Когда в этом городе жить хорошо

Или "как иван иваныч поссорился с поликлиникой". В этом выражении намеренное игнорирование заглавных букв, если что.
В общем, поднялась у папы температура. Астматик, выплевывающий бронхи, то еще зрелище, скажу я вам. Итак, в этом доме осталась только я, кто смог бы вообще предпринимать действия, а не высказывать ядовитые замечания за обиду молодости и порушенный брак. Мама моя, увы, давно перешагнула грань разумного, что никак не ускоряет событий в плане неотложных мер.
Что делают люди, заболев серьезно? Вызывают врача.
ахахахахаххахахахаха, блядь, вот что я вам скажу.
Теперь все записи через комп, можно еще через телефон. Ладно, война нам по колено, берем номер полиса, идем на первый круг. Телефоны все отключены, из тех, что я знаю. Звоним в справочную, получаем список новых, узнаем, что отец приписан куда-то вебеневск. Всю жизнь был на нашей Театральной 15. Звоним по второму кругу. Больница и некий субъект частного характера, слушающий музло на заднем плане.
Возвращаемся к компу, запись к терапевту только на второе октября. Других функций я не нашла, просила помочь, люди тоже не нашли.
Ладно, думаю я, есть же телефон! Телефон есть, а сервиса вызова врача на дом нет. Есть запись, скорая и народная медицина в виде вареных почек сосны.
Подводя историю к концу, соснули все...
После этого меня резко потянуло на полигон, в тир или в огород - сбросить скопившуюся ярость. Но пойти придется в поликлинику, выгрызти номера у них лично.
Ах, да. Единая справочная служба мне, конечно, дала телефон, но по нему было то, что описано выше. Такая же история с этой справочной была и тогда, когда искали отделение по приему документов. Точно так же, как в анекдоте: жопа есть, а слова нет. У них в базах отделение в моем городе есть, а на деле его там нет. И из трех пунктов, возможных для подачи документов, выстрелил только один, на Горчакова. В общем, эти ваши новшества, вроде компьютеризации и единых служб, отлично зашли в самом городе и столице, а вот в Новой Москве до сих пор надо ходить ножками и видеть глазками. И если ножки у меня еще отличные, то вот со вторым проблема.
И отдельно, с большим удовольствием,
Я хочу им ударить в пятак...

@темы: Хреновости, Кто все эти люди?, Эмоции, Чо за нахуй?

---

Мой мозг родил усредненную схему, полезную при полной или частичной потерянности среди мальчиков и девочек. Тут все, как в математике: девочкам меньше или равно, мальчикам больше или равно.
Девочки не потерпят комплиментов, вроде "нихуя себе, какая у тебя жопа, прям, как у меня!" Лучше бы сказать, что она меньше. Знак равенства тут тоже не прокатит. Вообще, равенство стоит делать только в смысле груди, когда открыто соврать, что она больше, чем у Веры Брежневой, не выйдет.
"У тебя такой маленький... таз" - вот тоже не самый лучший комплимент мальчикам, я думаю. Впрочем, как я уже сказала, больше или равно - для м.р, меньше или равно для ж.р.
В этом случае, если человек никак не желает применить фантазию, хитрость и прочие синонимы обмана, лучше, блядь, заткнуться и сделать комплимент глазам, рукам или прочим, не столь сексуальным, частям тела.
ИМХО, разумеется.

@темы: Кто все эти люди?, Размышления, Чо за нахуй?

---

Жестокость

Надо вымарать эти строки, скомкать листья сгоревшей осени.
Если дети бывают жестокими, то какими мы вырастем взрослыми?

Как легко избавляться от прошлого, если прошлым оно и становится.
Я нашла в тебе много хорошего, ты нашел во мне только чудовище.

Расставляя капканы и сети, забываемся в личной тревоге,
Это страшно, но мы не дети — удивляет, что так же жестоки.

Я, пожалуй, сменю тенденцию, дам отмашку взвести курок.
Ты стреляешь мне прямо в сердце, я целую тебя в висок.

22.09.17

@темы: Творчество. Стихи., Душевный чердак, Я и мои создания

---

Норильск

смотреть ролик

@темы: Не ворую, а заимствую, кино, вино и фот-говно, С миру по нитке

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Призрак прошлого

Ты была моей болью и радостью, счастьем и горем.
Я любила тебя, как волна – обжигающий бриз.
Я стою на утесе, гляжу на штормящее море
И сухими губами шепчу тебе: «Просто вернись…».

Подними паруса на скрипящей опасливо мачте –
Пусть, как крылья, они разрезают на части ветра.
Возвращайся, прошу! Обещаю – все будет иначе!
А вчера… да какое нам дело, что было вчера?

Мы так редко касались, так мало дышали друг другом,
Не ценили тот воздух, что брали у неба в кредит.
Я не стала врагом, но, увы, не осталась и другом…
Не кормите волков, не заботясь, какой победит.

Не теряйте любимых, они – не сорняк у дороги.
Не казните любимых – потом их уже не вернешь.
Не судите любимых – ведь вы не безгрешные боги.
И не лгите любимым – придется ответить за ложь.

Я тяну к тебе руку, касаясь пустого пространства,
Словно призрак без голоса, зная, что время ушло,
Я ищу тебя в нем, чтоб в тебе обрести постоянство,
Чтобы просто сказать, что во мне победило не зло.

