агентам паутины. Благодаря ней нас называют собаками. Но в этот раз у него находились действительно стоящие документы, благодаря которым нас можно было назвать и как-нибудь покрепче. Не нас конкретно, а кое-кого выше и влиятельнее. Так что ты помог паутине скрыть правду.
В последнюю фразу Лайк вложил изрядную порцию горечи.
— Ты, я смотрю, не очень любишь то, чем занимаешься? — осторожно спросил Агент.
— У меня свои причины на это. А ты ещё молод, не знаешь, куда попал. Знаешь, каких трудов мне стоило передать этому редактору бумаги? А ты его просто убил.
Такого поворота событий Агент не ожидал. Он посмотрел на Лайка и понял, что тот не шутит.
— Что было в документах? — спросил Агент.
— Ты действительно хочешь это знать? — усмехнулся Лайк.
— Я сам не слишком уважал закон, когда был обычным человеком.
— Хорошо, я тебе расскажу…

Часть третья. Техно.
С того момента, как Лайк поведал ему о настоящей, тщательно скрываемой ото всех стороне дел, прошло почти полтора года. Каждый день теперь превратился для Агента в бесконечную борьбу за выживание.
Когда он закрывал глаза ночью, то перед ними начинали проноситься картинки прошлых событий. В ушах звучала музыка — теперь он всегда брал с собой плеер. Мелькали вагоны метро, несущиеся на бешеных скоростях, мимо станций, мимо людей, мимо фонарей в тоннелях… Конечно же, поезда останавливались на станциях, только вот Агент этого не замечал. Он жил в постоянном напряжении от слов Лайка, ждал, когда за ним придут, когда отдадут приказ выстрелить в друга.
Агент падал на кровать, закрывал глаза и вспоминал прошлое. Вот он бежит по закрытой станции метро, прыгает через заградительные сооружения… Поезд, выезжающий из тёмного провала шахты, слепит его прожектором, он закрывает глаза руками, в которых держит оружие…
Время останавливается, он прыгает в сторону, стреляет…
Всё это время в ушах исправно слышатся звуки музыки в стиле «техно».
Агент оглядывается, подходит ближе к убитому им человеку, смотрит на его лицо, вспоминает своё первое задание. Он видит те же глаза, у всех его жертв глаза того редактора, он не может понять , почему…
— Там были данные о нашем отделе, о том, как они работают с людьми, — сказал Лайк. — Я сам собирал некоторые из этих материалов. Не думай, я тебя ни в чём не виню. Поработаешь немного — сам поймёшь.
Агент молчал.
— Только имей в виду, что когда ты это поймёшь, пути назад уже не будет.
Лайк встал и пошёл к выходу из бара. Его собеседник остался, медленно и верно напиваясь. Сам он в тот раз вышел на улицу, когда уже начинало светать. Там было сыро и холодно от прошёдшего этой ночью дождя. Агент пошёл сначала медленно, потом быстрее и быстрее, затем он побежал, не разбирая дороги, не глядя под ноги. Кажется, он падал, потом вставал и вновь бежал…
У своего дома он вновь упал, поскользнувшись на размокшей земле. Агент поднял голову и посмотрел на своё отражение в луже: волосы грязные, глаза сумасшедшие, с синими кругами под ними…
— От себя не убежишь, — сказал он сам себе и встал, медленно двинувшись домой.
Так прошло полтора года. Агент старался работать до тех пор, пока мог двигаться. Он соглашался на такие задания, от которых отказались все оперативники, чтобы только не думать о том, кто он, в кого превратился и как быть дальше. Он мог подняться среди ночи, выйти на улицу в любую погоду и просто пойти куда-то, спасаясь от мыслей.
В одну из таких ночей он пришёл в здание своей конторы, поднялся на несколько этажей, зашёл в комнату компьютерного управления и достал коды доступа на нижние этажи хранилища. Затем он спустился вниз, открыл тяжёлую дверь и вошёл внутрь святая святых. Коллеги по работе знали о его странностях, прогулках среди ночи и прочем. Также знали они и о том, что Агент являлся одним из лучших оперативников отдела, поэтому препятствий ему никто не чинил.
Агент взломал систему безопасности и нашёл там файлы отдела. Он скопировал три диска информации и вышёл прочь. Домой он решил не ходить и отправился в первый попавшийся ночной клуб. Музыка была приятной, хотя и немного тяжеловатой. Молодой человек сел за один из пустых столиков, взял себе крепкий коктейль и принялся ждать утра. Он знал, куда пойдёт, он знал, что времени у него меньше, чем ему нужно, он знал, что вряд ли доживёт до следующей ночи.
В кармане неожиданно зазвонил телефон. Агент поднял трубку.
— Твоя работа? — без обиняков спросил Лайк.
— Моя, — ответил Агент.
— Удачи тебе, я сделаю всё, что смогу, — сказал его друг.
— Себя только не подставляй, мне-то уже всё равно, я знаю, на что пошёл.
— Посмотрим, — на этом Лайк повесил трубку.
Утром Агент направился в самую крупную редакцию города, которая находилась в здании Администрации....

Ему указали на дверь со словами о том, что без чётких доказательств, нескольких проверенных источников информации и прочего публиковать никто ничего не станет. Когда Агент вышел в длинный холл, ведущий к выходу, он уже знал, что его ждут снаружи. Как знал он и то, что за этой редакцией следила его контора. Но пока играть по ее правилам, предпринимая ожидаемые от него шаги, было ему выгодно.
У больших стеклянных дверей его телефон пискнул, что возвещало о наличии нового сообщения. Агент достал трубку и прочёл: «Ты на мушке, друг. Лайк».
Агент спрятал телефон, усмехнулся и толкнул стеклянную дверь.

— Я ведь предупреждал тебя, что не стоит заводить себе среди нас друзей, ты меня не послушал, а теперь сам видишь, что вышло, — Майк явно получал удовольствие от своих слов, — но у меня к тебе есть предложение, — он заговорщицки нагнулся вперёд и посмотрел в глаза собеседнику.
— Меня оно не интересует, — поспешил «обрадовать» его Агент.
— Ты же ещё его не слышал, — сделал вид, что возмущён его коллега. — Ты отдашь мне файлы, которые украл, а я постараюсь тебе помочь. Лайк, правда, всё равно будет смещен с должности оперативника, но ему сохранят жизнь. Уволить тебя мы не можем, сам понимаешь. Нам ни к чему человек, который слишком много знает, разгуливающий на свободе. Но и убивать тебя мне бы не хотелось. Скажем, мы распределим вас по разным отделам. Ещё я могу стереть твоё досье с личными данными, в котором подробно описано, чем и как ты занимался до того, как пришёл к нам…
— Нет, это невозможно, — покачал головой Агент. — Я уже отдал все файлы в редакцию. И не в ту, за которой вы следили, — он усмехнулся, глядя, как лицо его собеседника зеленеет.
В этот момент раздался звонок телефона.
— Слушаю, — произнёс Агент, вытащив сотовый из кармана.
— Десять секунд, закажи что-нибудь покрепче.
На этом связь оборвалась.
— Кто это был? — спросил человек в пальто.
— Лайк, — ничуть не солгав, произнёс Агент. — Просил в память о старой дружбе взять что-нибудь покрепче.
— Тогда и мне принеси, — согласно кивнул собеседник. — И смотри без глупостей, — он выразительно отогнул левую полу пальто, за которой виднелась рукоять пистолета.
— Я возьму водку, чистую.
Агент встал и направился к барной стойке.
Пять, четыре…
Время словно остановилось, музыка стала медленной, люди прекратили так быстро двигаться, как раньше.
Три, две…
Агент подошел к барной стойке, заказал две порции водки. Мик быстро выполнил заказ…
Одна…
Негромкий хлопок оставил от столика, за которым только что сидел Агент, лишь воспоминания. Окружающие не пострадали. Взрыв былнаправленным.
Агент опрокинул в рот одну за другой обе порции спиртного, молча положил на стойку деньги и вышел прочь.
На улице его встретил Лайк.
— Неплохо, — хлопнул его по плечу Агент. — Мне понравилось!
— Пойдём, выпьем, — выбросил окурок его друг.
— Я только что пил, — ответил Агент.
— Но я-то ещё нет.
Они отправились в заведение поблизости, оттуда слышалась ритмичная музыка. К тому же, там должен был быть приличный выбор напитков и женщин. Что еще надо после долгого трудового дня?

— Второй, вижу их. Какие будут указания?
— Веди объекты, но осторожно. Приказ на ликвидацию не подтверждён. Как понял?
— Понял. Наблюдение не снимаю…
Эмина.
30.10.05.

@музыка: blu vortex

@настроение: рабочее

@темы: Творчество. Рассказы., Путешествия в поисках знаний. Иные реальности.

---

И это была правда...

Этот маленький рассказик родился из ниоткуда, когда я поняла,что некоторые люди преследуются мной только для того, чтобы переубедить их в том, что они считали правдой. Однажды я подумала о том, что есть люди, читающие мои рассказы на proza.ru Наверняка некоторые из них поклонники моего творчества, некоторые - нет. Но самое интресное в том, что я писала с тайной надеждой, что однажды мне придет на почту письмо от человека, который скажет мне, что хотел бы увидеть меня в жизни. мне всегда было интересно посмотреть на писателей в жизни. кто они и откуда, что едят, где обедают, как им приходят их сюжеты, и возможно ли, что целый роман может родиться из одной картины на улице?
моя надежда пока не сбылась. возможно, в этом виновата моя небрежность, возможно виноват мир, который стал слишком жесток к одухотвореным личностям, заставив их отсиживаться по домам, без надежды на общение с похожими людьми, с верой в заведомый провал идеи о попытке списаться.
но я так же поняла и то, что иногда сужу людей по первому впечатлению о них. несколько раз я даже думала, что ошибаюсь, но жизнь доказывала мне обратное. к тому же, этот рассказ посвящается моей личной потее веры, кризису доверия к богу и соплеменникам.
а вообще, судите сами, что там и как.

И это была правда…

Музыка была громкой. Никогда бы не подумал, что этнические этюды могут так звучать. Было в них что-то знакомое, до боли, до слёз… Да, слёзы… Как давно я не видел своих слёз, давил их, гнал прочь, чтобы они не мешали мне жить, не выдавали человеческой природы. Когда-то давно некто сказал мне, что слёзы это слабость. Я поверил ему. Мне некому было больше доверять.
А потом я увидел, как этот человек плачет. Тихо и беззвучно. Я спросил его:
— Как же так? Ты говорил мне, что слёзы — слабость, а теперь сам плачешь.
Он ответил мне:
— Иногда боль так сильна, что тебе уже всё равно слабый ты или сильный. Когда ты теряешь всё и всех, ты понимаешь, что был недостаточно силён, чтобы это спасти. А раз ты слаб, значит можно и заплакать…
Этого человека давно уже нет в моей жизни. Я не знаю, что с ним стало. Наши пути разошлись, но я не плакал. Когда умирали люди на моих глазах, я не плакал. Когда я сам убивал, я не плакал. Когда я терял всё, я не плакал. И даже когда мне кричали в спину, что я бессердечен, что я жесток, когда мне плевали в лицо, когда стая недорослей выбивала из меня душу за никчёмные гроши, я не плакал.
И тогда мне стало интересно, что должно произойти со мной, чтобы я вновь увидел свои слёзы.
Кто-то зашёл в комнату, где я сидел один, и выключил свет. Музыка словно стала объёмной, перед глазами поплыли какие-то картинки из прошлого. Или из прошлой жизни? Я давно разучился их различать. Я закрыл глаза, но картинки никуда не делись. Они лишь стали более чёткими.
А потом я услышал голос внутри себя. Сначала неразборчивый, а потом всё более и более четкий. Он смешивался со звуками музыки, словно вплетаясь в мотив песен.
— Ты потерял, — шептал голос, — ты потерял её…
Я почувствовал, как в душу начинает закрадываться паника.
— Ты потерял её…
Я понимал, что помимо своей воли я стараюсь понять, что или кого я потерял.
— Ты потерял… — голос становился всё громче и громче.
— Что?! — крикнул я. — Что я потерял?! Скажи мне! Что я потерял, если у меня никогда ничего не было, даже креста? Что я мог потерять?!
— Ты потерял ёё, — ласково шепнул голос и исчез.

Это была хорошая весна. Оттепель не стала задерживаться, она принесла с собой капели, ручейки и свежую, живую траву. Люди переоделись в лёгкие плащи, куртки и кофты. По ночам теперь шёл дождь, а не снег. На лавочках стала собираться молодёжь, а природа, пробудившись от долгой зимы, принялась жить заново.
Я смотрел на улицу из открытого окна, слушая звуки города, вдыхая непередаваемый, неповторимый аромат жизни после смерти.
На кухню, где я стоял, вошли несколько человек. Они о чём-то весело переговаривались и смеялись. Мельком взглянув на них, я, в который раз за этот вечер, подумал о том, зачем я сюда приехал. Кажется, кто-то из этих людей считал меня своим другом и потому пригласил на вечеринку в честь какого-то события. Не знаю, каким я был ему другом, если никогда и ничего для него не делал, да и сам не просил о помощи. Но раз пригласили, значит надо прийти. Отказавшегося от приглашения второй раз не позовут. А жизнь в одиночестве — не самый лучший итог. Если не самый худший.
Я уже хотел, было, выйти вон, чтобы не мешать людям веселиться своей кислой миной, как вдруг от компании вошедших людей отделилась девушка, которая подошла ко мне и спросила:
— Тебя зовут Фрейзер? Я много слышала о тебе.
— Не может быть, — иронично сказал я. — И что обо мне говорят в миру?
— То, что ты когда-то разгуливал по улицам в рясе или сутане. Говорят, что ты никогда не плачешь, что ты очень силён, что ничего не боишься.
— Да? — притворно удивившись, вскинул я бровь. — Подели эти слухи надвое, а от оставшейся половины выбрось ещё половину преувеличений, — я усмехнулся, происходящее начинало откровенно меня забавлять.
Девушка долго смотрела мне в глаза, но, не увидев там ничего, кроме холода и блеска стали, отвернулась, спрятав лицо в длинных медных волосах.
— Знаешь, — сказала она тихо, — терять легко… А вот находить — сложно. Если ты и дальше будешь жить сам с собой, то останешься один. В любом времени и пространстве. Нигде не лучше и не хуже, чем здесь. Важно лишь то, с кем ты, а не то, где ты. Не позволяй себе потерять последнее: тех, кому ты ещё хоть как-то интересен.
Она вышла вон, а за ней и все остальные. Они не слышали нашего диалога, но предпочли оставить меня одного. А слова незнакомки горели на моих щеках, словно следы от ударов плетью.
Я взял свой плащ и тихо вышел в ночь. Оставаться там дальше решительно не хотелось. Впервые в жизни я не нашёл, что ответить человеку, имени которого я даже не знал.
А через некоторое время я понял, что ищу глазами в толпе девушку, похожую на ту, которую встретил в тот раз. Я искал её, чтобы сказать своё последнее слово, чтобы оспорить её слова, чтобы доказать ей — она не права. Я искал её и не находил. Это раздражало меня, сводило с ума. Я миллионы раз прокручивал в голове фразы, которые скажу ей при встрече. А встретить её я так и не мог.
Десятки раз я звонил тому самому другу, у которого был в тот вечер. Он говорил мне, что не помнит такой девушки, что она пришла с кем-то из его знакомых, а его телефона у него нет. Я обошёл и обзвонил многих людей. И сам не заметил, как у меня появилось большое количество знакомых, которые были рады меня слышать. Они звали меня к себе домой, приглашали вместе прогуляться. Некоторым действительно было интересно то, что внутри меня. Кто-то из них действительно был готов бескорыстно оказать мне помощь. Кто-то даже любил меня. По-своему, конечно.
А я не позволял себе любить их. Вернее, думал, что не позволяю.
С течением времени люди уходили из моей жизни. Кто-то умирал, кто-то женился, кто-то просто уезжал. Я старался не вспоминать о том времени, когда они были рядом. Рядом с тем, кто не хотел этого.
Я терял то, что не хотел приобретать. Мне было больно, но я не верил в эту боль. А перед глазами всё ещё иногда стоял облик той, с которой всё началось. Это не было любовью, не было желанием. Это было жаждой, жаждой доказать свою правоту, услышать в ответ, что я прав, а она ошибалась. Я хотел «сделать» её за то, что она посмела судить меня, ничего не зная обо мне.
Через полтора года, осенью меня пригласили на день рожденья к какой-то девушке, которую я даже не знал.
— Она классная девчонка! — увлечённо расписывал её прелести мой товарищ. — Вот увидишь, она тебе понравится! Я сам как-то пытался с ней что-то такое завернуть, но она странная, на тебя похожа, у меня ничего не вышло.
— Дурак ты, — огрызнулся я. — Мне не это нужно, к тому же, я её и не знаю даже.
— Сам ты придурок, — обиделся мой спутник. — Придумал себе идеал и не хочешь жизнью наслаждаться. А знаешь, какие она рассказы пишет? О таких чудесах, что тебе и не снились. «Веру» не читал? Или «Первый»? Это она написала.
— Да? — я искренне удивился. — Читал, мне понравилось.
Дальше мы шли молча, а я думал о том, что те самые чудеса, о которых писала незнакомая мне девушка, я видел сам. Да и она, похоже, видела. Иначе не писала бы… так.
Когда я подошёл к двери, за которой слышались звуки этники и веселья, что-то странное кольнуло меня внутри. Но подумать об этом я не успел. Мой товарищ нажал кнопку звонка, и дверь открылась.
На пороге стояла милая девушка с длинными медными волосами. Она смотрела мне в глаза и улыбалась. Она не помнила меня….

Целый вечер я ходил по большой квартире в ожидании того, что хозяйка подойдёт ко мне и скажет, что вспомнила мои глаза, но она их не вспоминала. Тогда я пошёл в дальнюю комнату, включил себе музыку и стал просто сидеть, обдумывая свою жизнь. Что-то странное и незнакомое шевелилось внутри меня. Я так давно не плакал. Я видел смерть, я видел жизнь, я видел вечность и время. Я знал многие тайны, но старый завет давно пропавшего из моей жизни человека не давал мне возможности осознать, что такое слёзы.
Музыка становилась объёмной, кто-то зашёл в комнату и, не заметив меня, выключил свет. Так было даже лучше. Я закрыл глаза и незнакомый голос шепнул мне:
— Ты потерял её…
— Что я потерял?! — в отчаянии вскричал я, зная, что меня никто не услышит. — Что я потерял?!
— Ты потерял её, — голос стал ласковым и нежным, словно со мной говорила мать.
— Да что же я потерял? — задал я вопрос пустоте, по-детски так задал, словно из последних сил.
— Веру, — ответил мне голос. И я понял, что это мой собственный голос. Я сам ответил на свой вопрос. По щекам покатились какие-то капли. Они были солёные и тёплые. Я заплакал.
Музыка звучала громко, разрывая меня изнутри, она давила мою душу или выпускала её, я не понимал этого. Каждый аккорд, каждый звук терзал меня, я закричал, ненавидя поганую солёную жидкость, катящуюся по щекам. Мне хотелось что-то сломать, разбить, истерзать свои руки до крови. Лишь бы всё это прекратилось
В какой-то момент я понял, что лежу на полу, раскинув в стороны руки, а внутри меня растёт пустота.
«Когда боль так сильна, что ты не можешь её скрыть…» — вспомнил я слова своего друга.
— А когда она невыносима, ты кричишь, — сказал я вслух. — Теперь я понял, почему ты тогда плакал беззвучно.
— Фрейзер? — кто-то окликнул меня сквозь шум музыки. Я дотянулся рукой до тюнера и убавил звук, чтобы можно было разговаривать.
— Я здесь, — тихо ответил я.
— Я сегодня целый вечер думала, — сказал вошедшая в комнату девушка. — Я ведь тебя знаю. Мы встречались тогда…
— Да? — перебил я её. — А что ты ещё обо мне знаешь?
— То, что ты не плачешь…
— Это ложь, — просто сказал я, сам удивившись своим словам.
— Я знаю, — ласково ответила незнакомка.
— Я искал тебя, чтобы доказать то, во что сам уже не верю. Я читал твои рассказы, только не знал, что их писала ты. Я потерял веру, с которой жил всю жизнь.
— Это плохо?
— Это иначе, — невесело усмехнулся я.
Девушка осторожно легла рядом со мной на пол, положив мне голову на руку. Я ощутил её тепло, её запах, такой приятный и знакомый. Мне не хотелось, чтобы она уходила.
— Что ты читал из моих рассказов? — спросила она.
— Всё, — просто ответил я. И это была правда.
— Знаешь, я была немного неправа, что позволила себе тогда тебя судить. Ты ведь мне совсем незнаком...
— Знаком, — кивнул я. — Ты писала истории, которые я видел сам, или в которых я повёл бы себя также, — я чувствовал, как она улыбается. Мне было это приятно. И это была правда.
— Наверное, каждый человек должен что-то потерять, чтобы что-то найти. Даже если это — вера.
— Нет, веру нельзя терять, — ответил я. — Просто нужно принимать её такой, какой она становится. Нужно уметь вовремя прислушиваться к словам незнакомого человека, чтобы твоя вера не стала самоуверенностью, — я повернул голову и посмотрел ей в глаза. — Ты научила меня этому. — И это была правда.
Эммина.
11.10.06.
2:04

@настроение: сонное

@темы: Творчество. Рассказы.

---

Без названия

Так уж вышло, что было два файла с похожими предисловиями. Одна наработка, потраченная в пред идущем рассказе на пролог, была мною вначале утерена, но потом магическим образом появилась вновь. Сам же этот рассказ был написан под влиянием поисков цели, когда после просмотра нескольких десятков сайтов в древние времена модемов, я просто пришла к выводу о том, что знающие люди молчат. Он много раз обсуждался в наших тогда еще скромных и узких кругах, каждый раз, когда отчаяние овладевало искателями иных миров, мы ссылались на Анфила и Сечера. и самым страшным тогда было подумать о том, что однажды кто-то из нас бросит это занятие - искать
выход отсюда. мы тогда вспоминали героев этого рассказа, попутно давая мне пинок за то, что я написала такую страшную правду, и думали, а что если действительно все так?
тем не мение, он написан достаточно хорошо и в нем я даже сегодня могу найти ответ на вопрос, зачем мне уходить отсюда. к сожалению или к счастью, но он актуален до сих пор.
Без названия.

Hello darkness, my old friend,
I’ve come to talk with you again,
Because the vision softly creeping,
Left its seeds while I was sleeping,
And the vision that was planted in my brain
Still remains
Within the sound of silence.








Жизнь человека похожа на дорогу. Разметки, полосы, знаки, светофоры… Сначала едешь по своей полосе, потом перестраиваешься в другой ряд, мигаешь «поворотником» — и ты уже там. Сам себе и водитель и пассажир. Нежно трогаешь руль, и машина мягко уходит в сторону, шины прекрасно держат сцепление с оледенелой дорогой. Ты не боишься, ты сам себе судья. В салоне играет приятная музыка, заполняя собой всё пространство, а ты смотришь прямо пред собой и иногда в зеркала, в которых видны твои соседи по «жизненному пути».
Жизнь похожа на дорогу — эта истина не нова. Но мне кажется, что она похожа на дорогу домой. Каждый человек, отправляясь в путешествие, надеется вернуться обратно, туда, где его ждут. И куда бы не шёл путник, он ищет свою дорогу домой.
Иногда я останавливаюсь на перекрёстках, смотрю по сторонам, решаясь, какой путь выбрать. Бывает, торможу на светофорах, дожидаюсь разрешающего сигнала и сразу давлю педаль газа до пола, чтобы скорее нагнать упущенное время. Рядом со мной ползут и летают другие машины, притормаживают на поворотах, гоняют по трассам или просто стоят припаркованные у какого-нибудь дома, где осели с кем-то вместе.
Мне так не везёт. Никогда.
Если не можешь выстроить свою жизнь где-то, то варианта только два: либо не то место, либо это судьба. В последнее я не верю, поэтому ищу нужное место. Там, наверное, есть что-то такое, чего нет нигде. Что-то моё.

— Так что конкретно ты хочешь знать? — Анфил сложил руки на груди, приняв надменную позу. — Задай вопрос — получишь ответ. Возможно, что получишь, — помолчав, добавил он.
— Мне нужен выход отсюда, — сказал я, посмотрев на него.
— Смешно, — криво улыбнулся мой собеседник. — Ты книжек фантастических начитался? Или кино посмотрел какое? Это миф, сказка, вымысел. Понимаешь? Ты меня искал ради этого? Смешно, — ещё раз повторил он.
— Я не думаю, что всё, что мы видим, слышим и читаем — вымысел. Откуда-то же это берётся?
— Из головы авторов, — сухо отозвался Анфил, прошёлся взад-вперёд по улице, где мы стояли, закурил.
— И что, — насмешливо спросил я, — у всех них одни и те же мысли вдруг рождаться стали? Наверное, посмотрели на древние пергаменты из раскопок Индианы Джонса и тут же начали кропать свои рукописи. Это всё на чём-то основано, этого не может не быть, и ты это знаешь, Анфил. Поэтому я и искал тебя. Скажи, что надо делать?
— Как там тебя по «нику» звать? — наморщил лоб Анфил.
— Сечер, — услужливо подсказал я.
— Угу. — Кивнул он. — Послушай, Сечер, я вижу, что ты упорный. Вижу, что все мои слова о том, что никаких иных миров нет, тебя не переубедят, но скажи мне, зачем тебе уходить? Что за стремление тобой движет? Ты не похож на неудачника, не похож на труса и тем более не похож на любопытного. Что не так, Сечер?
Анфил посмотрел на меня исподлобья. Его глаза были заинтересованными, странными. В их глубине таились искры огня, способного при желании сжечь всю планету.
— Я думаю, что нахожусь здесь проездом, только обратный билет потерял, — ответил я. — Мне кажется, что мне тут не место. Я ищу человека, который укажет мне путь, или проводника, или средство, чтобы самому всё сделать. Хоть что-то, Анфил! Хоть что-то!
— Добрые дяденьки проводники бывают только в книжках, — покачал головой Анфил. — Скажи, а что ты уже пробовал?
Я снял шляпу, положил её на нагретый солнцем гараж, около которого мы стояли и достал пачку сигарет. Закурил, выдохнул облачко едкого дыма и сказал:
— Я пытался найти ответ в себе, но этого оказалось мало. Я шёл по дальним дорогам в другие города, искал ответ там. Я встречал многих людей и задавал им один и тот же вопрос, но никто не знал ответа. Все они качали головами, отводили глаза или крутили пальцем у виска.
Знаешь, Анфил, я несколько раз чуть не отправился на тот свет, чтобы только найти выход отсюда, блуждал по лесам в поисках удобного места, пытался строить коридоры… Всё впустую. Мне нужна помощь. Я нашёл тебя, потому что ты знаешь ответ, ты сам давал кое-какое руководство в Сети. Неужели ты думал, что всё это останется незамеченным? Неужели полагал, будто тебя никто и никогда не спросит впрямую, как я, что нужно делать?
— Знающие люди молчат, — пожал плечами Анфил. — Что я могу тебе сказать? Ты же сам говорил, что ничего не помогает. Разве я похож на человека, который может просто взять и свалить отсюда?
— То есть, как?
— Да вот так! Я сам ищу выход, потому и пишу свои мысли. Вдруг мне попадётся тот, кто не станет молчать. А пока я исполняю роль молчаливого учёного. Мне её дали, а я не оспорил.
Я выбросил окурок, надел шляпу и повернулся, чтобы уйти.
— Эй, Сечер! — окликнул меня Анфил. — Ты моё «мыло» знаешь, отпишись, если что…
— Отпишусь, — согласился я. — Вдвоём, наверное, легче идти...

Вот опять солнце садится. Оно долго боролось с наплывающей тьмой, пыталось то тут, то там в последний раз блеснуть золотыми лучами над городом. Я стоял у окна и смотрел на небо. Снова наступает ночь, а значит, мне опять не удастся уснуть, опять я буду мучаться кошмарами или просто цветными снами об иных мирах. Когда это всё кончится? И что ждёт меня там, за гранью, за порогом в другое место? Могу ли я ещё надеяться на ответ?
Не знаю. Пока у меня есть надежда, что ещё не всё я перепробовал, что кто-то знает больше меня. Не знаю, знал ли больше Анфил, может, и нет. Может, я оказался более искушённым в этом деле, а ему просто не повезло со статусом «знатока». А может, все, кто говорит об этом, только и могут, что говорить, а на самом деле не хотят ничего делать.
Посмотрим. А пока мне стоит поздороваться с мраком, он давно стал моим другом и собеседником. Уж он-то точно знает ответ, куда садиться солнце и откуда приходит он сам. Он знает, что мне нужно сделать, что закончить и что начать заново.
Он знает, но молчит. Знающие люди молчат. Только по своей ли воле?
Попробуем выяснить это, может, так я смогу найти ответ…

To search — искать. Unfill — не заполненный, неполный
.В тексте использованы слова песни «Sound of silence» Gregorian.

@музыка: шум дождя за окном

@настроение: уставшее от поисков

@темы: Творчество. Рассказы., Цикл публикаций.

---

Without title

Пролог этого рассказа появился под влиянием обратной поездки после очередного неудавшегося покушения на портал. Тогда я возвращалась домой в автобусе из-за города и серая лента шоссе с разметкой мелькала пред глазами. взгляд о дороги я отвести нн могла, было очень плохо и депрессивно, но зато сложилась прекрасная картинка пролога. все как-то само собой сраслось, описалось и получилось. в рассказе описан мой личный сон и сюжет с больницей на углу. только, как вы понимаете, надо сменить поло героя. дальнейшие события о ег друзьях - страшная фантазия при попытке представить, что же делать тут дальше, когда отсюда опять не выпустили.
:-)
ценен мне этот рассказ тем, что я в нем дала себе шанс снова жить и пытаться что-то сделать.

Without title

Пролог.
Дорога моей жизни, убегающая в дальние края, где я не бывал и, наверное, уже не буду. Дорога с двойной сплошной полосой слепой веры в чудеса, разделяющей ее на две части: до и после. Всякий раз, как только рассвет занимается на востоке, я решаю для себя, стоит ли переступать через две жирные линии посреди асфальтированного шоссе.
Дорога моей жизни… С резкими, бегущими прочь под колёсами, разрывными линиями рядов. Вот здесь ещё можно уйти влево, а там, дальше, будет уже нельзя. И потому надо поворачивать сейчас, в данный момент, пока линии ещё не слились в сплошную черту. Ровная трасса, по которой носятся навстречу другие машины, другие люди, чьи жизни идут мимо меня. Кто-то обогнал, а кто-то врезался в придорожный фонарь бытовых проблем. Заплатил штраф гаишнику-судьбе и поехал прочь, вновь стараясь стать первым, или остался навсегда с помятыми крыльями или разбитым в дым лобовым стеклом.
А я всё еду и еду, километры пробегают подо мной, теряются позади, не принося ни счастья, ни удовлетворения, ни хоть какого-то наслаждения дальней дорогой в комфортном салоне. Разметка моего шоссе редко пересекалась пешеходными переходами, на которых стоило притормаживать, сбрасывать ход и стоять, ожидая, пока пройдут мимо друзья, их семьи и родственники, глядя на то, как весело прыгают, держась за руку, чужие дети… А потом вспыхивает зелёный сигнал светофора-жизни, и мотор вздрагивает, отзываясь на касание педали газа.
Хочется иногда отпустить тормоза и с ветерком докатиться до самого конца столь затянувшейся дороги. Дороги в целую жизнь…
А вот перекрёстки бывают часто. Слишком много раз мне приходилось выбирать новую дорогу, сворачивая на полном ходу под визг тормозов, или долго стоя на распутье, задумчиво глядя на четыре пути передо мной, пытаясь понять, в чём их разница.
Дорога моей жизни, пролетающая подо мной под тяжёлые песни «Сплина» и загадочную музыку «Era».
Наверное, я мечтатель.

Часть первая. Жизни вопреки.
Самое главное — это поймать момент. Если ты умеешь чувствовать мимолётные секунды, когда нужно сделать резкий взмах рукой, бросить взгляд исподлобья, закрыть глаза или внезапно открыть их, повинуясь внутренним ритмам души и скользящей в наушниках музыке, то ты герой.
Может быть, маленький, может, невидимый ни для кого, но всё-таки герой. Сам себе Бог, так сказать.
Мне, например, нравится смотреть на окружающих людей и сравнивать их с машинами. Вон, покатился трёхтонный грузовик на низких колёсах, только что выкрашенный яркой эмалью под «колёр» окружающей среды. А слева уже обходит его, ложась на опасный курс, маленький, но борзой «пазик» цвета защитного комбинезона, стараясь пристроиться за новенькой, молодой ещё, вишнёвой шестёркой.
Сам себя я напоминаю проржавевший, но бодрый, «Икарус»: пру по своей линии, делаю редкие остановки по требованию и скрежещу внутри деталями на поворотах. Незатейливый такой, жёлтенький, с потертыми номерами и таящейся внутри грустных глаз надеждой на капремонт.
Так что, если вовремя поймать нужный момент, то можно представить, что внутри самого себя не столь уж и скучно, как кажется на первый взгляд…
Мне снится много снов, как правило, не очень хороших. Мозг выбрал странную позицию: он инвертирует все события, которые я вижу. Вот, например, еду в транспорте и вижу угол дома, который едва виднеется сквозь трущобы города, а сам уже вспоминаю прошлый сон. В этом кошмаре я бегал по этажам здания, где раньше была больница, а теперь только расхаживали кровожадные зомби, готовые порвать всех, кто тут оказался. В моих руках есть какое-то оружие, но зарядов в нём всё равно не хватит на всех и мне приходится убегать.
Бежать долго и быстро, оступаясь и падая на крошащихся под ногами ступенях. Одежда уже разорвана, волосы падают на лицо грязными, мокрыми, то ли от крови, то ли от пота, прядями, а меня всё преследуют и преследуют, не желая оставлять в покое.
Отовсюду слышатся звуки мертвых, крики редких живых, шорохи ночных улиц, на которые вот-вот хлынет поток неуправляемых зомби. Врачи в белых когда-то халатах, порванных и грязных, пациенты в больничной одежде, персонал в остатках формы, редкие посетители в обычной одежде — все они ходят, пошатываясь, по коридорам тёмного здания, ищут тех, кто ещё не стал такими, как они….
А я бегу, спасая свою жизнь, понимая, что не выберусь отсюда, что их этого комплекса нет больше выхода — сработала система безопасности и закрыла все двери. Две мысли крутятся в голове: во-первых, хорошо, что эта зараза не вытечет на улицы, а, во-вторых, мне пришёл конец. Мне, самому…
А вот тут я просыпаюсь, нажимая на курок и целясь в голову очередному доктору. Такие воспоминания обычно приходят под музыку. Возьмёшь с собой в плеер «Реверсивную хронику событий» С.Васильева и покатилось.
А кому рассказать? Пойти к невропатологу — глупо, к психиатру — рано, в бар — нерезультативно, к друзьям — стыдно… Жены у меня нет: не всем по душе приходятся мои ночные прогулки по городу, да и крики во сне, от которых я сам просыпаюсь, не очень тянут на крепкую семью. Девушек много, они ко мне почему-то неравнодушны, но все какие-то одинаковые, без фантазии и способности оценить прелесть момента.
Одни озабочены модными тряпками, другие тащат в дом какие-то мелочи, вроде нового покрывала или картинок из камней. На кой чёрт они нужны, особенно мне, который всё равно дома бывает редко. Я работаю механиком в приличном автосервисе: днём и вечером на работе, а ночью гоняю свою старую «Audi» по тёмным улицам. Поэтому чаще всего я вижу рядом с собой продажных девиц — вечных спутниц таких, как я.
Редко-редко мне снится девушка в кожаном плаще и чёрной одежде, с тёмными волосами до плеч, которая была со мной в некоторым местах, вроде той заброшенной больницы с мёртвыми людьми. Она улыбается и перезаряжает оружие, готовясь войти в очередную дверь. Я знаю её, но только до тех пор, пока не проснусь. Утром я забываю всё, даже её имя.
И все, все сны с ней заканчиваются одинаково, не смотря на то, как начались, — она выбегает на дорогу, кричит мне, чтобы я пригнулся, целится и стреляет в того, кто почти достал меня, а потом… потом она оборачивается на свет фар случайной машины, в её глазах разрастается страх… Я слышу визг тормозов, крик — короткий и холодящий, бегу туда, но не успеваю.
Вот она лежит на моих руках, всё ещё живая, смотрит мне в глаза и говорит — всегда говорит! — «Не в последний раз…».
Я просыпаюсь. У меня остается тягостное чувство потери, я боюсь, что и в следующий раз не успею. И не успеваю, как бы я не старался, как бы не бежал, как бы не стремился увести её от той дороги, но она словно возникает из-под земли, преграждает нам путь. И снова эта машина, снова крик, снова её слова…
Я ничего не могу сделать, и, жизни вопреки, она опять умирает на моих руках, после того, как спасла меня….