Горизонт глух и нем, и не реет над волнами парус.
И слепая судьба за спиной раскрутила пращу.
Я приму все удары, ведь боль – это все, что осталось.
Если ты и простила меня, я себя не прощу.
20.09.17

(С) Княжна Ирэн

@темы: Чужие стихи, Не ворую, а заимствую, С миру по нитке

---

О танках и бабочках

20.09.2017 в 09:16

Пишет  Diary best:

Пишет  ryukavai:

Красивая легенда, посвященная зоологу и энтомологу Борису Шванвичу

1942-й год. Зима. Война в разгаре. Немцы прут вперёд. В ставке верховного главнокомандующего — плановое совещание. Напоследок обсуждаются противные и не очень понятные присутствующим маршалам и генералитету вопросы. Маскировка. Нет, генералы кое что знают о маскировке: зимой — белые халаты, летом — хаки. Но у немцев всё как-то интереснее. Их аэродромы — не слишком заметны с воздуха, а танки, зачем-то, — пятнистые и полосатые, как и форма обмундирования в некоторых подразделениях и частях.

Товарищ Сталин требует, чтобы маскировкой занялись срочно и вплотную, и не абы как, а строго научно, с серьёзным обоснованием. Мол, мысль о том, что зелёное на зелёном — незаметно, не канает. Это и ежу ясно. Нужно что-то более универсальное. Сталин раздражён. Стучит трубкой по столу. Требует немедленных действий. Генералы чешут затылки. Предлагают копировать маскировку противника. Верховный в ярости. Ему нужен принцип и ясность. Как это работает и почему. И кто сможет этим заняться?

Тут осторожненько слово берёт какой-то свежеиспечённый генерал. Он — из интеллигентов. Может, родители учёные, а, может, и сам, в прошлой жизни науку успел подвигать. Генерал робко докладывает, что, мол, в Ленинградском университете был такой профессор Шванвич. Так вот он, в своё время, возглавлял кафедру энтомологии, пока её не разогнали в начале тридцатых. И занимался покровительственной окраской крыльев бабочек. Может, он на что сгодится? Сталин неопределённо хмыкает и требует срочно, сегодня же, привезти в Москву этого Шванвича и доставить прямо к нему. Генералы облегчённо подрываются со стульев и бегут исполнять приказание. Козёл отпущения найден. Даже два. Потому что инициатива, сами понимаете…

Звонок в Саратов, куда эвакуирован университет. Никакого Шванвича там нет и не было. Кто-то говорит, что он остался в Ленинграде. А там сейчас, ясное дело, блокада. Спецрейс готов через двадцать минут. Самолёт летит в блокадный город. Шванвича находят дома, в постели. Он уже не встаёт. Куриный бульон в энтомолога заливают прямо в самолёте.

Ночью он уже у Сталина. Главнокомандующий недоверчиво вглядывается в заросшее лицо доходяги-профессора и излагает суть задачи. Немного оклемавшийся Шванвич внимательно слушает и, похоже, даже что-то понимает.
— Ну, что, профэссор, сможэщь помочь армии и фронту?
— Смогу, — сипит в ответ Шванвич.
— Что тэбе для этого нужно, профэссор?
— Три дня и два художника…

Через три дня Борис Шванвич докладывает перед всей Ставкой. Он избегает таких мудрёных слов, как «мимикрия» и «принцип стереоморфизма».

Всё просто, элегантно и доступно. Основа концепции, если в двух словах — выступающее и высветленное красить в тёмное, затенённое и вогнутое — высветлять. Остальное — детали. Художники, под руководством Шванвича, уже всё проиллюстрировали. По сезонам и временам года. Для наглядности на столе стоят объёмные гипсовые модели, раскрашенные так, что их форма совершенно разваливается и уплощается.

Шванвич говорит про «расчленяющий эффект» и про общие закономерности маскировки. Генералы и маршалы сидят с распахнутыми ртами. Год спустя, Шванвич снова на приёме у Сталина:

— Проси, что хочэщь, профэссор… Хорошо поработал.
Шванвич задумывается буквально на секунду:
— Хочу кафедру энтомологии. Она была. Но теперь её нет.

С 1944-го по 1955-й, почти до самой смерти, Борис Шванвич заведовал своей любимой кафедрой.

Похоронен на Большеохтинском. На могиле — памятник с изображением плана строения рисунка крыльев дневных бабочек. И — ни одного танка. А он — танк, там есть. Просто — не виден.

Не свое | Не Бест? Пришли лучше!

@темы: Не ворую, а заимствую, С миру по нитке

---

Знаете, у моей мамы фармокологическое образование и много лет стажа работы в аптеке.
А еще добрая мама дала мне эуфилин, чтобы я не кашляла.
А еще у меня тахикардия и почечная недостаточность, плюс я принимаю караксан.
Короче, то, что я живая, считаю чудом. Эуфилин вызывает тахикардию, категорически противопоказан с приемом бета-блокаторов и снижает АД, которое у меня и так низкое.
Ручки тресутся, голова болит, тошнит уже три дня, но я же думала, что я просто болею. Мне и в голову не пришло пойти и проверить, что дает мне человек с высшим образованием, который меня родил. А потом я заметила, что начинаю считать стенки после приема каких-то таблеток. Бромгексин, от кашля, эуфилин... Ну да, зачем мне даже максимальную дозу сообщать, пей, доня, по две таблетки три раза в день, ты же мамке веришь.
Чую, если я сдохну, в том будет нелепая случайность, за которую я получу премию Дарвина, как самый доверчивый дебил на свете. А аргументы в свою защиту у моей родительницы только одни: ну и что, врачи же тебе тоже фигню назначали.
Ну да, врач и мама - ваще одно и тоже. Тем более, мама с фармобразованием. А я думала, чего это у меня глаза на лоб вылезают... Эуфилин противопоказан при возможности кровоизлияний в глазах. Мне терять, конечно, уже нечего, но ощущения, блядь, непередаваемые.

@темы: Один день из жизни, Хреновости, Эмоции

---

Матерь божья, какой бред мне стал снится. Где мои тираниды, некронтир, лоялисты и хаоситы? Где мои родные космодесантники, звездолеты и планеты?
Откуда у меня в голове какие-то чужие пятилетние сыновья, которым надо пойти и купить рубашку в садик, обязательно самой, с тростью в руках и в Хреново-Гребенево? Почему мне надо было кровь из носу это сделать, чтобы помиритсья с отцом ребенка? Кто все эти люди, где моя одежда, откуда какие-то вьюные девы, моющие посуду рядом с моей супружеской спальней?
Если я еще раньше понимала, как рассматривать сны, сейчас я просто в шоке. В такие моменты начинаю верить, будто иногда по ночам тупо выносит в другую жизнь, в параллельном мире, где все иначе.
Но если это реально было так, то та моя жизнь куда унизительней, чем нынешняя. Ибо так, как сегодня ночью, меня давно не унижали, заставляя бегать туда-сюда, терпеть любовниц мужа, спать с ними, молчать и постоянно жить в качестве прислуги.
После этой ночи думаю, что не все так у меня тут плохо, как могло бы быть.

@темы: Путешествия в поисках знаний. Иные реальности., Чо за нахуй?, Сны

---

Блин, вернулась я, и что я вижу? Двух кошачьих тут лечили от чумки, одна еще пока не болеет, благо, прививка действует.
Говорила я, пошли к вету прививки ставить, пошли к вету прививки ставить. Нет, млядь, мы со мной не можем, мы папу ждем, как дите в детском садике.
Пока ехала в поезде домой, обкашляла все вокруг. Думала, задохнусь к черту. Так сильно не хватало кого-то, кто бы таблетки в меня напихал и насильно покормил парой ложек чего-то съедобного.
Ладно, заботы и любви не хватало. Но тут мне на карту упали какие-то деньги. Так и не поняла, что откуда, но дырка прикрылась в бюджете, факт.
Надо привыкать болеть, работать и жить с той мной, какая есть. И как-то надо вспомнить, что такое жить.

@темы: Один день из жизни, Хреновости, Эмоции

---

13.09.2017 в 06:55

Пишет  Diary best:

Пишет  Sinica:

Шикарный текст ))
Люди племени лосося

Евгения Тимонова, натуралист-популяризатор

Какими мы должны быть? Мы должны быть всегда в тонусе. Подтянутые, элегантные и артистичные. Речь красочна и выразительна, а движения быстры, точны и уверенны. Жизнерадостны и оптимистичны в любых ситуациях. Искрометно шутим и заразительно смеемся. Чувство благополучия для нас такая же норма, как 36,6. У нас прекрасная, высокая и красивая самооценка. Если и совершаем ошибки, то легко прощаем себя. Мы не склонны к мучительным самокопаниям и бесплодным рефлексиям. Мы независимы, ярки и оригинальны. Мозг работает, как гоночный мотор, мощно и стремительно. Мы фонтанируем неординарными идеями. Вынашиваем грандиозные планы. Никогда не останавливаемся на достигнутом. Можем делать несколько дел одновременно. Мы решаем любые проблемы. Для нас вообще нет ничего невозможного. Мы мало едим и много двигаемся, поэтому худощавы и энергичны. Глаза блестят, на щеках играет румянец. Сон краток, но высыпаемся превосходно. Мы сексуальны и сексапильны, страстны, изобретательны и неутомимы. Мы обожаем новые ощущения, коллекционируем приключения и авантюры. Мы неотразимы, и жизнь наша прекрасна и удивительна.

Чем более мы такие, тем более мы ОК. Тем сильнее нами восхищаются и берут с нас пример. Тем более мы иконы лайфстайла и герои нашего времени. И тем выше вероятность, что любой проходящий мимо психиатр скажет: тю, батенька, да у вас гипомания.

И вероятнее всего не ошибется. Весь первый абзац этого текста — симптомы первой половины маниакально-депрессивного расстройства. Мы живем в интересное время, когда идеал цивилизованного человечества — не психически здоровый индивидуум, а как бы это сказать, слегка маньяк.

Хотя тут мы как раз не оригинальны. Мир постоянно впадает во что-нибудь этакое. Истерия Средневековья. Ипохондрия второй половины XIX века. Шизофрения психоделической революции шестидесятых. Наркотический делирий начала прошлого века и алкогольные психозы его конца. Каждое время сходит с ума по-своему и формирует под это собственные представления о прекрасном, непостижимые извне, как непостижима для драйвового нью-йоркского клаббера хлорозная прелесть полуобморочных тургеневских барышень. Отклонений много, но главная ось — это маниакально-депрессивные качели, на которых человечество качается, может быть, с начала собственной истории.