Часть вторая. Истина тупа и проста.
Я проснулся от неожиданного звука. Сон прервался так резко, что я даже не успел его запомнить. В душе осталось странное чувство страха, смешивающегося с липким привкусом дезориентации. В первые минуты я не мог понять, где нахожусь. Обведя глазами помещение, я понял, что это была моя квартира. За окнами светило солнце — осеннее, тусклое, а в приоткрытую форточку влетал свежий, слегка морозный ветер.
Звук, разбудивший меня, был сигналом телефона. Я сделал усилие и встал, дошёл до прихожей и взял трубку.
— Ты умер, что ли, Сань?! — раздался возбуждённые голос моего приятеля. — Или просто спишь? Вставай, полдень уже!
— Не умер, сплю, уже встал, — пробурчал я, потирая слипающиеся глаза. — Привет, Митяй, чего тебе?
— Пойдём с нами погуляем? Я со своей иду, там ещё пара ребят будет, ну и ты подваливай, девчонку мы тебе подыщем! — радостно сообщил Митька, словно я только об этом и мечтал. — Мы на хате зависнем у одного перца, так что всё будет путём! Ну, идёшь или нет?
— Во-первых, давай по-русски, без жаргона, а, во-вторых, чего это ты обо мне вспомнил? Машина что ли нужна? За город собрались?
— Угадал, — мрачно подтвердил мой приятель. — Так ты не поедешь?
— Почему это? — усмехнулся я. — Очень даже поеду. Когда встречаемся?
— Давай в четыре у метро «Аннино», оттуда почти по прямой до лесов в Подмосковье, там же и Ленка живёт, это мы у неё будем потом…
— Ладно, до встречи.
Я повесил трубку и посмотрел на себя в небольшое зеркало на противоположной стене. Физиономия была нежно синего цвета, глаза заплыли, короткие волосы взъерошены, а весь мой вид умолял об одном: либо в ремонт, либо на свалку. Второе было предпочтительнее.
Конечно, я знал, чего ждать от встречи с Митькой и его подругами и друзьями. Мужики квадратного вида напьются и будут орать песни под старую гитару, девки тоже напьются и будут истерически смеяться, словно любой жест, даже почёсывание, выглядит комично. Да и я не останусь в долгу, мне много и пить не придётся: на вчерашние дрожжи развезёт быстро. Я схвачу первую попавшуюся девицу и потащу в кусты, закрою глаза, чтобы не видеть её лица с размазанной дешёвой косметикой, и молча стану делать своё дело. Закончив, я выйду из кустарника, застёгивая на ходу ширинку, оставив партнёршу одеваться в одиночестве, и снова возьмусь за стакан.
Противно мне было уже заранее. Я не мальчик, который может творить что угодно, надеясь на светлое будущее. Мне уже за тридцать, а жены и детей у меня нет. Так что выбирать особенно не приходилось, да и жениться на ком попало не хотелось. Кому, кстати, нужен муж-шизофреник, который каждую ночь во сне видит какие-то ужасы, а иногда и странную женщину, что исправно умирает на его руках.
Надо собраться как-нибудь и уехать жить куда-нибудь в Тайгу. Построить там себе дом, устроиться лесничим и смотреть, как пробегают мимо оставшиеся годы…

Место мне нравилось: небольшая полянка у маленького озера в лесу, никого вокруг, редкие грустные крики птиц и вполне приличная гитара, которую доверили держать мне во время поездки. За руль сел Митька, потому что дорогу знали двое: он и его девушка. Я сделал выбор в пользу него…
С нами был ещё какой-то парень не слишком большой комплекции и молчаливая девушка в темном свитере и серой куртке. Извинившись передо мной, мой приятель заявил, что больше никто не поехал. Так я и знал, что опять просижу с гитарой весь вечер, развлекая влюблённых, потом напьюсь и упаду спать прямо на земле, простужусь…
Вечер прошёл на удивление спокойно, никто не напился до хрюканья, никто ничего не сломал и не поранился. Митька со своей девушкой травили анекдоты, я играл весёлые песенки и корчил рожи, а вот странная тихая девушка в тёмном свитере и тот парень, с которым она приехала, провели почти всё время врозь. Она что-то говорила ему, грустно улыбалась, словно вот-вот хотела заплакать, а он только смотрел на неё тоскливыми глазами и… любил. Да, именно любил. Я видел это, я всегда вижу такое.
Её звали Лиза. Я подошёл к ней, когда она раскладывала на сложенном кем-то из брёвен столике продукты, готовясь к поспевающему шашлыку, и спросил:
— Послушай, а что между вами… Ну, в смысле, — тут я осёкся и опустил глаза, осознав всю нелепость ситуации.
— Мы женаты, — коротко ответила она. — Знаешь, — внезапно Лиза повернулась ко мне и посмотрела в глаза. — Истина проста и тупа: он любит меня, заботится обо мне, а я просто отдаю ему всё, что могу, стараюсь из всех сил… Ты не поймёшь, наверное. Просто когда-то давно я верила в чудеса, ждала того, кто должен был стать моим единственным, а потом всё кончилось. Сны стали блёклыми, видения исчезли, а Лёша просто принял меня такой, какая я есть. Он не тот, а мне просто некому было отдавать свою любовь. Я часто плачу без причины, от того, что он — не тот, а я просто не смогла, не нашла в себе сил искать дальше, бороться. Леша — самый добрый, милый и нежный, но всё-таки не тот…
Лиза отвернулась и отошла прочь. Больше мы с ней не разговаривали в течение всего вечера. После этого её внезапного женского монолога, нелогичного и бессвязного, я ещё некоторое время стоял и не мог понять, что именно побудило её высказать это мне.
Что же получается? Не только я вижу странные и страшные сны, в которых являюсь совсем другим человеком, с длинными волосами, в незнакомой мне одежде, да ещё и эта девушка…
У неё не хватило сил выбраться живой, а у Лизы не хватило сил искать и она осела на мели с тем, кто более всех соответствовал придуманному образу. А может, он и не был придуман? Может, и мои сны — явь? Бывшая давным-давно явь…
Впервые в жизни я задумался на эту тему…

Часть третья. Новое шоссе.
«…Музыка была лёгкой и возвышено спокойной. Небо, затянутое плотными облаками равномерного серо-жёлтого цвета, на миг распахнуло крылья туч и выпустило неяркое тусклое осеннее солнце, не способное дать ничего, кроме воспоминаний о прошедшем лете и о растаявшем вдалеке тепле.
Музыка окружала всё. Голоса сплетались в стройный хор, поднимаясь выше и выше, к небу, на котором внезапно появилось светлое пятно солнца, к деревьям, на которых умолкли птицы, к облакам, расступившимся и замершим при первых звуках.
Голоса поднимались всё выше и выше, к горячим звёздам и холодным, выжженным планетам. Они убегали вверх и осыпались вниз золотыми осколками звуков, которые плыли в воздухе и смешивались с травой, вытесняя всю грязь и сажу из сердец тех, кто мог их слышать.
Это были голоса людей, живущих под вечным и единственным Солнцем, людей, которые могли отпустить свою музыку в бесконечный полёт, сплетая её с музыкой…».
Я закрыл книгу. Хорошая повесть, мне понравились и характеры героев, и сюжет. Фантастика, конечно, корабли летающие, звёзды, плазменное оружие, но какая интрига! Какие страсти кипят! Умеют же люди выражать свои мысли на бумаге, пусть даже облекая их в такую форму на фоне космоса и будущего.
Мне всегда было интересно посмотреть на тех, кто пишет такие или подобные вещи. Как они выглядят в жизни, во что они одеты, что едят, с кем общаются и откуда к ним приходит это странное ощущение, из которого потом возникают книги, где они черпают сюжеты? Может, сейчас рядом со мной стоит один из них и, глядя на меня, уже продумывает характер очередного героя, задавая себе те же вопросы, что и я про него?
Сегодня я не стал брать машину, решив воспользоваться общественным транспортом. На город уже месяц назад опустилась зима, и всё это время с той самой знаменательно поездки в лес на шашлыки я провёл в тяжёлых раздумьях. По совету друзей и не только я прочитал несколько книг о психологии и природе снов, человеке в целом и загадочной, почти исчезнувшей в наше время вещи под названием магия.
Удивительно, но как только я попытался разобраться, что и откуда берётся, сны стали ярче, страх уступил место азарту и любопытству. Может, стоит признать, что у людей бывают некоторые сверхъестественные способности и прошлые жизни? Я пока боюсь думать об этом, боюсь сказать сам себе, что я — один из них. Потому что иначе придётся признать, что когда-то давно я не сумел спасти девушку, спасшую меня. А это было самым страшным: ощутить собственную беспомощность…
Знакомые и коллеги стали говорить мне, что я изменился, приобрел задорный блеск в глазах, а некоторые даже высказались, будто небольшой пока ещё, аккуратный хвост на голове меня молодит. Да, я стал отращивать волосы и сменил стиль одежды, чтобы быть похожим на того меня, которым я видел себя во сне. Говорят, это должно помочь воспоминаниям о прошлом…
Теперь я приветствую каждую ночь, отправляясь в постель, потому что сны дают мне больше, чем явь. Пока больше…Единственное, с чем я так и не смог смириться так это с тишиной. Не могу находиться там, где абсолютно тихо. Может, сказывается моя профессия, может, — прошлое, но к тишине я привыкнуть так и не смог, хотя и пытался. Поэтому скучные медитации, погружение в самого себя и прочие «тихие» занятия меня не интересуют.
Лиза так и живёт со своим мужем, Митька женился на той девчонке, с которой ездил в лес. Она оказалась очень хорошей. Прекрасно готовила и ни в чём моего товарища не ограничивала. Сам же Митька стал приходить домой раньше, почти бросил ночные загулы и пьянки с друзьями. Вот ведь странно. Как только ему разрешили жить так, как он хочет, он стал задумываться о своей жизни и беспокоиться о ближних. У него хорошая семья, я даже немного завидую ему.
Наверное, и я мог бы на ком-то жениться, остановиться, как Лиза, и прекратить глупое ожидание, но из двух путей — жить с кем-то и жить, как раньше, я выбрал третий: новое шоссе.
Может, мне повезёт больше, чем другим? Может, за этим поворотом не тупик и на перекрёстке я не стану долго выбирать дорогу?
Внезапно небо затянулось тучами и пошёл снег. Люди забились под крышу остановки, а я так и остался под открытым небом, глядя на проезжающие мимо машины. Подошёл автобус, но не мой и я стал рассматривать пассажиров, сидящих внутри. Мой взгляд остановился на девушке лет двадцати или меньше. Она смотрела в окно на тех, кто был на улице сквозь небольшую проталину на замёршем стекле. Наши глаза встретились и я, не понимая, то делаю, слегка улыбнулся. Она опустила глаза, словно застеснявшись, а потом вновь посмотрела на меня и слегка, будто робея, улыбнулась в ответ. Автобус закрыл двери тронулся.
Несколько секунд я провожал её взглядом, как и она меня, а потом, когда перестал её видеть, рванулся на дорогу и поднял руку. Остановилась машина и я сказал:
— Подвезёшь вон за тем автобусом?
— Сколько? — спросил водитель.
— Не имеет значения.
— Поехали!
Мы рванули с места и очень скоро догнали ползущий по зимнему шоссе общественный транспорт.
— А что случилось-то? — поинтересовался водитель. Я весело усмехнулся и ответил:
— Не знаю ещё, но, кажется, там моя жена.

Эмина.
24.09.05

@настроение: воспоминания о прошлом

@темы: Творчество. Рассказы., Путешествия в поисках знаний. Иные реальности.

---

Твое другое лицо

Этот рассказ стал первой попыткой вернуться к себе, попробовать написать о том, что происходит с автором и его ближайшими друзьями. Не могу сказать, что он особенный, но не могу сказать, что он и пустой.
в нем есть что-то такое, что я, наверное, так и не сумела выразить словами. Но в то время, когда писалась эта вещь, мне жизненно необходимо было погрузиться в свой мир фантазий, чтобы не думать о предстоящем, забыть хоть на несколько дней о сложившейся ситуации в жизни. В рассказе я могу выделить одно место, котрое сподвигло меня его написать: слова о том, как усваиваются простые вещи и пролог, в котором говоритьс о словах. Да, тогда, весной этого года, я много думала о словах. они были сказаны и произнесены в час силы, став клятвой, но она так и не смогла исполниться - помешали обстоятельства бытовой, удобной и уютной жизни говорившего.
мне, как и герою, пришлось тогда усвоить простые истины о том, что иногда бывают моменты, которые надо просто прежить.
а еще, могу признаться честно, я хотела изменить прошлое, котрое могла бы, если бы знала, что оно случится. но прошлое неизменно, а значит, можно хотя бы написать о том, что его можно изменить - строки рассказа, в котром такое удалось, явились отдушиной, чтобы престать мучить мой мозг бессонницей.
вот так оно и бывает. если нет возможности изменить реальность, я пишу о пременах, чтобы хоть у кого-то, как у Нидвея, был шанс на премены. честно? стало гораздо легче после этого рассказа. так что, я думаю, его можно считать спасительным заклинанием :-)Твоё другое лицо.

Клятвы печать на сердце легла,
Инеем белым покрылись слова,
И с этих, пор, как я их произнес,
Сердце не знало ни боли, ни слез.

Пеплом осыпались годы мои,
Мороком белым легли на виски,
И в жарких песках, и в пустынях из льда
Я жил этой клятвой и она мной жила.

Вокруг меня люди рождались и жили,
Взрослели, любили, дружили,
А я просто шёл мимо тёплых домов,
И в сердце я нёс только лёд своих слов.

Когда-то, один, во мраке лесном,
Я был почти мёртв, и не верил, что сном
Окажется всё, что я видел тогда,
Что столько лет мне готовит судьба.

Я был молодым, когда слово давал,
Я был очень глупым и не верил словам,
Но после того, как я их произнёс,
Я больше не чувствовал жалости слёз.

Я клялся тогда себе самому,
Что я и без чувств свою жизнь проживу,
Что больше не буду любить и мечтать
Что знаний и силы я стану желать.

Я рвал своё тело и кровью кропил
Высокий алтарь. И громко молил
Чтоб боги услышали голос чтеца,
Печать человечности сняли с лица.

Обиженный юностью, глупый волшебник,
Некстати схвативший с полки учебник,
В котором одно заклинание было,
Желанное чудо, что его погубило.
И вот уже годы осыпались снегом,
А он не успел за их сумрачным бегом,
Волшебник с прекрасным и юным лицом,
Чью голову старость покрыла венцом.
Один среди многих, скиталец судьбы,
Печатью на сердце отмечен он был,
В сердцах бросил ветру он слово когда-то,
И до сих пор не вернул их обратно.

Вместо предисловия.
Когда приходит время, мы все начинаем задумываться о том, что случиться после нас. Как будет выглядеть мир, когда мы уйдем из него? Что такое быть и не быть одновременно? Жизнь в сердцах оставшихся еа земле, и смерть, как она есть. Чего будет стоить моя любовь, когда я не смогу сказать оней? И в чем жн тогда разница между любить при жизни и молчать, и любить после смерти и не говорить об этом никогда и никому?
Кто и как смог бы понять, есть ли это чувство вообще, если бы не говорил себе: «мы любим, мы вместе».
Кто определяет для нас меру и отрезки пути, если не наши слова, если не наши мысли?
Но как же трудно жить между самим собой и миром самого себя…
Итак, я обращаюсь с такими словами к единственному истинному богу и единственной движущей силе, которая действительно способна на поступки и их осознание:
— Не дай мне предать, не дай отступить, не позволь испытать маловерие, сохрани от малодушия, убереги от клятвопреступничества, отведи руку жалости, укрой от ложного пути.
Я, тот, кто пришел в твой мир, чтобы забрать плату за твои слова, взять дань за твои мысли, увести за собой в долины и пажети золотого цвета миры, серебряного цвета покоя и черного цвета скорби.
Не позволяй мне сомневаться, гордиться и забывать; дари мне понимание и грусть от него, сберегай от меня тех, кто не может и тех, кто боиться ответов. Я прошу самого себя отведать вкус жалости и познания, скорби и грусти, любви и потери, тепла и льда.

Чего стоят мои слова, если я сам не смогу признать их в себе? Чего стоит мой путь, если я не могу пройти его один? Чего стою я сам, еслимогу купить каждого за грош?

Часть первая. Так сказал Бог.