Так что нам еще повезло. По крайней мере, из всех психических закидонов гипомания — субъективно самое приятное. Психиатрический справочник пишет: «На первом плане среди нарушений сомато-психической сферы при гипомании — чувство телесного комфорта, особого физического благополучия, наивысшего расцвета сил, превосходного здоровья. Двигательная активность с хорошей переносимостью нагрузок и высоким порогом утомления сочетается с уменьшенной потребностью в отдыхе. Прилив энергии, сохраняющийся на протяжении всего дня, совмещается со снижением потребности во сне при его достаточной глубине». Чем-чем это передается? Пусть оно меня укусит!

Единственное, что огорчает — при всех своих прелестях гипомания остается ненормальным состоянием. Отклонением, которое рано или поздно качнется в противоположную сторону. Уже начинает качаться. Так, Японию охватила эпидемия хикикомори — молодые здоровые люди запираются в комнате и сидят там годами в полном овощизме, не делая ничего, кроме как самим фактом своего существования отрицая торжество бодрости как нормы жизни.

Но Япония далеко, а образ гипоманиакального сверхчеловека — он везде. Реклама. Кино. Интернет. Телевизор. Пресса. Реклама. Еще раз реклама. Кто хотя бы в глубине души не хочет быть похожим на первый абзац, пусть первым бросит в меня камень. Я ловко увернусь, засмеюсь заразительно и все равно не поверю. Это же круто, быть гипоманьяком в гипоманьячное время. Чтобы все вокруг бурлило и пенилось, искрилось и переливалось, чтоб ветер в лицо и педаль в пол, чтоб сто всего разом, и никаких пауз. А как иначе? Особенно если живешь в столице и работаешь в рекламе!

Именно люди, живущие в столице и работающие в рекламе, сделали этот ролик про паузу на шоколадный батончик. Я увидела его с полмесяца назад и с тех пор вспоминаю по несколько раз в день. В разных обстоятельствах, по разным причинам. И может быть, это самое разумное из всего, что я делаю за день.

Джейсон Стэйтем сидит в придорожном кафе и рассказывает про лосося: «Лосось — стремительный, сильный и неутомимый. Он проплывает тысячи километров. Покоряет пороги и течения. Бороздит отмели и запрыгивает на водопады. Без сна. Без отдыха. В постоянном сражении со стихией. Он преодолевает все преграды, откладывает икру и, совершенно изможденный, дохнет.

Так вот, запомни. Ты не лосось».

Не свое | Не Бест? Пришли лучше!

@темы: Не ворую, а заимствую, С миру по нитке

---

Часы Мореля

Центр города, архив Беннингтона, через три часа после событий у комплекса гедонистов
Социальный отель для свиданий — многоэтажное здание, которое полностью отдано для поиска пары на определенное время, за которое заплачено заранее. Этажи разделены на социальные группы и позволяют искать кандидатов только среди опредленной прослойки населения, не трятя времени на остальных представителей классом пониже или, наоборот, выше, чем у клиента.
Джон Джон Морель — доктор психологии, генетик, создавший шкалу определения времени нахождения чужой личности внутри кофра. Часами Мореля называют таблицу, в которой отмечены крайние сроки присутствия подсаженной личности, чтобы не повредить ееи не дать срастись с сознанием кофра, вызывающим аннигиляцию двух сознаний.
Общая сеть — общая сеть информканалов, охватывающая все планеты Периметра, в которую включены любые здания, постройки и жилые строения. В последние десять лет активно пополняетсяданными добровольных зарегистрированных в сети пользователей, чьи личныеданные, местоположение и любая информация становятся доступны в общей сети. Имеет несколько уровней доступа, от обычного пользовательского до высшего, приоритетного, которым пользуются Схемы.