Нас было там трое. Каждый пришел в то место за своей частью большого пирога, который называется «знания», но не каждый смог проглотить этот кусок, не подавившись.
Лес, такой чистый и сумрачный, свежий и живой, был напоен ароматами ночи и дня, мы стояли у импровизированного капища, которое сами воздвигли здесь несколько мясяцев назад: гладкая доска с вызженными на ней рунами, круглая и ровная; две чаши побокам, на северо-востоке и юго-западе, в которых дымились заботливо собранные курения.
Был и огонь, в который мы кидали дары и свои желания, в котором, как я позже понял, сгорело мое прошлое и настоящее.
И вот. Наконец, птицы умолкли, травы перестали шелестеть, а наши души наполнило чужое естество, которое звало нас прочь, предлагало силу и знания, всего лишь за дну мелочь – то, что мы сами желали ему отдать.
Голос наполнил мой разум, и я понял, что тот же голос слышат и мои спутники:
—Что ты хочешь, первый из посвященных? – спросил он.
И мой старший брат, стоящий справа от меня, ответил:
— Я хочу такую силу, чтобы мое имя стало молитвой!
Он бросил в костер горсь земли и трав.
— А что ты отдашь мне?
— Все. Что есть у меня сейчас! – его слова подхватил налетевший порыв ветра, и мой брат упал замертво, ибо у него не было ничего, кроме жизни. Мое сердце сжалость в комок, но я промолчал, так как знал – дай ему выбор все исправить, он не поступил бы иначе.
— А чего хочешь ты, средний из посвещенных?
—Я хочу знаний, за которые мне придется платить такую цену, как мой брат! – он бросил в огоньгорсть земли и трав, как и мой старший брат.
— Тогда что же ты отдашь мне?
— Я отдам тебе моего младшего брата!
Я почувствовал, как меня охватывает отчаяние, как же так могло быть? Я тоже пришел сюда, чтобы что—то отдать и получить, а теперь…
«Не бойся, — шепнул мне голос моего старшего брата, — я все—таки получил то, за чем пришел, я не дам ему этого сделать».
Пелена спала с моих глаз и я почувствовал, как силы вновь возвращаются ко мне Мой средний брат повернулся ко мне и, словно не замечая, пошел прочь.
— А чего хочешь ты, младший из посвещенных? – обратился ко мне ласковый голос, и тогда я понял, чего хочу.
— Я хочу, чтобы мои братья продолжали свои пути, чтобы они шли по той дороге, которую выбрали, если это – действительно их путь. И я не хочу, чтобы они мешали мне. И я отдам тебе свое служение до тех пор, пока ты будешь во мне нуждаться.
— Пусть будет так, как ты хочешь, — сказал голос. – Но запомни: теперь ты почитаешь меня, как бога.
Я не помню, как закопал тело моего брата, я не помню, как нашел обратный путь. Я лишь запомнил,что сказал мне Бог, или то, что мне казалось тогда Богом.
С тех пор я не раз слышал в свой адрес такой вопрос, как «зачем ты живешь?». И я всегда отвечал, что так сказал Бог.

Часть вторая. Путь и дорога.

С тех пор прошли годы, которые складывались в десятилетия, протекали, словно песок в часах, струились прочь, не оставляя следов. А я все жил и жил, продолжая свой путь, который немногие видели за моими поступками. Ведь человек, обычно, не видит пути, он видит только дорогу, которая змеиться и теряется в многочисленных пустяках.
У меня появилось достаточно времени на изучение труднодоступных материалов, до которых мне было бы не добраться за одну человеческую жизнь.
Со временем я понял, что больше не могу смотреть на мир глазами человека, я стал смотреть на него глазами Бога. Вещи, некогда имеющие для меня значение, ушли и стерлись, потеряли цвет и перестали волновать. Я научился находить интерес в таких вещах, какие вызывали в обычном человеке отвращение и негодование.
Но разве мог я объяснить кому—то, что такое любить травинку под ногами и через мгновение перешагнуть через целый мир?
Я был готов к смерти, я ждал ее каждый день, но она словно забыла про меня. Я не старел и не дряхлел, только предательская седина покрыла мои некогда черные волосы, а серо-голубые глаза теперь стали цвета ржи, и я знал, почему.
Эта ржа проедала мою душу всякий раз, когда я смотрел на мир вокруг себя. Я понял шутку Бога, который больше не был Богом для меня.
— Я могу сейчас прыгнуть с моста и ты лишишся такой забавной игрушки в моем лице! – говорил я ему.— Что ты можешь сделать со мной? Я не могу больше видеть жизнь, но я не могу принять смерть, она не хочет забирать меня, а ты не хочешь подсказать ей, где я живу!
— Ты сам выбрал свой путь, — отвечал он мне моим же голосом, — ты хотел право и время, возможность и силу, кто же виноват в том, что у тебя больше нет желаний? Ты принес мне свою клятву верности, ты…
Голос запнулся, потому что и мои мысли остановились на этом моменте: я понял, что хотел сказать мне голос, он хотел назвать мое имя, но не смог его вспомнить.
Мое имя, которое я так ненавидел и старался никогда и никому не говорить. Мое имя, которое дали мне при рождении в одном их бесконечных моментов жизни, мои родители.Мое имя – ненавистное и противное сочетание букв, которое я старался исковеркать и исправить.
Мое имя, которое я забыл.
— Какая же долгая была дорога к моему пути, что я успел потерять то единственное, что еще напоминало мне о прошлом? – тихо произнес я. Глядя в зеркало, из которого на меня смотрели глаза цвета ржи. — Мой старший брат хотел, чтобы его боялись и никогда не забывали его имени, и его именем стал покой. А я не смог сохраниь в памяти такую мелочь! Мой средний брат отдал меня в жертву силе, которая не смогла откусить от меня ни куска, и я стер из памяти его имя. Мне не у кого спросить о себе, мне некому рассказать о них. Никто не знает меня, никтоне хочет знать обо мне.
— Ты можешб пожелатьи я сделаю так, как ты хочешь, — шепнули мои губы в зеркале напротив стола.
— И что тебе за это будет? — подозрительно спросил я, сощурив глаза.
— Твой срок жизни станет ограничен и ты не сможешбь выбрать свою смерть, каждый раз, когда ты будешь с надеждой думать, что твои дни сочтены, ты будешь ошибаться, пока я не отпущу тебя.
— Двенадцать смертей, которые я пройду авансом сейчас, по одной за каждый прожитый человеческий век, а потом ты дашь мне то, что я хочу.
В сером сумраке, который окружал меня с того дня, как я бросил в огонь горсьб земли, повисла тишина. Кто-то решал, стоит ли мое предложение выгоды.
— Чего ты хочешь, единственный из посвещенных?
— Дай мне посмотреть, чего я был лишен все это время?

Часть третья. Имя.

Она пришла в мою жизнь легко и тихо, как прилетает летний ветерок в открытое окно. Она просто появилась тогда, когда мир обрел для меня краски и запахи, когда я понял, чем ночь отличается от дня, а звезды – от капель дождя.
Я сидел на кухне и курил одну сигарету за другой, наслаждаясь этой простой и вредной привычкой человека.
Город за окнами моего дома спал. Утопая в кошмарах и разочарованиях, а я сидел и смотрел на ту, которая показала мне мое другое лицо. То лицо, которое так долго не могло быть показано.
Мои глаза все равно оставались цвета ржи, которая разъела мою душу, оставляя в ней уродливые и вечные коррозии.
— Какого цвета были твои волосы, когда всего этого с тобой еще не произошло? – спросила она.
— Черные, — ответил я. – А это имеет для тебя значение?
— Это имеет значение для тебя, — она улыбнулась и погладила меня по щеке.
— Ты вспомнил все, что хотел?
Что я мог сказать ей в ответ? Что я никогда и не забывал ни одного человека, которого убил, которого пожалел и убил быстро? Что я помнил о каждом своем поступке, бережно хранил в памяти слова и мысли, желания и мечты, которых давно уже не было у меня? Или сказать ей о том, что единственное забытое мною, было мое имя? Я смотрел на нее: такая маленькая, даже для человеческого существа, хрупкая, наивная. Она любила и ждала только меня, она смотрела на меня большими темными глазами, иногда прятала взгляд под длинными опущенными ресницами, а лицо – в локанах вьющихся медных волос. Она дышала ради меня, она ловила каждое мое слово, словно боялась упустить его, как ребенок, который старательно выводит свои первые слова на пергаменте.
Она сидела напротив меня, не стесняясь своей наготы, ее грудь — полная и белая — трепетала при каждом вздохе, а я смотрел на нее, как человек, залюбовавшийся красотой одной снежинки, в горьком чувстве и ожидании, когда та растает.
И не останется ничего, кроме капельки воды, растекшейся по ладони, на которую упал снег.
— Меня зовут Форлорн, — сказал я.
— Мне нравятся твои глаза, — неожиданно сказала она, — они похожи на мое сердце.
Девушка опустила голову на подставленные ладони и прикрыла глаза, а потом начала говорить:
— У тебя два лица, Форлорн. Одно из них испугалось своего поступка и спряталось глубоко внутри. Для тебя мир стал серым и однообразным, твоя душа покрылась коррозией и выцвела, как и твои волосы, но не пропала.
— А второе? – я тоже прикрыл глаза, подставляя лицо и тело прохладному ветерку, приносящему запахи лета и жизни, с легким оттенком крадущейся смерти.
— Второе…, — она ненадолго задумалась, — второе твое лицо я видела сегодня, когда ты чуть не забрал мою жизнь. Оно не похоже на человека, но это не потому, что ты не можешь им быть, а потому что ты не понимаешь пока, как это. Ты смотрел на меня глазами той силы, которая была с тобой долгие годы до этого дня.
Я не знаю, как объяснить тебе, что такое боль, жалость, любовь, сострадание и утрата. Но ядумаю, что ты и сам поймешь это сегодня, когда меня не станет.
«Когда ее не станет, я пойму, какое мое лицо она любила», — подумал я. Я молчал. Я не мог обещать ей остаться, не мог обещать ей жизнь.
— Знаешь, — сказал я, — моя первая смерть была такой неожиданной, что я даже не понял этого. Я просто не проснулся ночью и все. Вторая и третья смертибыли более запоминающимися: на меня упал камень и я попал под поезд.
А вот четвертая, пятая и шестая стали для меня более невыносимыми — я задохнулся в петле, сгорел в пожаре и утонул.
Седмую и восьмую смерть я полюбил. Мне пришлось быть закопанным заживо и разлагаться в больничной палате от неизвестной болезни. Девятая, десятая и одиннадцатая мои кончины откровенно позабавили меня. Я перерезал себе горло бритвой, отравился и умер от побоев школьников…
— А последняя? – нетерпедиво воззрилась на меня девушка.
— Последняя была сегодня, с тобой. Я умер от твоего поцелуя, когда мое сердце захлестнула страсть, — я резко открыл глаза и посмотрел на нее, она улыбалась. – И как тебе это нравится? Какое мое лицо тебе нравится больше?
— Твое другое лицо, которое ты так и не показал мне, но я вижу его сквозь пелену холода твоих глаз. Это лицо человека, который устал от своих желаний и от того, что они выполнены.
— Я устал быть силой без человечности и человеком без силы.
— Тогда что же ты выбираешь? – она удивленно приподняла брови.
— Ты знаешь, ведь ты – это я.
Я посмотрел на самого себя, сидящего напротив: худощавый седой мужик со странного цвета глазами, криво ухмыляющийся, покрытый пеленой тления и страшными ранами от всех пережитых мною смертей.
— Ты знал это, когда спал со мной? – с издевкой спросил меня мой двойник.
— Конечно, — кивнул я и улыбнулся.
— Тогда как ты на это пошел?
— Иногда приходится хорошо себя поиметь, чтобы понять простые истины. Я помню это еще с прошлой человеческой жизни.
— Я восхищен тобой, Форлорн, — труп поклонился мне и засмеялся.
— А теперь выполни свою часть сделки и дай мне возможность продолжить свой путь.
Мой двойник перестал смеяться и схватил меня за горло обеими руками.
— Ты мой! – закричал он. Я легко перехватил его кисти и одним движением сломал их, а потом резко ударил его ребром ладони в горло. Мой удар оборвал его крик, а сломанная трахея — жизнь.
Эпилог

Я стоял на мокром ковре ельника и прелой земли. Лето в этом году выдалось дождливым и душным. Солнце уже клонилось к закату, и я вот-вот должен был увидеть то, ради чего пришел в это время.
Вокруг меня шелестели травыи листья на деревьях, я был одновременно и здесь и нигде. Я был травой под ногами и ветром в волосах, последним лучом и первой каплей дождя, последним птичьим криком и первым словом новорожденного.
Мир медленно тонул в подступающих сумерках, а над моей головой зажигались давно забытые звезды. Звуки и запахи медленно стихали,уступая место той силе, которая должна была явиться в мир сегодня.
Прямо передо мной, метрах в пяти горел огонь,чуть дальше располагался алтарь из гладкой доски, а напротив него стояли трое юнцов, которве должны были принять на себя ношу хаоса и лжи своих душ.
Двое, стоящие по бокам от третьего не видели меня, а вот последний, которым когда—то был я, видел. Он смотрел на меня и ждал того момента, когда сможет бросить в огонь горсь земли и пожелать чего-то.
Он принял меня за того, кто должен был быть здесь. А может, и нет? Что если все это так и было? Что если я видел тогда себя, и я же дал себе и моим братьям то, что они так хотели? Может, я слышал тогда свой голос, играл с самим собой, верил в бога внутри самого себя?
Важны ли те ошибки, которые ты можешь исправить? Да, если ты можегь их совершить вновь.
Важны ли те слова, которых ты можешь не произносить? Да, если ты веришь в них.
Важны ли те люди, которые ушли давным давно? Да, если они могут вернуться.
Старший брат протянул руку с горстью земли и пряных трав к огню. Я поднял руки вверх, и пламя костра взметнулось в рост человека. Мой брат отшатнулся и посмотрел на своих спутников. Я шагнул прямо сквозь огонь и ударил его по щеке наотмашь. Он упал и затих на земле.
— Ты никогда не станешь покоем в глазах старика, последним вздохом тяжело больного, взглядом умершего ребенка, — сказал я ему, — продолжай свой путь, брат, ты не станешь молитвой о покое измученного странника, ты не станешь Вестником Смерти, о котором мечтают люди
Я повернулся к своему среднему брату, но его уже не было. Я слышал крики безумного человека, треск ломающихся веток и звуки падения тела: кажется, мой братик бежал прочь, не разбирая дороги.
Тогда я подошел к самому себе и сказал, положив руку своему прототипу на плечо:
— Нам придется подружиться.
Он смотрел на меня пустыми серо—голубыми глазами, а потом повалился на землю, раскинув руки, продолжая все так же смотреть в пустоту, в звездное небо над головой.
— Никогда ничего нельзя исправить насовсем, — горько произнес я, дотрагиваясь до лба своего человеческого лица, — никогда ничего нельзя исправить насовсем для себя, — произнес я. Вставая в своем старом человеческом теле, в котором мне предстояло жить, и в котором обо мне напоминали лишь глаза цвета ржи — все, что осталось от моего другого лица.

Вместо послесловия

Когда-то давно. В стародавнее время,
Среди пыльных книг и каменных стен,
В ученье провел немалое время
Волшебник, обрекший себя в этот плен.
Он знаний искал и немысленной силы,
Он книги листал. Забывая о сне,
Но книга дна была самой любимой:
Легенда о зеркале в белом огне.
Легенда о тех, кто добился успеха,
Кто тайны чужие открыл для себя,
Кто в силе волшебной искал не утеху,
А ею играл, безответно любя.
И древние буквы сплетая в слова,
Под шепотом звезд в ночной тишине,
Смотрел он, как прочь облетает листва,
И в зеркале видел себя он во сне.
Оно не давало покоя ему,
Оно будоражило мысли и душу,
И цель он задал себе самому
Добыть это зеркало или разрушить.
И так истезая себя много лет,
Он шел к своей цели, копя в себе силы,
Но позабыл он, что данный обет
Сжигает внутри все то, что таам было.
Предательства путь он избрал для себя,
Ведомый дорогой, не видящий сути,
Он всех обошел, кого прежде любя,
Старался сберечь отлихих перепутий.
Сжигаемый пламенем белого цвета,
Волшебник забыл, что он – человек,
И день тот настал. С исполненьем обета
Закончится вскоре искания век.
И маг отражение в зеркале видит.
Вот он стоит и с усмешкой надменной
Ждет и себя самого ненавидит
За то что, приходится быть откровенным.
Но вдруг отраженье шагнуло навстречу,
И руку ему на плечо положило,
— я на немые вопросы отвечу,
Волшебнику шепотом проговорило.
ведь я все видел, я все знаю,
Я стоял за твоей тенью,
Я всегда был где—то рядом,
Я твой призрак, отраженье.
И когда читал ты книги,
И когда творил заклятья,
Я внутри тебя, сквозь блики
Мир менял для восприятья.
Я любил твои творенья,
Я смотрел, как ты идешь
К высшей точке обретенья,
Не скупясь на зло и ложь.
Как шагаешь ты по душам,
Проливаешь кровь и грезишь,
Что однажды станешь лучшим,
И меня однажды встретишь.

А зеркало вспыхнуло белым огнем,
И отраженье шагнуло сквозь мага.
И чародей стал заточенным в нем,
А в крике немом испарилась отвага.
— чего ты желал, того и добился,
Ты стал самым лучшим и подлецом
И в зеркале сам для себя отразился
Бессильным, жестоким и чуждым лицом.


Forlorn – покинутый, брошенный, оставленный.
07.04.10
Эммина.

@настроение: обескураженное

@темы: Творчество. Рассказы., Творчество. Стихи.

---

Чужие желания

Этот рассказ был написан по случаю моего неосторожного шага, когда я наступила на кусок хлеба у остановки станции метро "Орехово". Сюжет в конце был списан с меня, а вот насчет последней страницы книги, которую читал герой, я совершенно не представляю, что там было. я даже не могу сказать, кто был тот, кто так же, как ия расстоптал хлеб на улице. отражение ли меня самой, герой, описанный в расказе, просто случайый читатель подобного жанра, или кто-то совершенно случайный.
я долго не решалась пречитывать этотрассказ, потому что он казался мне немного не дописанным, несовершенным, но сегодня, ради правки у талантливогоредактора, мне пришлось открыть файл.
Что я мгу еще сказать? рассказ приятно удивил меня актуальностью, и даже время года, погода и мысли совпали с моим настроением и мерзостью за окном. Думаю, я опять таки открыла его не случайно, что я дала ему, когда писала, что-то он дал сейчас мне. возможно, ответ на вчерашний вопрос о поисках смысла.
а еще, мне бы хотелось оказаться на месте героини, пусть даже и с такой судьбой. она смогла выучиться магии, преодолеть неприязнь, сохранить себя. наверное, мои герои много сильнее меня самой. Хотя, если бы за моей спиной маячили такие спутники, которых я рисую для главных героев моих рассказов, возможно, я бы и помыслить не смела о том, что могу сдаться. нехватает чуда, но об этом уже в следующем посте :-)


ЧУЖИЕ ЖЕЛАНИЯ


Владыко Христе Боже, Иже Страстьми Своими страсти моя исцеливый
и язвами своими язвы моя уврачеватый, даруй мне, много Тебе прегрешившему,
слезы умиления; сраствори моему телу от обоняния.
Животворящего Тела Твоего, и наслади душу мою
Твоею Честною Кровию от горести, еюже мя сопротивник напой;
возвыси мой ум к Тебе, долу поникший, и возведи от пропасти погибеди;
яко не имам покаяния, не имам умиления,
не имам слезы утешительныя, возволящия чада
ко своему наследию. Омрачихся умом в житейских страстех,
не могу воззрети к Тебе в болезни, не могу согретися слезами, яже к Тебе любве.
Но, Владыко Господи Иисусе Христе,
Сокровище благих, даруй мне покаяние всецелое
и сердце люботрудное во взыскание Твое, даруй мне благодать Твою
и обнови во мне зраки Твоего образа. Оставих Тя, не остави мене; изыди на
взыскание мое, возведи к пажити Твоей
и сопричти мя овцам избранного Твоего стада,
воспитай мя с ними от злака Божественных Твоих Таинств, молитвами
пречистыя Твоея матере и всех святых твоих.
Аминь.