Старое серое здание архива оказалось высоким, грузным и величественным. Сотворенное не из композитных материалов, как современные домики, а из старой бетонной смеси, модифицированной только наночастицами ремонтных молекул, оно походило на осколок забытого прошлого посреди новой жизни. Так мог бы выглядеть умудренный опытом прожитых лет старик на троне, потомок древнего аристократического рода, вынужденный до последних дней являть собой образец чести и благородства давно сгинувшего в веках рыцарского ордена.
Темные стрельчатые окна не давали возможности заглянуть внутрь, оставаясь прозрачными только с одной, внутренней, стороны. Нижние этажи, отделанные настоящим камнем, который местами даже вырастил на себе лишайник, обрамлялись толстой полосой вековых отложений у самой поверхности дороги. Как бы не старались власти вкатать здание архива в дорожное полотно, камень оказывался прочнее, а неумолимая, вездесущая трава, вылезавшая из трещин у самого основания, добивала старания ремонтных бригад и служб озеленения.
Центральный вход, вырезанный в форме раскрытой книги, украшался несколькими колоннами, поддерживающими козырек над широкой и длинной площадкой у входа. Десяток огромных ступеней, ведущих внутрь, казался пугающе одиноким, а выставленные по краям каждой ступени кадки с цветами, напоминали остатки еды, застрявшей в зубах старика.
— И что дальше? — спросил Эрих, когда ему надоело разглядывать вход в центральный архив. Над головой то идело пролетали малые и средние дроны, а дорога сюда заняла в трираза больше времени, чем должна была — Рочестер то и дело обходил по широкой дуге любого считывателя, настроенного на его код поиска. И пусть Вероника уверяла его, будто ее ошейник не дает никому возможности удаленного сканирования личности, Рочестер предпочитал перестраховаться. «Сохрани информацию в два места, и найдешь ее, минимум, в одном из них», — любил говорить ему его наставник на базе. Немногие из класса Эриха прислушивались к словам престарелого и обладавшего неукротимым нервным тиком преподавателя. Впрочем, тех, кто не слушал, жизнь отсеяла на первых же самостоятельных вылазках. До патента информационника и первой, она же предварительная, ступени лицензии дожила треть тех, с кем Рочестеру пришлось учиться.
Вероника не отвечала довольно долго. Она тоже смотрела на архив Беннингтона, первого и единственного представителя не Совельхейм, кому выпала честь увековечить свое имя в анналах истории. Гудвин Беннингтон, основоположник и пламенный деятель в области межрасовой коммуникации, заложил фундамент и отстоял идею начала конструирования архивов на освоенных планетах Периметра. Крупные города получили по зданию, мелкие присылали инфокопии в источники столиц, где те каталогизировались по датам и месту получения пластов информации. Архивы имели разные виды, находились в десятках световых лет друг отдруга, но всегда назывались зданиями Беннингтона, просто с дополнительными кодовыми номерами в общей сетке поиска.
— Ты меня слышишь? — снова сказал Эрих. — Мы идем, или мне одному зайти?
— Без разницы, — слабо отмахнулась Вероника, — ты же не взлом базы планируешь. Только сравнишь данные и все.
— Хм, это вот как пойдет, — с долей яда в голосе ответил информационник. — Я и на войну ходить не планировал, а пришлось.
Вероника взглянула на него бесстрастно и промолчала. Ее приступ глупого фанатизма и человеколюбия прошел так же внезапно, как начался, и теперь на Рочестера снова смотрела безучастным взглядом функциональная единица, кофр для транспортировки чужого сознания. Эрих бросил на нее беглый взгляд, нашарив в куртке «санки» и «клипсы». Одну из них он отдал Веронике, кратко объяснив, как это работает. Женщина без интереса покрутила крошечную бусинку слипучкой в пальцах и пришлепнула ее за ухо, прикрыв волосами. Судя по всему, Вероника знала про такие штучки, но спорить с наставлениями Рочестера не стала. Она вообще казалась какой-то бледноватой, будто только недавно вышла на улицу после нескольких бессонных ночей и убойной алкогольной вечеринки. Информационник открыл рот, желая что-то спросить по этому поводу, но Вероника, прихрамывая, и уже не пытаясь этого скрыть, пошла к архиву.
Эрих пожал плечами и отправился следом. В щеку ему тут же врезалось какое-то мелкое насекомое, улизнувшее от службы обработки и ошалевшее по этому поводу настолько, что не видело препятствий. Эрих раздавил жука и стряхнул его под ноги.

Неопределенная точка наблюдения, в то же время, высота над уровнем моря около двухсот стандартных метров

— Генопроба получена ираспознана. Объект — Эрих Рочестер, лицензия информационника онулирована пять лет назад, лицензий другого профиля не имеет, — доложила Схема Кейна, сидя за пультом управления с закрытыми глазами. — Дальнейшие действия невозможны без привлечения местных групп дозорных или оцепления и консервации здания архива. Мои действия, Схема Мартино?
Мужчина напротив, спокойно рассматривающий город внизу с невообразимой высоты, рисовал в воображении его летучие мосты и изгибающиеся ярусы улиц. Волны зеленых водопадов растительности, сбегавших с самых высоких точек до низинных поселений, и редкие вкрапления голубых озер искусственного происхождения. Плотная облачность не давала никакого обзора, но фантазии и совершенной памяти она не мешала никак. Мартино подумывал включить легкую музыку, пока его напарница следит за появлением Эриха, но передумал и увлекся дорисовыванием в памяти возможных углов обзора зданий под ним. Каплевидное транспортное средство, нацепив на себя маскировку и став похожим на одно из тяжелых облаков, висело в воздухе, медленно поворачивая солнечные батареи относительно угла падения солнечных лучей на этой высоте.
Когда голос Кейны прорезал тишину, Мартино пришлось прервать размышления и повернуться к напарнице. На лице Кейны не отражалось никаких эмоций. Мартино несколько секунд рассматривал девушку, вспоминая, как некоторое время назад он снимал с нее эту одежду и ласкал пальцами высокую груд под ней, как наматывал на руку длинные алые косы, придерживая Кейну в нужном положении и слушая ее стоны.
— Проба достоверна? — лишенным любых личных модуляций голосом спросил Мартино. Кейна на несколько секунд приоткрыла глаза, из-под плотно сомкнутых век брызнуло лезвие света. Кейна находилась в состоянии рассеянного сознания, регулируя и отслеживая каждого своего детеныша, которыми называла дроны-насекомые, жужжащие по всему городу.
— Данные подтверждены, — сказала она, снова смыкая веки плотнее, — данные абсолютны до сотых долей процента относительно искомой единицы.
Мартино кивнул, и спросил:
— Данные по спутнице Эриха?
Кейна стала напряженней, чем обычно. Ее поза одеревенела, пальцы рук мелко задергались, что сообщило ее напарнику о крайней степени перенапряжения нервных узлов и синапсов, отданных под потоки и обработку поступающих данных. Кейна резко мотнула головой, из носа у нее потекла кровь. Мартино, уже видевший такое, не особенно обеспокоился, продолжая наблюдать и ждать ответа.
— У неизвестного объекта до сих пор включено поле подавления опознавания. Генопробы всегда разные, совпадений с найденным и использованным одноразовым генопробником в заводском квартале не выявлено. Как и прочих совпадений. Однако, смею отметить, что я лично следила за работой дронов, взявших пробы у выделенного объекта в течение одного часа. Все разные, принадлежат разным людям, частично, мертвым или утерянным в каталогах статистики.
Мартино подошел и осторожно промакнул дезенфицирующей салфеткой кровь под носом Кейны. Девушка никак не отреагировала на такую заботу, она просто не замечала происходящего с ее телом вне поля потоков информации. Все же, Кейна не была информационником, и могла связываться только через своих дронов. Благо, специализация ее Схемы позволяла создавать их любыми, от невидимых морских коньков до огромных элефантов в пустыне.
— Сосредоточить треть дронов на здании архива, остальных вернуть в гнездо, — распорядился я Мартино и снова отвернулся к окну. Он знал, что сейчас его напарница, избавленная его приказом от большинства дронов в области покрытия, обмякнет в своем кресле и некоторое время будет неподвижно сидеть там, словно живая игрушка, у которой отключили питание. Пока остаток дронов соберется у архива, пока некоторым из них удастся проникнуть в здание, пользуясь кодами доступа Схемы Кейны, продет достаточно времени, чтобы их создательница отдохнула и была готова к дальнейшей работе.
Мартино снова созидал в мыслях невидимый город внизу, накладывая на картины сочиненные только что мелодии и партии скрипки.

Миновав тройную систему сканеров, не зафиксировавших у гостей опасных предметов,оружия или биологических веществ, они прошли к терминалам. У высоких узких автоматов стояли люди, получавшие свои номера. Над залом разносился мягкий приятный голос, такой же бесполый и неузнаваемый, как и все стелы терминалов вокруг. Голос успокаивал и казался похожим одновременно на все, какие мог вспомнить посетитель, но в то же время оставался совершенно чужим.
— Газетные заметки, репортажи, хроники, — произнесла Вероника, приложив ладонь к сканеру терминала, — данная планета, заводской округ, — уточнила она запрос, отвечая на вопрос системы, появившийся на дисплее. В ответ ей ткнулась в ладонь пластиковая бумажка с номером и длинным голографическим кодом подлинности. Такие карточки иногда требовались студентам или ученым, собиравшим информацию в архивах для своих работ. Вероника мельком глянула на талон, сунула его в карман штанов и тут же услышала голос операционной системы:
— Посетитель с номером 281811468, ваши материалы ожидают вас у рабочего места номер тридцать один.
Вероника неспеша направилась к закрытой кабинке в конце зала. Темное полистекло тут же засветилось, когда она приложила голограмму к считывающему устройству на панели и шагнула в открытую дверцу. Эрих втиснулся следом. Места внутри едва хватало одному человеку, и потому несколько секунд Вероника и ее спутник, шипя от злости, отпуская колкости в адрес друг друга, пытались разойтись в тесном пространстве. Наконец, женщина уселась в кресло и запустила терминал, раскрывшийся перед нею, как трехстворчатая икона Грешника. Экран мягко засветился, по нему побежали строчки выбора подпунктов и подкаталогов. Вероника отыскала нужное время, место и события, удовлетворенно улыбнувшись, и откинулась на спинку кресла.
— Ну-ка, уступи место капитану, — сказал Эрих, нагнувшись над плечом Вероники и заглядывая в тонкий дисплей проектора. Женщина взглянула на него снизу вверх, смерив взглядом, но, пожав плечами, попыталась встать.
В тесном помещении рабочего места они оказались плотно прижаты друг к другу. Вероника, едва достававшая Эриху до плеча, смотрела снизу, прижимаясь выпуклыми частями тела к мужчине. Рочестер же, как ни старался, не мог сдвинуться с места, попав в клинч от невообразимой тесноты и неудобного расположения кресла. Вероника дернулась пару раз, стараясь освободиться, но зацепилась одеждой за браслет на руке Рочестера. Заметив это, он удержал женщину от очередного рывка, зашипев на нее:
— Тихо, порвешь же!
Вероника послушно замерла. Эрих обнял ее сзади за талию, воспользовавшись разницей в объемах, и начал на ощупь отсоединять браслет от рукава кофты. С каждым движением он прижимал женщину теснее, злясь на то, что никак не может ухватить нужное положение звеньев браслета и высвободить его из петли ткани кофты. Образ женщины и так казался ему странным, но ее предпочтения в той же одежде наталкивали на мысли о какой-то старине. Почему она предпочитала вязаные кофточки вместо имитации вязки на других искусственных, но добротных тканях, он не понимал. Сейчас бы ему не пришлось тратить время в таком дурацком положении.
От Вероники пахло потом, ванилью и чем-то еще, своим собственным, неуловимым. Эрих не мог похвастаться ничем благородным из палитры ароматов, кроме, пожалуй, запаха изо рта, но это достижение было бы сомнительным по всем меркам.
— Остановись, — сказала Вероника, которую заставляло улыбнуться общая тенденция и смысл переговоров. Она начала поднимать руку, Эриху пришлось следовать за ней. Потом Вероника прогнулась назад, опираясь поясницей на край вмонтированного в пол столика с терминалом, и просунула кисть между собой и Эрихом. Рочестер увидел, где зацепился его браслет, второй рукой спокойно снял петлю с порченого звена, и клинч распался.
Рочестер сел в кресло, женщина встала за его спиной. На лицах обоих читалась запоздалая мысль, что стоило оформить коллективную кабинку для посещений, как делали группы студентов-историков.
— Мне потребуется время, — буркнул Эрих, чье настроение внезапно испортилось до нулевой отметки.
— И как я должна его тебе обеспечить? — спросила Вероника.
— Не знаю. Удиви меня, — раздраженно передернул плечами информационник. Женщина ничего не ответила, выскользнула из кабинки и, поставив паузу на сенсоре, будто отошла в уборную, скрылась в зале. Вереницы молчаливых серых искателей информации продолжали сходиться у терминалов с карточками, чтобы потом разойтись по индивидуальным кабинкам и заняться своими делами. Вероника подумала, что все это больше походит на социальный отельдля свиданий, чем на пункт архивного хранилища в центре города.