КАНОН ПОКОЯННЫЙ КО ГОСПОДУ ИИСУСУ ХРИСТУ.

ПРОЛОГ.

Северные ветры принесли с собой небывалые, не виданные до сих пор грозы. Дождь хлестал по всему, до чего мог дотянуться, он, подхваченный буйными порывами ветра, срывал с деревьев редкую оставшуюся листву, швырял ее под ноги, бил своими крыльями в лица, осыпая землю крупными каплями некогда живительной, а сейчас лишь приносившей разрушения и страдания, холод и мятеж влагой.
Плотные свинцовые тучи, затянувшие небо, должны были продержаться на нем еще около месяца, до наступления морозов, когда с моря придет зима, осыпав все вокруг серебристым снегом, который, словно проведение Господне, должен был вселить в сердца людей покой и смирение, заставив их покорно ждать наступления новой весны — короткой вспышки жизни в суровом горном климате этих мест.
А пока что, хозяевами здесь были только дождь, ветер, да последние, самые скверные и безжалостные грозы, что были ниспосланы небом, как испытание истиной веры всех послушников и настоятелей одинокого монастыря, что маленькой точкой притаился в расщелине самой высокой из скал горного хребта, за которым лежала Чужая Земля. Земля варваров и дикарей, земля страдания и темноты, земля других людей, которым не ведом был Господь Всевышний; земля людей, поклоняющихся своим богам — земля свободы и сурового закона силы.
И лишь горы были той самой, зыбкой преградой, за которую, пока что, не смели ступать ни те, ни другие....
«...И следил Господь за тем, чтобы не совершали ошибок слуги его, а, если и ввели они себя в грех, то прощал он их, коли раскаялись оне...»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЧУЖАЯ ЗЕМЛЯ.

Она гнала свою лошадь сквозь дождь и ветер, не замечая, как крупные тяжелые капли больно врезаются в плоть, готовые в любой момент разорвать ее на куски. Одежда всадницы промокла насквозь, превратившись в необычайно тяжелые путы, сковывающие движения; длинный плащ с капюшоном, порванный в нескольких местах, едва-едва держался на единственной завязке, которая грозила в любой момент лопнуть, а мокрая тяжелая ткань — упасть на землю, под копыта бешено мчащегося скакуна, который, судя по всему, тоже перенял безумие своей хозяйки, и теперь даже ее команды не заставили бы его остановиться: животное знало дорогу и мчалось по указанному курсу, стремясь во что бы то ни стало выполнить возложенное на него поручение и доставить наездницу к спасительному укрытию, где ни один человек не сможет ее достать.
Руки всадницы мертвой хваткой вцепились в поводья лошади, а белые от напряжения и холода пальцы уже не чувствовали грубости поводьев и потому были стерты в кровь, которая, смешиваясь с потоками дождя, струйками стекала по шее животного. Выбившиеся из-под капюшона длинные волосы имели неопределенный цвет: были ли они действительно столь темными, как казались, или это сыграло свою роль ненастье и принесенный им полумрак — точно сказать было нельзя, но висящий на боку скакуна короткий одноручный меч говорил о том, что сия госпожа принадлежит чужой стороне, ибо то оружие, которым располагали те, на чью сторону она стремилась, едва ли было бы похоже на это.
К тому же, там женщинам вообще не полагалось иметь оружия, не говоря уже о том, чтобы ездить в седле не по-женски и носить нечто иное, чем длинные неудобные платья и твердые сапоги на каблуках.
Страшные раскат грома и прорезавшие небо молнии, чередой сверкнувшие по свинцовой пелене, заставили всадницу пригнуться еще ниже к шее лошади, но, некстати попавший под копыта лошади камень, заставил ее все же выпустить из усталых рук поводья и опрокинуться вон из седла. Вставший после этого на дыбы скакун, издал душераздирающее ржание и умчался прочь.
Приподняв от земли голову, она успела увидеть, как ее лошадь уносится вдаль, затем ее глаза закрылись и опустилась тьма, скрывшая в себе все звуки....
Она слышала, как к ней подошли какие-то люди, ведущие вподу лошадей. Их было около десятка, может, меньше. Сил поднять лицо из грязной лужи у нее уже не было: приходилось просто молча ждать, когда подошедшие закончат с ней, а это было неизбежно — никто не мог просто так уйти на другую сторону, за все необходимо было платить.
Жгучие потоки дождя хлестали ее по спине, раскаты грома оглушали, заставляя все дальше и дальше проваливаться в забытие, а часто пробегающие по небу молнии ослепительными вспышками освещали лица тех, кто преследовал ее всю дорогу, и вот, наконец, достиг цели.
— Взять ее! — перекрикивая непогоду, сказал один из подошедших.
Двое опустились на колени, поднимая из грязной земли обессиленное тело. Беглянка ненадолго открыла глаза, обжигая подошедших мужчин ненавидящим взглядом, и даже попыталась вырваться из их крепких объятий, но один из них, размахнувшись, сильно ударил ее наотмашь по лицу и она вновь обмякла на руках второго.
Последнее, что она видела, было то, как со спины к ее преследователям стала двигаться неясная тень, чьи шаги были мягкими, совсем не слышимыми, голову покрывал капюшон рясы...
— Хороший товар мы с вами взяли! За такую много заплатят! — радостно празднуя победу, вскричал тот, что держал девушку на руках.
Остальные одобрительно захохотали.
— Не советую торопиться, братья. — раздался сзади них спокойный голос, которому, казалось, не мешала даже гроза. — Эта сестра находится во владениях нашего монастыря и, следуя законам двух сторон, вы не можете забрать ее без согласия ее самой.
Мужчины обернулись, разом примолкнув. Каждый из них отлично знал закон, но и каждый же с превеликим удовольствием преступал его при любом удобном случае.
— Здесь только мы и ты, брат. — начал один из них. — Мы заплатим тебе золотом — ты сможешь поправить дела своей обители, вернувшись в монастырь. К чему тебе лишний рот? А ведь она, наверняка, попросится к вам, чтобы переждать бурю. Мы предложим хорошую цену...
— Прости меня, Господь, за грех, что я сейчас совершу... — тихим шепотом, сложив руки на груди и опустившись на колени прямо в грязь, стал молиться незнакомец.
— Что ты там шепчешь — мы ничего не слышим! — окликнул его тот, что предлагал «заплатить золотом». — Так ты согласен или нам придется поговорить по-другому.... — он сделал не двусмысленный жест, потянувшись к висящему у него на поясе широкому охотничьему ножу.
— Прими их души в Райские Кущи свои и прости им прегрешения их... — не реагируя на угрозы, продолжал свое дело монах.
Он стоял на коленях в вязкой, размытой земле, закрыв глаза и подставив свое лицо струям дождя, которые потоками скатывались по нему, и, словно бы не слыша голосов, что грозили ему неминуемой расправой, читал длинную молитву за спасение душ неверных. В его лице не было ни жалости, ни страха, лишь скорбь — вселенская и глубокая скорбь о тех, кто не принимал Истинного Бога. Он молился о душах чужеземцев, которые пытались сейчас доказать ему, что они правы.
— Эй, ты! — окликнул один из торговцев монаха, который освещал себя крестным знамением — верным признаком окончания молитвы.
— Прошу вас, добрые люди, разойдемся миром. — не открывая глаз, сказал монах. — Оставьте девушку — она сама решит, что ей делать и просить ли помощи у нашего монастыря.
— Ты еще будешь нас о чем-то просить? — искрене удивился подошедший к нему мужчина. — а не кажется ли тебе, многоуважаемый монах, что нас девять человек, а ты только один. И это мы будем просить о чем-либо.....Или требовать! — он рассмеялся, замахиваясь ножом на сидящую в грязи фигуру.
Монах резко открыл глаза, одним неуловимым движением перехватил руку нападавшего и, все так же глядя прямо перед собой, будто никого и не видел, вывернул ее так, чтобы оружие упало на землю, исчезая в жидкой грязи.
— Я же просил вас решить все мирным путем. — с горечью в голосе сказал он.
Остальные мужчины, увидев, как их товарищ корчится в судорогах боли со сломанным запястьем, бросились ему на помощь, напрочь позабыв о своем «товаре».
Монах резко и быстро поднялся на ноги одним прыжком, в полете сорвав с головы мокрый капюшон, от чего его длинные, столь же мокрые, как и он сам, волосы, забранные с боков в тонкий хвост, разметались по плечам, следуя инерции поворота в прыжке их хозяина.
Смиренно опущенные вниз глаза монаха неожиданно воззрились на торговцев — в них горел вырвавшийся со дна души огонь, огонь жара схватки....
— Бегите! — вскричал один из них. — Это сам...
Договорить он не успел, потому что выбитый у первого нападавшего нож, серебристой молнией взрезал серую пелену дня и вонзился прямо в горло говорившему, чья одежда моментально окрасилась в алый, размытый дождем, цвет Монах стоял в вполоборота к торговцам, а его правая нога все еще утопала в той самой, луже, откуда он достал нож, подбросив его вверх мысом сапога.
— Уходим! — отдал приказ предводитель шайки.
— Прости меня, Господи, за грех, мною совершенный... — Начал было читать молитву незнакомец, подойдя к первому торговцу, а затем, присев на колени, одним движением свернул ему шею. — Я не могу вас отпустить, братья! — чуть повысил он голос, обращаясь к спешно пытающимся сесть в скользкое от дождя седло людям.
Те лишь затравленно оглянулись на него и поняли, что им не уйти...

После того, как он закончил с последним, метнув ему в вдогонку его же обсвенный нож, монах неторопяст прочел над каждым из лежащих на земле молитву, собрал их кошельки и подошел к перекинутой через спину одной из лошадей торговцев девушке, которая все еще не пришла в себя, взял ее на руки и пошел в сторону монастыря...
Дождь немного поубавился, а ветер вообще предпочел стихнуть, будто скорбя о содеянном вместе с тем, кто лишил жизни девять человек....


ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОКАЯНИЕ.

Она открыла глаза. Вокруг царил непонятный полумрак. Девушка лежала на узкой жесткой кровати, вокруг которой стояли широкий стол, занимающий почти половину комнаты, маленький шкаф со сложенными в нем на полках свитками и стул, на котором кто-то сидел. И хотя помещение было освещено несколькими свечами, она никак не могла рассмотреть лица сидящего.
Девушка немного привстала и обнаружила, что лежит в одной сорочке. Прислушавшись, она поняла, что ее гость (или хозяин?) читал какую-то молитву на латыни. Девушка пошарила руками вокруг себя, огляделась, но своего оружия не нашла, тогда она решилась задать вопрос:
— Кто вы такой? И где я нахожусь?
Человек перекрестился и, сказав последние слова, поднял на нее глаза. Ничего необычного, на первый взгляд, в нем не было: обычный монах в серой, пыльной и местами заплатанной рясе, чей капюшон был откинут назад; он посмотрел на нее глубокими черными глазами, чуть подавшись вперед, чтобы попасть в круг света и, тем самым, давая девушке рассмотреть себя. От прямых светлых волос, собранных с боков на затылке в тонкий хвост отражались блики дрожащего огня свеч, придавая им нежно-золотой цвет.
— Меня зовут брат Редим. Вы находитесь в монастыре на границе с Чужой землей. Вчера я прнес вас сюда, потому что нашел без сознания вблизи монастыря... — начал он рассказывать события прошлого дня.
— Я пленница? — с вызовом прервала она его.
— Ни в коем случае. — спокойно ответил он. — Вывольны уйти, когда вам будет угодно. Через час у нас будет ужин — ничего особенного, но, если вы действительно голодны....спускайтесь вниз, а пока я оставлю вас, чтобы вы могли посвятить себя молитве..
Сказав это, брат Редим встал, чтобы уйти.
— Подождите, — окликнула она его, — а в чем же мне спускаться? Где моя одежда и мое... — девушка запнулась, опустив глаза.
— Одежда висит в изголовье кровати, — ответил уже на пороге брат Редим, — а что касается вашего оружия.... — он сделал паузу, будто ему было крайне не приятно говорить и даже вспоминать эту тему. — в нашем приходе не принято находиться вооруженным людям. Это единственное правило, которое требует обязательного исполнения. Вам отдадут ваши меч, нож и... — он заметно напрягся. — ...посох, когда и если вы захотите покинуть это место.
— Мое имя Фэй. — сказала она за секунду до того, как мягко закрылась входная дверь. — И я собираюсь уйти только завтра... — с какой-то непонятной то ли злостью, то ли горечью сказала она, но ужу тихо, самой себе.
Девушка встала, прошлась по келье, рассматривая ее так тщательно, как только могла, но ничего особенного не нашла — обычная келья бедного монаха, который привык лишать себя всего, чего только можно во имя Господа. Кругом лежали связки свечей, какие-то свитки на древних языках и просто пустые листы бумаги, скрученные для удобства в рулоны, плотные шторы, занавешивающие единственное и, судя по всему, очень маленькое окошечко.
Она подошла и рывком отдернула занавеску. В глаза хлынули последние, исчезающие за горизонтом, лучи солнца. Гроза прошла стороной, оставив после себя лишь трупы искореженных деревьев, да огромные лужи из грязи и воды, которые были засыпаны предательской листвой, пожухлыми комьями застывшей в них и предвещающей обманчивую ровность дороги.
Осень почти совсем сменилась зимой, ей осталось каких-нибудь пара недель до того, как северные ветра принесут заморозки и на землю ляжет долгая суровая зима, укрывающая все вокруг белоснежным ковром девственного снега — единственное, что еще действительно имело белый цвет. Он заметет все дороги, не оставив путниккам шанса вернуться или уйти, а лютый, нечеловеческий холод погребет под сугробами тех, кого застанет в пути.
Она должна была уйти из гор, пока этого еще не случилось, иначе придется пережидать зиму в монастыре — это слишком для нее, слишком, потому что однажды она не выдержит и все они поймут, кто она есть, а тогда... Изгнание из монастыря — это меньшее, чем она отделается.
Фэй начала медленно натягивать одежду, с удивлением отметив, что ладони уже почти совсем не болят, наверное, ей перевязывали раны и теперь их почти не было. Почти, потому что каждое резкое движение отдавалось в теле тупой неприятной болью, напоминая о том, что вчерашний день вовсе не был сном. Одевшись, она немного поколебалась и все же взяла со стола один из свитков, развернула его и прочла несколько строк на древнем, почти забытом всеми языке: «....Мое время здесь протекает медленно и размеренно, но каждую ночь я вижу во сне, как она протягивает ко мне руки, умоляя помочь ей и сыну. Я вижу тот день так, как будто он был вчера, хотя с тех пор и прошло уже почти шесть лет. Настоятель говорит, что я должен больше молиться, чтобы Господь даровал мне прощение и избавил от происков Нечистого, тогда я смогу спокойно жить и спать. Но пока что этого не случилось.
Может, я недостаточно крепок в своей вере, а может, я просто обречен на эти воспоминания, как на расплату за все свои грехи? Я отдал бы все, чтобы тогда, в тот день не видеть их глаз, не слышать их криков о помощи, обращенных к тому, на кого они смели надеяться все это время; к тому, кто не смог им помочь.....»
В дверь постучали и в комнату вошел какой-то человек, на ком была такая же ряса, как и на том, кого Фэй уже видела.
— Настоятель ждет вас внизу и просит вкусить с нами скромную пищу, которую даровал нам Господь. — сказал он, не поднимая на девушку глаз.
— Я сейчас спущусь. — рассеянно проговорила она. — Скажите, чья это келья? — спросила Фэй, когда монах уже приготовился исчезнуть за дверью.
— Это келья брата Редима. — ответил он. — Он смирено предоставил ее в ваше пользование, пока не подготовили отдельную комнату для вас. Сейчас уже все готово и после ужина вы сможете поселиться в более удобном месте, нежели это.
— Не стоит беспокоиться, я... — начала было Фэй, но визитер будто и не слышал ее слов.
— ... Вчера ночью, когда брат Редим принес вас в монастырь, у нас не было времени все подготовить, а лечение ваших ран не требовало отлагательств. Но брат Редим — настоящий чудотворец, он смог поставить вас на ноги всего за сутки, он молился, сидя у вашей постели все это время.
Сказав это, он исчез в проеме двери, плотно притворив ее за собой.
«Кто же ты такой, брат Редим, что так искуссно врачуешь раны и пишешь такие строки? — подумала Фэй, — И, кажется, это еще далеко не все твои таланты...»
Девушка встряхнула пышными черными волосами, которые, высохнув после дождя, теперь превратились в гриву сумеречно-черных локоном, извиваясь крупными прядями и спускаясь почти до середины спины.
Фэй решительно подошла к двери и, открыв ее, вышла в холл...