Когда она вышла, Эрих уткнулся в монитор. Несколько минут, драгоценных и нестерпимо долгих, он сидел, не предпринимая никаких действий. Эта женщина, бесцеремонно вторгшаяся в его жизнь и заставляющая проделывать странную работу, откровенно выводила его из равновесия. А такового у Рочестера было немного. К тому же, давали о себе знать последствия многомесячных запоев и употребления наркотиков. В бесталковом и необоримом желании замусорить все свои внутренние органы, он добился колоссальных результатов. Зато теперь получал все, что к этому прилагалось. Резкое выведение привыкшего к постоянным дозам стимуляторов организма в обычный, трезвый режим запустило в теле процессы разрушения. Вернее, сделало их ощутимыми и довольно болезненными. Головные боли, мигрени, потеря ориентации, дрожащие руки и общая слабость доводили Эриха до бешенства. Да и настроение прыгало из стороны в сторону, словно укушенный химией заяц.
Информационник вздохнул, подумал о том, как пахнет Вероника, когда не пытается оторвать ему голову, и отогнал эти мысли подальше. Сексуально эта женщина не привлекала его никак. Да и спать с кофром — все равно, что спать с искусственной женщиной, в которую встроена адаптивная программа лояльности к желаниям клиента. Спектр доступных радостей бесконечен, а отдачи, душевного тепла и незримого контакта ноль целых, хер десятых. К тому же, он уже посетил гостеприимных хозяев соседней квартиры в жилом комплексе, и жаловаться на гормональный дисбаланс не имел права.
Рочестер прошелся пальцами по плавающим в воздухе основным кнопкам прокрутки выданной информации. Пока что все совпадало с тем, что показала ему Вероника. Альтернативной версии событий на мусорной свалке Эрих не нашел. Тогда он осторожно начал прощупывать систему защиты архива. Поглаживая суровые сторожевые коды и подбираясь к программам-киллерам у ядра архива. «Клипса» в ухе щелкнула, и спокойный голос Вероники произнес в самое ухо:
— Надеюсь, твоируки на пульте, а не в штанах, мой милый.
Эрих даже поперхнулся от услышанного, но тут же сообразил, что женщина, должно быть, находится там, где ее могут услышать, и маскирует разговор под обычный треп влюбленной девушки.
— Немного тепла в свой тон, моя киска, и мои руки точно окажутся в штанах, — весело произнес он в ответ, — готовность номер ноль, — добавил информационник через секунду.
— Я уже скучаю по тебе, мой милый, — произнесла Вероника таким голосом, что лоб Рочестера моментально покрылся испариной, — осталось совсем немного, я почти закончила.
— Так… намного лучше, — кашлянув, чтобы прочистить горло, похвалил ее Эрих, — продолжай начатое, детка, и я обещаю тебе, что ты будешь стонать, умоляя меня закончить поскорее и не мучить тебя ласками.
Информационник услышал неразборчивый мат, потом громкий, долгий и протяжный стон, и тихо засмеялся. В глазах блеснули, всколыхнувшись, как морская пена, зеленоватые отблески.
Пальцы взломщика улеглись на основные командные кнопки, чтобы тело, рефлекторно сократив мускулы в случае больших проблем, вдавило сразу несколько, перегрузив систему и отключив ее начисто. Простота терминалов в архиве играла на руку Эриху. Стабильные, угловатые и простые до скуки системы поисков и данных хранилища выключат операцию с этого терминала, но не станут пытаться сохранить сеанс неумелого пользователя, путающего кнопки.
— Моя родная, — с тоской и вожделением выдохнул Шесть Девять, когда перед ним поднялась, обволакивая все вокруг, стена бегущих цифр и столбцов со скриптами, — я хочу тебя, я желаю тебя, — облизнув губы, добавил он.
Инфополе выбросило вперед сторожевые программы, которые, обнюхав матрицу Эриха, встали на задние лапы и оскалились. Перед Шесть Девять затрещали контуры защитных вирусов, похожие на толстые жгуты ядовитых змей. Они стремительно бросились в атаку, намереваясь всадить острые зубы в матрицу Эриха, но тут общая система архива тревожно вспыхнула, сменив цвет с зеленого на бледно-красный, и змеи остановились. Отвлекшись на новую проблему комплексного характера. Они потеряли драгоценные миллисекунды, за которые Рочестер успел ухватить их за горло и оторвать головы. Легкие поглаживания останков — и голова снова приросла к шее змеи, но та уже нацелилась не на Шесть Девять, а на хрипящих угрозами псов, привязанных к символическим воротам, ведущим к первому уровню ядра архива.
Дождавшись начала схватки, Эрих переступил через сцепившиеся между собой коды и программы защиты, вытянул вперед руки, и распахнул створки гигантских ворот, ведущих к дверце за ними.