Полутемный коридор был длинным, подсвеченный несколькими висящими на стенах факелами, он убегал далеко вперед, заканчиваясь поворотом и, судя по всему, лестницей вниз, откуда доносилось стройное песнопение молящихся о хлебе насущном людей.
Кто-то из них наигрывал на мелодичном инструменте и музыка, разливавшаяся эхом в каменных стенах обители, завораживала своей красотой, сливаясь в один звучный поток, она, словно волнами окутывала все вокруг, придавая холодному серому камню стен особое живое очарование, каким мог обладать лишь монастырь, в котором пел хороший хор его братьев....
Но было в этом и нечто страшное, будто за простыми звуками и и растяжными словами древних молитв таилось многим большее, чем могло показаться на первый взгляд, но не каждому дано было это услышать, не всякому дано было понять истинный смысл вложенных в звуки слов — лишь человек, испытавший схожее состояние на грани безумия и безумной веры мог уловить в них нечеловеческую боль, столь тщательно скрываемую во внешне беспристрастных сердцах братьев Господних.
Фэй тихо шла вдоль стены, едва касаясь ее рукой, чтобы ненароком не упасть, увлеченная мелодией звуков, как вдруг, проходя мимо одной из почти слившихся со стенами дверей она услышала голоса.
Любопытство и здесь сыграло свою роль.
— ....но, брат Редим, ты сам принес ее к нам, настояв на том, чтобы эта женщина осталась в нашей обители, прекрасно зная, как это может повлиять на остальных! — настойчиво спорил один из голосов. — Чего же ты хочешь теперь?
— Я хочу, чтобы она как можно скорее покинула монастырь. — твердо сказал второй.
— Я понимаю тебя, сын мой. Тебе сейчас очень тяжело — ты спас от неминуемой смерти девушку, согрешив для этого одним из смертных грехов.....
— Я просил Господа принять мое раскаяние....
— ....Да-да! Господь всемилостив и уже простил тебя! — тут же поправился первыйговоривший. — Но сейчас речь о другом: ты спас и принес к нам женщину-мага, которая бежала с Чужой Земли. Это, безусловно, прекрасный поступок, даже не смотря на то, кто она на самом деле, я не могу прогнать вон нуждающегося человека, если он просит о помощи.
Скажи, что именно тебе столь неприятно? То, что ты спас одну из тех, с кем столько лет старался не встречаться, или то, что сразу не смог этого понять?
— Она — маг! — жестко отрезал Редим. — Настоятель, вы же знаете, как я отношусь к подобным вещам, почему же требуете, чтобы именно я стал присматривать за ней?
— Я все понимаю, брат Редим. Когда, шесть лет назад, ты, израненый и потерявший себя, оказался у стен нашего монастыря, мы приняли тебе, не задавая лишних вопросов о том, кто ты и откуда, хотя мне, как настоятелю, да и всем братьям было ясно, что ты пришел с Чужой Земли.
Но наш приход рад любому страждущему и мы не можем отказать ему, если он нуждается в помощи.
Твое отношение к магии и колдовству вполне понятно, после того, как один из волшебников, напустив на тебя чары, заставил смотреть на мучительную смерть твоей жены и сына, но Господь велит нам прощать! Именно по этому я прошу тебя взять на себе роль опекуна над этой заблудшей душой, чтобы она не чувствовала себя здесь чужой....
— Она и так чужая. — бесцветным голосом проговорил Редим, вставая со стула и подходя к двери.
— Господь простил тебе грехи твоей прошлой жизни, когда ты был наемником. — сказал настоятель. — Он простит и твою гордыню — стоит только действительно в ней раскаяться. Он простит твой гнев и ниспошлет тебе милость свою, как только ты пустишь в свое сердце прощение и научишся принимать людей такими, какие они есть, не смотря на их прошлое.
— Я скажу об этом моей жене и сыну, когда стану молиться за упокой их душ. — сказал Редим, выходя прочь.
Фэй лишь только успела нырнуть в дверь рядом с той, из-за которой слышала этот разговор, как брат Редим прошел мимо нее, отмеряя расстояние быстрыми тихими шагами.
Некоторое время девушка еще постояла в пустой келье, осмысливая услышанное. Как должен был чувствовать себя человек, невольно спасший дну из тех, кого ненавидел все эти годы такой жгучей и едкой ненавистью, на которую только был способен «божий» человек. Но Редим пришел с Чужой Земли — он не был братом Господним, что бы он не говорил сам себе и остальным, как бы не хотел верить в это — он был чужаком.
Вросшие в ткани и впитавшиеся в кровь навыки наемного убийцы никогда не замолишь ни одной из молитв.
Он был наемником, а значит им и остался.
Навсегда...
Фэй не боялась его. Она просто хотела понять этоо человека, ей неуклонно казалось, что он находится здесь не на своем месте, он не мог принадлежать таким людям, как они, он был другим и никакие молитвы, никакие лишения монашеской жизни не могли принести ему покой — он должен был найти того, кто лишил его жизни шесть лет назад.
Он м наемный убийца, знающий лишь одно ремесло — смерть....
Девушка тихо пошла вслед за тем, кто казался ей роднее, чем все, что было вокруг, со всей их заботой и желанием помощи. Никто из них не мог понять ее так, как человек, потерявший жизнь.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЧУЖИЕ ЖЕЛАНИЯ.

В часовне горело много свечей, они заливали мягкими желтовато-белыми огоньками все пространство вокруг себя, их легкие, дрожащие огоньки мерцали отблесками на каменных стенах, ненадолго, всего на несколько минут согревая холодный камень, вселяя в него духовную жизнь смирения и тщеславия одновременно.
Фэй вошла в помещение, стараясь ступать как можно тише. Она скользила вдоль стен, прячась в их тени, ускользая от дрожащего пламени свечей. Девушка вышла к небольшой площадке, на которой стоял алтарь и окружающие его образа и иконы. Перед алтарем стоял на коленях брат Редим, который склонил голову в блаженном поклоне, пытаясь усмирить свою душу, пылающую ненавистью ко всему человечеству.
— ...Всемогущий наш и Всемилостивый.... — донеслись до девушки его приглушенные слова.
Какое-то время она стояла на одном месте, не желая шевелиться и делать каких-либо движений, даже мысленно; вслушиваясь в его низковатый спокойный голос, в котором сливались все ноты отчаяния, жалости, ненависти и ... бессилия.
— Брат Редим! — окликнула она его, когда тот закончил молитву. — Послушайте, я просто хотела поговорить!
— Вам не место здесь. — резко обернулся тот.
— Почему? Потому, что вы так решили, потому что вас однажды предали и вы потеряли любимых людей? — Фэй действительно разозлилась и теперь ей было уже все равно, что он мог с ней сделать.
— Что ты об этом знаешь?! — вскричал Редим. — Что ты можешь знать о том, как умирает твой ребенок? И все потому, что один маг решил, будто наемник не достоин своей семьи, потому что у него появились те, о ком он хотел заботится, забыв о своем прямом предназначении!
Ты — маг, такой же, как и тот, что отнял жизнь у моей семьи. Я ненавижу вас всех, хотя мой Бог и запрещает мне ненавидеть, веля прощать и нести в своем сердце кротость и смирение со своим крестом. Я должен простить его, я должен, потому что мой бог.... — он говорил так, будто начинал сходить с ума, повторяя одно и тоже по нескольку раз.
Его черные глаз загорелись искрами безумия, а губы все шептали и шептали слова.
— Это не твой бог! — схватила его за плечи Фэй. — Ты прав лишь в одном, ты — наемник, а это значит, что твое искусство будет вечно жить в тебе, покуда жив ты сам!
Неужели ты этого не понимаешь? Ты чужак!
Редим внезапно посмотрел на нее совершенно осмысленным взглядом, прищурил пронзительные глубокие глаза, уперевшись взглядом в девушку и смотря на нее исподлобья.
— Моя жизнь окончилась и началась вновь, в стенах этого монастыря. — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Настоятель приютил меня, дал мне кров и пищу, он помог мне придти к исьиной вере и вселил в душу надежду на исцеление от ночных кошмаров и разрывающего сердце чувства бессилия. Он обещал, что через молитвы и лишения я приду к прощению и смогу забыть свое прошлое.
Фэй подошла ближе, села рядом с ним и положила руку на его плечо. Тот резко обернулся и скользнул по ней взглядом сверху вниз и обратно, а затем быстро отвел взгляд.
— Ну и как? —почти ласково спросила она. — Твой Бог помог тебе обрести желаемое?
— Прошло слишком мало времени.....
— А может, это просто чужое желание, которое он не в силах исполнить?
Они встретились глазами и на секунду девушке показалось, будто Брат Редим напрягся, как для удара.
— Оставь меня. — сказал он бесцветным голосом. — Я больше не ступлю на путь прошлого.
Фэй опустила глаза и вышла из часовни, оставив брата Редима за очередной молитвой.
Ничего, завтра ее уже здесь не будет...

Ночью она не смогла сомкнуть глаз. Ей виделся какой-то поселок, брат Редим, играющий с мальчиком лет пяти, красивая женщина со светлыми солнечными волосами и доброй любящей улыбкой, которую мальчик обнимал и называл мамой; Фэй видела, как в селение пришел человек, полностью облаченный в черное, с ним была женщина — высокая, с длинными прямыми волосами цвета воронова крыла, которая указала на Редима и засмеялась, от чего ее тонкие черты лица обострились с такой силой, что, какжется, стал виден каждый мускул в отдельности.
— Ты еще не заработал свое счастье, Сорд! — крикнула она, заключив Редима в прозрачную сферу.
Далее общий план окрасился нежно-кровавым цветом и Фэй в испуге открыла глаза.
За окном еще и не думало рассветать, ночные облака плавно сливались в единую тучу и неторопливо плыли по небу, застилая его от солнечных лучей, которые, наверняка, уже проснулись на востоке. В окно залетел попутный ветерок, обещая приятный день; звезд на небосклоне не было, но и дождя быть не должно, кажется та гроза была последней в этом году.
Фэй встала, нащупала рукой, не зажигая света, приготовленное с вечера оружие и посох, которые тайком унесла из комнаты настоятеля, и быстро собралась в путь. Секунду она колебалась, раздумывая, стоит ли оставить записку или уйти не прощаясь, а потом сняла с пояса кошелек и положила его на самое видное место, взяв из него несколько монет на дорогу. Девушка накинула на голову капюшон плаща, огляделась и вышла за дверь.
Проходя по знакомому коридору, она на мгновение замерла у двери бывшего наемника, положив ладонь на дубовую преграду вовнутрь, где оставался тот, кто ее ненавидел. Фэй посмотрела на дверь и не смогла сдержать слез, вспомнив о том, что несколько лет назад тот же волшебник, которого она видела сегодня ночью, вырезал и сжег до тла все ее селение, пока сама она разъезжала по далеким странам, набираясь опыта волшебства.
Тот, кто сейчас находился за стеной, к которой прижималась Фэй, не знал, что...
Впрочем, какое ему до этого дело?
Девушка постояла еше немного и, гневно сверкнув глазами, произнесла короткое заклинание, сдув что-то в сторону его кельи, исчезая за поворотом, и оставляя после себя лишь тихий шелест плаща, да мелькнувший его край.
А в комнате Редима заклубился белый туман....

— Что же ты молчишь, Сорд? — призрачная женщина улыбнулась и чуть склонила голову в своей обычной манере разговора. — Или ты совсем не рад мне?
— Этого не может быть... — прошептал тот, пытаясь каснуться ее руки, но лишь обнял холодный воздух. — Ты ведь...
— А ты еще нет. — строго сказала она. — Так не позволяй каким-то кошмарам сломать себя. Ты забыл, кто ты есть и кому принадлежишь. Что же ты наделал, Сорд? Это не твоя земля и не твой дом. Зачем ты здесь?
— Мой дом давно разрушен, а ты....а вы... — на глазах у него появились слезы, которые он больше не мог прятать.
— Я всегда была и буду с тобой. — ласково провела прозрачной рукой по его голове женщина. — Мы оба это знаем, просто ты забыл.
— Зачем она это сделала? — вдруг спросил он, догадавшись о том, кто ниспослал ему этот подарок.
— Потому, что в свое время никто не смог сделать того же для нее.
— Отпусти меня.... — попросил он, глядя, как медленно начинает таять в воздухе образ той, что так долго жила в его сердце. — Отпусти, я обещаю, что буду хранить тебя в сердце.
— Иди, Сорд. — улыбнулась женщина, почти совсем исчезнув. — Иди и торопись — тебя ждут многие дела.

Первый луч рассвета застал ее на полпути к предгорью, Фэй шла пешком, потому, как воровать лошадей у монастыря не было смысла — все равно издохнут через пару дней, слишком уж многого лишали себя монахи и это распространялось не только на людей. Да и были ли у них лошади? Времени искать и осматривать конюшню у нее не было.
Неожиданно ее слуха коснулся неясный шум и через мгновение девушка оказалась в кольце людей, который были подозрительно похожи на тех, кто преследовал ее по дороге сюда. На Фэй наставили несколько арбалетов и обнаженных мечей.
Она не ожидала такой скорой расправы и потому не стала делать никаких жалких попыток справиться с напавшими, девушка лишь обвела их обреченным взглядом и расставила в стороны руки — пусть делают, что хотят, но живой она им не достанется.
Резкий свист, прорезавший воздух, заставил ее придти в себя и осмотреться — несколько человек лежали вокруг нее с длинными толстыми стрелами в телах. Кто-то был просто ранен, а кто-то уже никогда не смог ббы подняться.....
Откуда все это?
Фэй не стала долго раздумывать и вступила в бой. Смертельнве заклинания летели одно за другим, наряду с рамахами посоха на манер шеста; дальше в дело вступил меч... Когда над ее головой прозвучал лязг оружия, будто кто-то вовремя поймал в блок летящий на неее клинок, она обернулась и увидела человека в темных одеждах, которые немного потрепались от времени, но были еще вполне приглодны для ношения странника. Крепкий торс ее «спасителя» был подчеркнут верхней рубашкой без рукавов, на руках блестели поножи, а кисти скрывали удобные перчатки, в которых никогда не скользило оружие.
Это был Редим.
— Зачем ты пошел за мной, брат Редим? — спросила она, когда бой был окончен.
— Меня зовут Сорд. — сказал он, встряхнув светлыми волосами. — Я больше не служу монастырю.
— Неужто разочаровался в вере? — усмехнулась Фэй.
— Нет. Просто мне показалось, что я не должен оставлять свою жизнь в стенах той обители, чей бог не слышит молитв. — просто объяснил он.
Девушка лишь хмыкнула, как-то странно, ласково, посмотрев на него.
— К тому же, ты забыла кошелек.... — он впервые за много лет улыбнулся человеку.

Фэй знала, что это, возможно, лишь на время, ведь всегда трудно принять нечто новое, как сейчас, например, трудно ей было принимать его обычным человеком, так и ему, наверняка, рано или поздно покажется, что он сделал ошибку, но пока что они шли вместе, пока что их дороги шли параллельно...
А потом, кто знает?
Возможно, ей придется еще раз заглянуть в чужие желания, чтобы хоть со стороны посмотреть на то, чего так хотела она сама, и чего ей никогда не получить. Вся жизнь ее прошла в том, что ее желания сбывались у других, но Фэй была этому рада...
ЭПИЛОГ.

Он закрыл книгу лишь тогда, когда трамвай, остановившийся на площади, распахнул двери, приглашая выйти его на остановке. Холодная, промозглая московская осень заливала все вокруг мелким ледяным дождем, наплывая на землю низким серым небом.
Осень в городе.
Вот уже и до зимы не далеко, а там и весна....Но бывает ли зима в Москве? Зима — наверное, и лето тоже, а вот в остальном — вечное межсезонье.
Он торопливо вышел из трамвая; до конца оставалась одна страница и он знал, что в ней написано, потому и не хотел читать, предпочитая додумывать конец самостоятельно.
Или, если точнее, правдоподобнее
Странно, он и не думал, что когда-нибудь прочтет то, о чем думал так долго. Только вот конец был другим, он это знал точно, конец был другим, потому что его еще вообще не было.
Он быстро подошел к автобусной остановке, намериваясь свернуть влево от нее, как услышал сзади недоуменный возглас какой-то старушки:
— Молодой человек! Что же вы делаете? На хлеб наступили! Грех-то какой....
Он посмотрел себе под ноги и впрямь увидел растоптанный на асфальте, одинокий кусочек белого хлеба, столь некстати попавшего именно ему под ноги.
— Ох, молодые, глупые! — продолжала ругаться старая женщина на молодого человека с потертой и, видимо, очень старой книгой в руках. — Грех-то какой, грех! — стала креститься бабушка, злобно поглядывая на него.
Он подошел к ней и, посмотрев в лицо, произнес:
— Уважаемая, вы не знаете, что такое грех...

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО..

Ангеле Христов святый, к тебе припадая, молюся, хранителю мой святый,
приданный мне на соблюдение души и телу моему грешному
от святаго крещения, аз же своею леностию и
своим злым обычаем прогневах твою пречистую светлость и отгнах тя от
себе всеми студными делы: лжами, клеветами, завистию, яростию,
осуцждением, презорством, непокорством,
братоненавидением, и злопомнением, сребролюбием, прелюбодеянием,
скупостию, объедением без сытости и опивством, злыми
помыслы и лукавыми, многоглаголанием,
гордым обычаем и блудным возбешением, имый самохотение
на всякое плотское вожделение.....

....Но молюся ти припадая, хранителю мой святый, умилосердися на мя, грешнаго
и недостойнаго раба твоего, буди ми помошник и заступник
на злаго моего сопротивника, святыми
твоими молитвами, и Цартвия Божия причастника мя сотвори со всеми
святыми, всегда, и ныне и присно и во веки веков. Аминь.
КАНОН АНГЕЛУ ХРАНИТЕЛЮ.
To redeem — искупать.
Sword — сабля, шпага, меч.

@музыка: gregorian "masters of chant chapter"

@настроение: светлое и печальное.

@темы: Творчество. Рассказы.

---

Плохое кино.

Предлагаю вниманию моих воображаемых читателей рассказ мохнатых времен, в котором сломались мои порывы на редактированее. Предупреждаю сразу, что там мало запятых, орфографии вообще, стилистические ошибки и замаскирован настоящий кошмар любогоредактора и корректора.
что еще я могу сказать? этот рассказ нравится мне несвойственной мне манерой образов изложения в картинках. в том смысле, что действия происходят в тех местах, которые я обычно не описываю, предпочитая более легкие декорации для сюжета.
да, именно яркими картинками мест, где развернулись события рассказа он мне и нравится. написан он был под влиянием похода в кинотеатр, где я и услышала последнюю фразу в рассказе. да и вообще написан он был на злобу дня под влиянием мысли о том, что никто не понимает кино и сюжеты его так, как они были задуманы авторами. людям уже тогда было проще пялиться в телевизор на простые и понятные фильмы с хеппи-эндом.
вот так.

Плохое кино
Oh, life,
Life is bigger It`s bigger than you
And you are not me
The lengths than I will go to
The distance in your eyes.
Oh no, I`ve said too much.
I set It up.

That`s me in corner, that`s in the spotlight
Losing my religion,
Trying to keep up with you
And I don`t know if I can do it.
Oh no, i`ve said too much,
I haven`t said enough.
I thought than I heard you laughing,
I thought than I heard you sing,
I think I thought I saw you try.

Every whisper of every waking hour I`m
Choosing my confessions, trying to keep an eye on you,
Like a hurt lost and blinded fool.
Oh no, I`ve said too much,
I set it up.
R.E.M./Gregorian. «Losing My Religion»

На старый город медленно опустилась глубокая ночь. Узкие кривые улочки покрылись тающими в дрожащем свете редких поздних окон тенями, а окружающие городок деревья, что создавали впечатление живой изгороди, замерли, остановились в нерешительном блеске полной луны. На бескрайнем небе, что мягким бархатным куполом раскрылось над сухой грязой землей, сияли мириады звезд, отражаясь друг от друга и от встречных глаз припозднившихся прохожих.
Наступало время тишины и давно позабытых историй. Бывает так: произошло что-то и забылось, но когда на землю спускается одна из таких ночей всякая история, преданная когда-то забвению, вновь становится истиной правдой. В такое время все, что рассказывает тебе самый обычный бродяга становится истиной и горе тому, кто посмеется над убогим, кто кинет камень в калеку или посмеет надсмехаться над иными увечьями и ранами.
Это была как раз такая ночь.
Люди, стремясь спрятаться от случайного греха, укрылись в своих домах и старались не выходить из них без особой надобности. Если бы кто вздумал постучать в такой дом и спросить ночлега, то ему непременно ответили бы, что очень рады его визиту, но в доме больной ребенок, а на сеновале недавно ночевал какой-то бродяга, после которого остались грязные лохмотья и множество болезней, а посему никакой хороший хозяин не пустит теперь туда честного человека.
Город звался Дэм. В нем было не столь уж и много домов, а те, что и были, большинством своим являлись поселениями приезжих и давным-давно осевших здесь путников. Дэм являлся своего рода негласным местом оседающих и уставших от дорог странников. В городе была неплохая торговля, но вся она преимущественно основывалась на продаже информации, что стало весьма доходным и опасным делом.
А сегодняшняя ночь принесла еще и много непредвиденного. Так, например, с наступлением сумерек в Дэм вошел высокий крепкий человек в старом темном дорожном плаще с капюшоном и с длинным посохом в руке. Через плечо у него была перекинута дорожная сумка, а плащ слегка бугрился на левом бедре, что говорило о присутствие оружия. Скорее всего это был одноручный меч.
Путник шел, низко опустив голову, а из-под опущенного капюшона выбивались несколько прядей пепельных от седины волос. Странник прошел через главную площадь города и направился прямиком на постоялый двор, словно бы и знал заранее, где тот находился.

* * *
В таверне почти ничего не изменилось. Разве что стало больше столов, да посетители сменились новыми, незнакомыми лицами. Странник снял капюшон, оставил оружие (одноручный меч, как и предполагалось) и посох при входе и направился к стойке. Его лицо было весьма молодым: на вид этому человеку могло быть околосорока , но рано поседевшие волосы, длинными прядями спускающиеся ниже лопаток, говорили о том, что посетителю могло быть как меньше, так и ровным счетом больше лет, нежели на вид.
Путник порылся в карманах своего плаща, извлек оттуда какую-то тесемочку и быстрыми ловкими движениями перехватил густые волосы, связав их в хвост. Только после этого от подошел к хозяину заведения, который так же оказался ему незнаком и попросил принести ему ужин с хорошим вином.
Чутье хозяина постоялого двора было прекрасным и он быстро смекнул, что этого гостя лучше не обманывать. У него вообще сложилось впечатление, будто этот странный путник знает об этом городе куда больше его самого, родившегося здесь.
Не решаясь заставлять ждать посетителя, хозяин быстро выполнил его заказ и сам принес ему ужин, поставив на стол бутылку старого и дорогого вина.
— Не откажись отужинать со мной, добрый человек, — властным и усталым голосом предложил хозяину путник. Тот молча опустился на стул рядом с гостем, чувствуя, как холодеет внутри.
— Мое имя Сайдер, — представился хозяин таверны.
— Очень приятно, — отозвался гость, наливая себе вина. — Меня зовут... Черт! — усмехнулся гость. — Сайдер, хочешь выслушать интересную историю, которая принесет тебе много успеха и новых постояльцев в будущем? А после я скажу свое имя... если вспомню...
Хозяин блеснул глазами и кивнул.
* * *
Небо покрыли тучи. Тяжелые, свинцовые, грузные и неповоротливые. Где-то далеко за облаками таилось полуденное солнце, но сейчас его не было видно, а сам полдень превратился чуть ли не в полночь от внезапной нависшей над землей темноты.
Открыв накануне утром глаза, он понял, что больше не сможет находится в этом городе. Он должен был сбежать, сбежать позорно и тихо ото всех и от самого себя. И вот, с наступлением грозы, молодой человек с темными волосами и целеустремленными глубокими глазами вышел из своего жилища и пошел прочь, навстречу стихии...
Дайк взял с собой не много вещей: дорожную сумку, перебросив ее через плечо, оружие — самое простое и весьма непрочное, да длинный старый плащ. Большее он оставил: молодую жену, что любила его больше жизни, друзей, с которыми вырос в этом городе и большую книгу историй, куда записывал интересные рассказы редких гостей, что просились к нему в дом на ночлег.
За спиной остался маленький городишко, где все знали друг друга и некуда было укрыться от слухов и россказней. Дайк и женился-то лишь потому, что не желал лишних проблем, да косых взглядов в свою сторону. О! Как же он сейчас жалел об этом! Через некоторое время, когда он не вернется вновь и вновь, она решит, что он умер и будет страдать. Но Дайк не смог. Не смог нести всеобщих крестов во благо общины. Пропади все пропадом! Лучше гроза, воющий в складках одежды ветер, треплющий его волосы, лучше дождь — холодный и колючий, что быстро намочит его с ног до головы... Лучше и впрямь сгинуть, чем подчиниться законам общества.
Жаль только понял он это слегка поздновато.
Дайк оглянулся, стоя на вершине крутого холма, чтобы попрощаться с городом, раскинувшимся внизу. Вечерние огни домов, дым из труб и теплый ночлег — все это покрывала сейчас мраком огромная грозовая туча, нависшая над Дэмом. Дайк слушал порывы ветра и чувствовал хлещущие его по щекам первые капли проливного дождя, что вот-вот должен был обрушится на поселение. Он стоял вполоборота, поставив ногу на камень, положив на колено одну ладонь. Второй рукой молодой человек держался за эфес спрятанного под плащом оружия. Он смотрел на тусклые огни Дэма, исчезающие в темноте. В его волосах блуждал холодный ветер, а глаза никак не могли насмотреться на то, что, как им казалось, они больше никогда не увидят... Во всяком случае, прежним...

* * *
Это был портовый городок, возникший у самого моря лишь за счет постоянно прибывающих сюда торговых судов. На пристани всегда кипела какая-то работа: днем люди были заняты добропорядочной торговлей и разгрузкой, а ночью — торговали собой и запретными товарами. В общем, это место ничем не отличалось от сотен подобных.
Единственное, что, пожалуй, отличало его от остальных соседних портов, так это особое развлечение: предсказание судьбы. Этим искусством занималась загадочная женщина. Никто и никогда не видел ее лица, скрытого под маской. У нее были смоляные волосы, черные глаза и светлая кожа, на руке у гадалки сверкало маленькое кольцо в виде обвитой вокруг пальца змеи с изумрудами вместо глаз.
Эта женщина привлекала к себе толпы людей, не смотря на то, что сеансы ее были весьма дороги.
Дайк ступил на пристань около полудня. Корабль, который доставил его в порт, собирался задержаться здесь на пару дней, в течение которых Дайк имел полное право на отдых. Когда он попросился на борт «Санта Марии» денег у него не было ни гроша, поэтому пришлось отрабатывать свое путешествии на месте простого матроса.
Теперь у него был выбор: либо он продолжает плавание с командой корабля, пребывая на должности матроса, либо остаться в этом городе, пытаясь искать счастья здесь. Для начала Дайк решил осмотреться, а также, следуя совету одного из матросов, посетить загадочную предсказательницу судьбы.
С тех пор, как он покинул Дэм прошло приличное время и в волосах повзрослевшего Дайка появились седые ниточки. Они были едва различимы, но все-таки не спешили исчезать.
С недавних пор он стал думать о завтрашнем дне...

* * *
В портовом кабаке было очень шумно. Толпы галдящих людей стучали большими кружками с ромом и грогом, приезжие пили, как правило, вино и эль. Отовсюду лилась веселая музыка и слышался задорный смех, перемешивающийся с игривыми визгами женщин-официанток, которые не просто выполняли роль доставки заказов посетителям, но и предоставляли кое-какие иные услуги, чем весьма облегчали жизнь морякам и путешественникам.
Дайк взял себе ром. Он не стремился напиваться, да и для храбрости подобного жеста не требовалось, но сегодня у него было весьма неплохое настроение, а в карманах звенели честно заработанные за долгое плавание деньги (большая часть которых являлась долей от разграбленного по дороге корабля, так некстати попавшегося на пути его полупиратского судна).
Сегодня он мог себе позволить и выпить, и поесть, и посетить гадалку, и провести ночь с роскошной и дорогой женщиной.
Но пока Дайк смотрел на веселье, творящиеся вокруг него, потягивал ром и временами гладил отросшие у него за время плавания усы и бороду. Не то, чтобы он не имел возможности с ними расстаться, просто не хотелось выделяться из общей массы команды и, к тому же, Дайк считал, что подобный вид хорошо сочетается с красным пиратским платком у него на голове.
Вечер обещал быть веселым...

* * *
Дайк неслышно отворил тяжелую дубовую дверь и вошел внутрь комнаты. Помещение было весьма просторным. Посреди стоял круглый стол, застеленный темной скатертью, в углу, у окна находилась широкая кровать с белоснежными простынями и горой подушек, остальное пространство занимал обширный шкаф, несколько стульев, полочек с безделушками и большое зеркало.
За столом сидела женщина в серебряной маске. Ее черные волосы сливались с одеждой, движения рук, тасующих карты, были спокойны и размеренны. Перед ней горели несколько свечей, иного света в комнате не было.
— Ты не хочешь знать свою судьбу, — уверенно произнесла женщина, подняв глаза на вошедшего. — Зачем ты пришел ко мне?
— Я хочу, — ответил Дайк, прикрывая за собой дверь. — Иначе я бы не пришел.
— Не хочешь, — слегка покачала головой гадалка.
— Тогда скажи мне ты, зачем я здесь? — усмехнулся Дайк.
— Откуда мне знать? Может, чтобы потешиться надо мной, может, предъявить мне свое превосходство... Превосходство мужчины. А, может, ты просто следуешь по намеченному тебе курсу и я — это всего лишь заданная остановка в пути. Ничего не значащая и ни к чему не обязывающая...
— Погадай мне, — Дайк решительно сел напротив нее.
— Может быть, позже...
— А что же сейчас?
— Я покажу тебе нечто, что знают вовсе не многие, как может показаться при взгляде на меня.
Женщина встала и сняла маску. По ней Дайк увидел обезображенное шрамами от ожогов молодое лицо.
— Это может произойти с каждым, — заговорила гадалка, — я когда-то тоже была путешественницей. Искала приключений, но не так, как мужчины. Я думала, что у меня есть все: любовь, деньги, свобода, будущее... Но однажды корабль, на котором я плавала в должности наложницы капитана сожгли за пиратство, команду казнили у меня на глазах, а я была продана в публичный дом. Мужчин привлекала экзотика женщины в маске, ее загадка... Мой дар ясновидения был со мной всегда, возможно, поэтому капитан и выбрал меня на роль своей незаконной жены. Я предупреждала их обо всем, что должно было произойти, но в тот раз я не увидела ничего....
Именно тогда, после пожара, после смерти, я впервые поняла, что такое Судьба...
Женщина подошла к сидящему на стуле мужчине и легко коснулась его волос, собранных в длинный, виднеющийся из-под платка хвост.
— Как твое имя? — спросил Дайк, не поворачиваясь.
— Зачем оно тебе? — усмехнулась гадалка. — Ты все равно забудешь его через день или два.
— Тогда и я хотел бы остаться для тебя безымянным. — Он встал и посмотрел в глаза женщины.
— Хорошо, Дайк.
Он нежно, но твердо обхватил ее за талию и привлек к себе. Она не сопротивлялась, а в глазах провидицы мелькнуло легкое недоумение, быстро сменившееся на безудержное желание...

* * *
Солнце палило столь нещадно, что хотелось немедленной смерти. Чего, казалось бы, проще: лечь прямо на раскаленный песок и ждать. Через некоторое время начнутся галлюцинации, мозг не выдержит перегрева и ему станет казаться, будто посреди пустыми, раскинувшейся на многие и многие мили вокруг, возвышаются оазисы с водопадами и пальмами.
Но это только, если лечь на песок.
Если же пытаться бороться, то через некоторое время ноги подогнутся и ты свалишься в тот же самый песок. Далее ждут два варианта: либо умрешь от жажды под палящим солнцем, либо станешь жертвой разбойников, случайно проезжающих мимо. Были, правда, еще и такие выходы, как замерзнуть ночью, когда температура в пустыне опускается на несколько десятков градусов, стать жертвой прелестных скорпионов, случайно набредя на них.
Дайк шел через пустыню. Без воды, еды и ориентиров. Он оказался выброшенным в самом центре песков. То, как он вообще остался жив — история так же не изученная. Дайк помнил, что его корабль попал в шторм, который был такой силы, что ветхое суденышко просто подняло в воздух и вместе со всей командой закрутило в смерч. После этих событий Дайк обнаружил себя лежащим лицом в песке, а над его головой сияло яркое, радостное и смертельное солнце...

* * *
— Ты должен вернуться обратно, туда, откуда пришел, — сказала провидица. Она лежала, завернувшись в простыню и глядя в потолок. Дайк лежал рядом, заложив обе руки за голову и тоже смотрел вверх.
— Почему? — спросил он. — Я специально ушел оттуда, чтобы найти свою судьбу. Зачем же мне возвращаться?
— Иначе ты пропадешь. Человек, потерявший самого себя на заднем дворе своего дома, вряд ли сможет найти что-то стоящее за многие мили от дома. Кем ты был? — неожиданно спросила она, повернувшись на живот.
— Кем? — задумчиво повторил Дайк. — Я был моряком, торговцем, плотником, вором, бродячим музыкантом. У меня много лиц... Но я так и не нашел нечто, что двигало мною, когда я был много моложе, чем сейчас. Знаешь, — он посмотрел на женщину, задумчиво теребящую волосы, — мне иногда кажется, что все происходящее со мной — просто сон. Вот-вот я проснусь и буду лежать рядом со своей женой, в своем маленьком ветхом доме. Буду смотреть, как пролетают за окном годы, как желтая осень сменяется белой зимой... Мои волосы станут такими же белоснежными, как первый снег, а я все буду сидеть и сидеть дома, наблюдая за тем, как старится женщина рядом со мной, как растут мои дети и как умирают мои друзья...
— Что же мешает тебе проснуться?
— Даже если это и сон, он много приятнее правды. Я не хочу такой жизни, я хочу спать.
— Я желаю тебе найти самого себя, — женщина села на постели и опустила голову. — А еще мне хочется увидеть тебя снова, но я знаю, что этого не будет...
— Время покажет... Мне пора на корабль.
С этими словами Дайк встал, оделся и, не сказал более ни слова, вышел вон, оставил ясновидящую женщину наедине с ее маской
— Мою маску хотя бы видно, а твоя, Дайк, скрыта внутри. Но у кого ее нет? — сказала ему вслед гадалка, когда Дайк уже не мог ее слышать.

* * *
Где он находится и куда ему идти, Дайк знал теоретически, пользуясь засевшими в памяти картами звездного неба, которые он рассматривал на судне от нечего делать. Кто бы мог подумать, что такое пустяковое занятие сможет пригодиться.
За запад, строго на запад. Эта пустыня не была столь уж большой, но для смерти под палящим солнцем вполне годилась. Еще пару дней назад он смотрел на ее кромку, стоя на корме корабля и любуясь сочетанием бескрайнего моря и желтого знойного песка. Судно по случайности делало крен и потому они проходили в обозримой близости от пустыми. Тогда-то их и настиг непредвиденный шторм, а смерч, налетевший с земли, подхватил попавшуюся некстати посудину и понес с собой, заставив навсегда сгинуть в его чреве...
...Дайк шел за солнцем, пытаясь не закрывать глаза, но к вечеру второго дня человек, шедший без еды и воды, побывавший в центре урагана, обессиливший и почти сошедший с ума, увидел оазис. Высокие зеленые пальмы, сочная трава и сбегающая с маленького водопада прозрачная хрустальная вода... он кинулся бежать вперед, безжалостно используя последние силы, стремясь поскорей упасть в спасительную влагу, но, упал лицом в горячий песок, понял — это был только мираж. Сон, на миг ставший явью.
Дайк поднял глаза на небо, сощурился, всматриваясь в его бескрайнюю голубизну и уронил голову, потеряв сознание. Единственное, о чем он успел подумать, была мысль о том, что смерть, возможно будет быстрой...

* * *
Он очнулся от звука. Непонятного и незнакомого. А еще от плавного покачивания из стороны в сторону, словно его перебросили через спину лошади и везли на базар, как животн6ое или живой товар.
Дайк открыл глаза. Перед ним опять плыли барханы, солнце клонилось за горизонт, а сам он был надежно укреплен между двумя горбами большого верблюда. Впереди шли еще несколько груженых какими-то тюками животных, на трех их них путешественник различил наездников. Судя по всему, его подобрал проходивший мимо караван., который шел на запад — его знания оказались верны, значит, там город...
Только вот, какая его ждала там судьба, Дайк не знал. Продадут ли его в рабство, помогут ли добраться до морских торговых путей, или просто выбросят посреди рыночной площади. А, может, посадят в тюрьму за нарушение сугубо их личных законов...
Дайк снова закрыл глаза, с удивлением обнаружив, что жажда немного поутихла. Наверное, ему дали воды, чтобы не умер по дороге. Из этого следовало, что он был нужен караванщикам. Хорошо, пусть даже он и преодолеет пустыню в виде еще одного тюка с товаром, но главное, что преодолеет, а что там дальше — дело времени.

* * *
Потянулись серые и однообразные дни. В маленькой камере на одного человека — сырой и промозглой — было темно и безнадежно гадко. Единственными гостями, кто еще заглядывал через толстые прутья решеток были стражники, проверявшие узника на наличие, да луна, что с периодичностью всходила прямо у стен тюрьмы.
Караванщики действительно продали его одному из местных управленцев. Маленького роста, смуглый и слегка узкоглазый старикашка в огромной чалме заявил Дайку, что тот был куплен им и теперь является его собственностью, а посему обязан весь день обмахивать своего хозяина веером, а по вечерам натирать его ноги ароматными маслами. Бывший моряк рассмеялся и спросил, сколько он будет получать денег за свои услуги. Местный этой шутки не оценил и уже через несколько минут Дайк оказался в своей камере, которая должна была стать его приютом на долгий срок. Его не собирались казнить, что было бы проще и подходило Дайку больше. Он был нужен для рабского труда. По местным законам рабы, не подчинившиеся воля хозяина отдавались в услужение города и содержались как узники в подземельях. Днем людей выводили на воздух, заставляя выполнять работу трубочистов, золотарей, каменщиков и грузчиков. Последняя должность считалась самой почетной: пленников допускали к прибывшим караванам, позволяя разгружать товар. На эту работу направляли обычно самых спокойных и сильных.
Дайк побывал у каравана далеко не сразу, «задержавшись» на иных должностях.
Иногда, когда полная луна смотрела сквозь толстые прутья решеток на тюремном окне, отражаясь, путаясь в изрядно поседевших прядях волос заключенного, Дайк видел сны или видения на яву. Он видел Дэм, молодую девушку, которую оставил спящей, грозовые облака, готовые обрушить всю свою мощь на город в низинке, видел провидицу из портового города, своих друзей, сгинувших в шторме, золотые пески пустыни и многие лица, чьих имен он не помнил. Дайк смотрел сны о прошлом, о том времени, которое он провел на судне с названием «Санта Мария». Сколько тогда у него было знакомых, женщин, вина, денег и приключений. Сколько он видел смертей... Но всегда, всегда Дайк знал одно: он свободен в своем выборе. Сейчас его лишили этой свободы. Одному ему отсюда не выбраться, а помогать как-то никто не спешил.
Мимо грезящего, изломанного духом человека проплывали различные образы. Кого-то Дайк знал, кто-то был ему совершенно не знаком. Они все что-то говорили, все пытались принести узнику свою правду, но он не принимал таких подарков. ..
Однажды ночью в тюрьму привели нового заключенного. Он был невысок, худощав, а лицо новичка скрывал капюшон. Проходя по коридору мимо двери Дайка пленный вдруг воздел связанные руки к небу и из низ хлынул слепящий свет.
«Маг», — подумал Дайк и стал с интересом смотреть на происходящее.
Пленник тем временем распутал узы и по одному стал расправляться со своими стражами, которых всего было четверо. В какой-то миг, стремясь обойти мага сзади, один из стражников приблизился к двери Дайка. Маг его не замечал. Дайк быстро просунул руки между прутьями решетки и схватил стражника за горло. Не оставив ему никакой возможности для сопротивления. Расправившись с остальными тремя неудавшийся узник обратил внимание на выходку Дайка за его спиной..
Не особо церемонясь, тот подошел к стражнику и занес руку с блеснувшим в ней кинжалом — трофеем от предыдущих трех противников.
— Не... надо... — прохрипел в стальных руках Дайка человек. Маг медленно опустил руку и легко ударил противника ребром ладони другой руки. Человек обмяк и Дайк отпустил тело на пол.
— Выпусти меня, — попросил Дайк. — Я помог тебе.
Худой человек откинул капюшон и узник увидел причину его странной внешности — это была женщина. У нее были длинные темные волосы, собранные в тугую косу, смуглая кожа и серые глаза, в которых отражались огоньки настенных факелов. Женщина не произнесла ни слова. Она быстро обыскала поверженных ею стражей, нашла у одного из них ключи и отперла дверь камеры. Потом женщина стала поочередно открывать все двери, словно пытаясь кого-то найти.
— Кого ты ищешь? — задал вопрос Дайк.
— Мужчину средних лет, с темными волосами. Его имя Дайк, — ответила женщина. — Я его жена...
Дайк почувствовал, как медленно опускается на землю.
— Ты уверена, что он здесь? — выдавил из себя Дайк, не сводя взгляда с женщины.
— Я долго искала его, шла за ним попятам.... Мне сказали, что он был здесь. Ради него я оставила все, я позволила караванщикам продать меня в наложницы...
На этих словах женщина запнулась, словно боялась, что собеседник осудит ее. Но он не осудил, он сжал кулаки и зажмурил глаза. Он проклял себя. Он возненавидел тот день, когда обернулся на город, медленно исчезающий в грозовых облаках и не вернулся обратно.
— Так тебе пришлось... — Договорить Дайк не смог.
— В одном из портовых городом я встретила провидицу, которая рассказала мне о том, что мой муж приходил к ней. Она рассказала мне о том, что он провел с ней ночь и ушел. Так же она сказала, что сомневается, что он когда-либо вернется ко мне. Я решила найти его и спросить...
Обойдя все камеры и, естественно, никого в них не обнаружив, двое вышли вон, прикрываясь толпой освобожденных пленников, они беспрепятственно покинули город, прихватив двух лошадей.
— Здесь до порта рукой подать, — объяснила женщина. Меня зовут Мэри.
— Меня можешь звать как хочешь. Я не помню своего имени. — солгал Дайк. Зачем же тебе нужен человек, который бросил тебя? Который ушел, когда ты спала? Бесчестный и безрассудный подлец? — задал он вопрос.
— А откуда ты знаешь, что все было именно так? — насторожилась Мэри.
— Мы с Дайком... Одно время были знакомы, пока он... не умер. Да, он умер, — твердо сказал Дайк. Мэри отвернулась от него, на глазах у женщины появились предательские слезы. Ее спутник поравнялся с нею и заметил происходящее.
— Но почему ты жалеешь о нем?! — не выдержал Дайк. — Он никогда тебя не любил, он бросил тебя, ради него ты стала наложницей!! Неужели тебе не хватит унижения?! Он променял тебя на поиски самого себя! Черт! Ты не достойна такого подлеца...
— Когда он ушел, — заговорила тихим голосом Мэри, — я ждала ребенка. Над городом нависла гроза и мой муж скрылся в ее темноте. Я проснулась, побежала за ним, но упала на склоне горы. Я видела, как он уходит все выше и выше, он не слышал моего крика, не видел моей боли... я хочу задать ему только один вопрос: если бы тогда я не потеряла ребенка, если бы он не ушел, смог бы он прожить со мной всю жизнь?
— Нет. Не смог.
Женщина резко остановилась и посмотрела в глаза седому человеку.
— Как ты мог!? — закричала она. — Как ты мог такое с собой сотворить?! Посмотри на меня: мне не жаль произошедшего, не жаль себя, не жаль того, что мне пришлось отдать за силу чародейства. Но ты! Ты — моя опора, моя вера, моя религия! Как ты мог опустить руки? Ты — моя сила....
— Мэри, Мэри... Тебе не по пути со мной. Ты не должна тратить время на пирата-подлеца...
— Я сама решаю за себя. И, нравится тебе это или нет, я остаюсь с тобой....
— Время покажет. — Дайк спешился и, подойдя к лошади Мэри, аккуратно и бережно снял ее с седла и прижал к себе. Женщина уткнулась в него и тихо заплакала, не желая выпускать из онемевших рук одежду Дайка, в которую инстинктивно вцепились ее пальцы.
— Говорят, где-то в морях есть острова, похожие на Рай, — вдруг сказала Мэри, не отнимая лица от своего мужа. — Я бы хотела увидеть их своими глазами...
— Рай подождет...

* * *
Трактир почти совсем опустел. Завсегдатаи поделились на две половины: одни ушли домой на своих ногах, вторые м повались спать под столы. Хозяин постоялого двора внимательно слушал история посетителя, предвкушая, сколько интересных фактов и домыслов сможет теперь рассказывать посетителям.
— Вот так оно и случилось, — закончил гость. Он бросил на стол несколько монет за ужин и собрался подняться к себе в комнату.
— Постойте, а что же стало с Мэри? — не выдержав, спросил Сайдер, прекрасно поняв, кто перед ним.
— Она давно умерла. У нее были прекрасные дети и они с Дайком были счастливы. Но всему приходит конец.
— Тогда почему же вы...
— Почему я это рассказал? Почему до сих пор жив? Не знаю. Может, мне хотелось, чтобы Дэм стал знаменит хоть чем-то. Пусть о нем говорят, как о месте, откуда начала свое путешествие самая прекрасная и самая смелая женщина, которая была всем, к чему так стремился ее глупый муж, что искал он в чужих землях...
Гость не сказал более ни слова, он поднялся наверх и запер за собой дверь. На утро хозяин постоялого двора нашел его мертвым, а на губах Дайка застыла счастливая улыбка.
«Наверное, он опять нашел свою Мэри.» — Подумал хозяин, накрыв его лицо простыней...

* * *
Двое молодых людей вышли из кинотеатра. На улице царили летние сумерки, воздух был свеж и чист и повсюду разливался запах прошедшей недавно грозы, смешивающийся с ароматом цветов и трав.
— Какое плохое кино! — капризно наморщила носик она, цокая по мокрому асфальту каблучками. — в чем прикол, когда все умирают? Не понимаю.
— Действительно, отвратительное кино. Актеры подобраны ужасно, костюмы не соответствуют времени, сюжета нет никакого... Зря только спешили. Можно было опоздать не на начало, как мы с тобой, а весь фильм — результат был бы один и тот же.
Молодой человек в спортивном костюме нежно обнимал свою подругу, придерживая ее чуть ниже талии. Девушка не была против, только чеканила шаг, осторожно ступая по дороге белыми ногами. На ней была коротенькая юбочка и блестящая маечка.
— В следующий раз просто возьмем в прокате «Историю Влюбленных» и все, — решила она.
— А, может, «Терминатора-2»? — спросил он.
— Да ну тебя с твоими глупостями! — наморщила она нос.
Парочка удалялась все дальше и дальше по кривой аллее парка, раскинувшегося пред кинотеатром. Их спор был бесконечен и, как всегда, ни к чему никогда не приводил.
Последней из здания на улицу вышла девушка. Е короткие русые волосы тут же всколыхнул налетевший летний ветерок. Она посмотрела вслед удаляющимся молодым людям и, остановив взгляд на вьющихся длинных светлых волосах девушки, сказала горько сама себе:
— Да что вы все понимаете...
Consider this, the hint of the century,
Consider this, the slip that brought me
To my knees failed,
What if all these fantasies come flailing around.
Now I`ve said too much,
I thought that I heard you laughing,
I thought that I heard you sing,
I think I thought I saw you try.

But that was just a dream
That was just a dream.

R.E.M. «Losing My Religion»

Эмина.
08. 04. 05.
To damn — проклинать.
Cider — Сидр.
Dike — плотина, дамба.

@настроение: уставшее

@темы: Творчество. Рассказы.

---

Плачь, плачь со мной.

скажу коротко и непонятно: не хочу,чтобы меня переделывали.
я, как и многие иномирцы, ищу тут идеал, а точнее максимально приближенных к идеалу людей. друзей, подруг, мужчин и женщин, соратников и соплеменников. Но нахожу только одно: не пей, не кури, не говори так, не одевайся так, не думай так... задолбали, все меня задолбали.
приписали меня в пески, а затем и во льды, а потом в тайное братствоа, а потом и в ангелы... только что из этого правда? что было, что было?
да, ничего, пожалуй. люди, человеки, научитесь одной вещи - примите, наконец, меня такой, какая я есть! каждый встречный ищет во мне отражение своих мыслей, фантазий и желаний. а я ищу идеал просто и незамысловато - иду мимо. я прохожу мимолюдей, иногда приостанавливаюсь, смотрю и иду дальше, потому что не то. понимаете? в чем разница, доходит? я не меняю. я просто ухожу, если меня не устраивает. так почему же все стремятся поменять что-то во мне? хоть что-то, хоть малую чать, но стремятся.
я тут недавно поняла, кто мне нужен. мне нужен тот, кто примет меня такой какая я есть, чтобы мы просто виделись не по тому что это кому-то надо, а потому, что без этоо невозможно. понятно?
и я поняла сегодня, так отчетливо и однозначно, что я оказалсь просто одной из сотен заблудившихся овец в стаде. я верила в то, что все можно изменить, пока мы живы. но сидя тут, я понимаю, что не все. вот она, я: немного уродец, немного красавец, знающая много интересных историй, но не знающая, как ей смотреть без слез на окружающее.
да, да, я плачу от того, что у меня нет сил не плакать.
"каждый день, закрыв глаза,
ты не даешь идти слезам..."
сегодня даю. так плаьчте же со мной, под тихие напевы похоронной песни моим мечтам, каждый, кто прочтет и каждый, кто не прочтет. так надо, слезы наполняют душу неподдельной скорбью, очищают ее, да и токсины из организма выводят. они полезны, соленые и горячие. скорбите вместе со мной о проигранной партии пожелайте удачи в следующей игре, если я накоплю сил и сделаю ставку.

@музыка: кук рыниксы "крайние меры"

@настроение: дождливое.

@темы: грани разумного

---

sick of my life.

Сегодняшний день наконец прорвал плотину застоявшегося внутри негодования. Я поняла, что больше просто не могу спокойно смотреть на мир вокруг. Школьники, матерящиеся хуже взрослых, купившие права молодые кзлы на дорогах, бешенные мамаши, которые в коляску смотрят только если в ней рядом с чалом пиво лежит, слюнявые парни, обкуренные травой и заигравшиеся в компьютерные игры, ебнутые выпускники и молодежь постарше, которые хотят зарплату под тридцать тысяч просто с первого дня работы, без опыта и знаний, за то, что они,сука, о себе такого мнения!
Нет, Нет и нет! Этому миру, а в частности, России не хватает войны или революции. Чтобы осоловевший от бюрократизма и издевательств в поликлиниках и на собеседованиях народ просто сжег напалмом всю рублевку и прилегающие к ней территории, не взирая на природоохранную зону рядом. Ничего, когда там людей не останется живых, земля сама по себе заповедником станет, да и на органике флора отлично растет...
Все говно плывет наверх, вот и получается, что у нас наверху только те, кто самодуры, пережитки озапрошлого дня и их дети-дебилы. А дети в последний годы почти все дебилы. У них нет, просто в генотипе не заложено с недавних пор, понятия морали, границ и граней, осознания черты, которую нельзя переступать, да и чувства "слишком" тоже не наблюдается.
Кем они растут? Олигофренами, имбицилами, дебилами, пускающими слюни на порнушку и целыми днями проводящие за компом. Да если бы я могла сама передвигаться,меня бы дома можно было увидеть только на Новый Год, да и то часа на три, не больше. Вокруг столько интересного, удивительного, не познанного, а все,как один, взяли моду утыкаться в комп и проводить за ним сутки. Да и ладно бы еще полезно время тратили, так эти уроды играются в онлайн игры, постятся в видео блогах о своем псевдо гламуре, да пересылают друг другу фотки голой жопы соседа.
И это вся жизнь?
В моей компании был юбилей на прошлой неделе, устроили банкет и типа развлечения. знаете, в чем они заключались? А вот угадайте, сколько образований у директора? а когда он женился? а почему? А чьи дети на этой фотке? А эти чада кому из сотрудников принадлежат? И как зовут дочку президента какого-то там -стана... узбекистана* Кыргызстана? никто и не помнит.
Но самое ужасное, что вся эта скучища так понравилась сотрудникам... Господи, как я рада, что бог миловал меня от этого говна по уважительной причине.
Этому миру не хватает встряски, действий, идеи. Заросли все жиром, кто повыше сидит, жопы нажрал и думает, что деньги. которые он дает своему ребенку на мороженое, тот тратит именно на него, а не наркоту, спиртное, девчонок и беспредел на дорогах.
Героев миру надо, а их нет. Вот и высасывают их из пальца, мусоля истории о стойкости в очереди за колбасой инвалида. а потом натянув на себя улыбочки, говорят о том, что мы, незрячие, такие милые, что никто нас не стремиться претеснять, что всегда нам помогут...
Ага, видала я эту помощь сегодня, когда особо зрячие поленились дверь в сортир закрыть при выходе, чтобы чистенькими ручками не хвататься за грязненькую ручку этой самой двери. Вот и представьте себе, выходишь ты из офиса, а дверь сбоку на 45 градусов открыта... спасибо помогли с нотем расстаться. а в следующий раз будет мой лоб?
вот нашла бы этого урода, богом клянусь, притащила бы к нам в отдел, завязала глаза и заставила так до сортира дойти, да и дверку бы приоткрыть не забыла.
сука, чтоб он на гвоздь ржавый наступил и от столбняка сдох!
в общем, ладно. сегодняшний день был просто шедевром в коллекции н только меня, но и всех, кого я опросила на эту теу. а вообще мне понравилось :-) такой драйв, экшин и движуха!
энергии нажралась до отвала.

@музыка: godsmack "sick of my life"

@настроение: через край.

@темы: грани разумного