— Ну же, иди ко мне, я так скучал, — весело и зло произнес Шесть Девять. В реальном времени его губы только слегка дернулись, выдавая неуловимое микровыражение, зато дверца ядра промялась от удара самым простым средством подбора паролей. Эрих особо не рассчитывал на удачу, но начинать всегда предпочитал с простого, постепенно усложняя и скручивая между собой блоки информации. Черпая ее из обрывков прошлых, легальных посетителей, он компилировал эти остатки, коррелируя их между собой и вводя элемент случайного подбора кодов, если архив менял их чаще, чем раз в сутки. Дверца корежилась, проминалась, но продолжала стоически выносить удары. В некоторых местах на ней появились уродливые разрывы струящихся столбцов цифр, судорожно дергавшихся и пытавшихся стянуть раны. На помощь им устремились безвредные инфобабочки ремонтных и резервных утилит, которые порхали над дырами, стягивая их воедино. Защита стекалась, срасталась и восстанавливалась неимоверно быстро. И Шесть Девять понял свою ошибку. Архив не стал уделять много внимания защитным системам. Вместо этого он предпочел довольно изящное решение вложиться в неописуемое количество ремонтных и стремительных утилит для мгновенного сращивания и устранения урона. Рой других насекомых, окруживший прорехи, почти полностью закрыл Шесть Девять обзор поля деятельности. Поймав одну из простейших утилит, информационник сжал ее в ладони, ломая и стряхивая вниз осколки данных. Бабочка исчезла. Шесть Девять понял, что утилита настолько проста, насколько у него мало шансов взломать ее. Да и если бы он смог, толку с этого ему бы не прибавилось. Ремонтники не открывали дверцу, не имели доступа и не несли на себе цифровой подписи высшего доступа, кроме подписи корпорации-создателя.
А за его спиной бледное свечение вспыхнуло ярко алым, и тут же сменило цвет на ядовито-желтый, что давало понять: времени почти не осталось. А Шесть Девять еще хотел докопаться до истории Вероники.
Шесть Девять раскрыл объятия, будто желал впустить в себя огромную тушу или целый пласт информации, и ремонтные рои насекомых начали облеплять его с головы до ног, заворачивая в шевелящийся цифровой кокон. Когда Эрих изменил их простейшие приоритеты, он настроил их на ремонт своей матрицы. И теперь они превращали его внешние слои, соскабливая старые данные, в то, что представляла собой дверца к ядру архива.
Желтый свет налился пурпуром, и стал бледнеть. Шесть Девять сделал шаг к дверце, потом еще и еще, пока не оказался перед ней и не заглянул через дырки, проделанные им только что. За преградой перед взглядом ярко светилось небольшое ядро архива. Бледно-голубое, оно походило на далекую звезду голубого гиганта, способного сжечь все живое вокруг. Шесть Девять просунул руки вдыру и ласково провел пальцами по поверхности ядра, на ходу формулируя сразу два запроса: искомые недавно материалы по мусорной свалке, и все, что относилось к личности Вероники 11\23. Первым ядро выдало то, что было ему ближе. Потоки данных упруго ударили в грудь информационника, накапливаясь во встроенных в мозг накопителях и носителях. Позади него свет от диверсии Вероники стал почти белым, начиная менять спектр в зеленоватый оттенок.
Протянувшиеся стрелы перекачиваемой информации подернулись рябью, оборвались, оставив только короткие отростки. Они трепыхались, вытянувшись из ядра, как потерянные котята в поисках мамки, и тут же попытались втянуться обратно в голубую звездочку. Шесть Девять буквально расплостался по нерушимой дверце, стараясь дотянуться до обрывков. Какие-то он успел ухватить, другие слились с ядром снова.
«Этого не может быть, невозможно! — в панике, которой поддался на миллисекунду, подумал ШестьДевять. — Кто-то прямо сейчас стирает информацию. Но я уверен, что других информационников тут не было, когда я начал. Да и проникновение коллеги я бы заметил».
Второй поток данных, с вязаных с Вероникой, взбух уродливым комком посреди прочной тонкой иголки потока, и лопнул, обдав ШестьДевять разрозненными данными, бестолково закружившимися вокруг и прилипшими к рукам в беспорядке. Будто брызги дерьма из-под колес проезжающей мимо тяжелой телеги.
Что-то рвануло информационника назад, с хрустом выворачивая руки из узких прорех в толще дверцы. Налипшие комья насекомых-ремонтников слоями осыпались вниз, вяло шевелясь и подергиваясь. Остальные еще пытались залатать прорехи в матрице Шесть Девять, повинуясь его измененным командам, но работали не так споро. В их движениях стала видна медлительность и рассинхронизация. Эрих поднялся на ноги, обернулся и замер. Перед ним стояло нечто, походившее на скелет. Все части сочленений, кости и связки представляли собой яркий синий свет. Цифровые потоки обтекали существо, вообще никак не воспринимая его. Высокий, тонкий, как стрела, он стоял и смотрел на информационника какое-то время, решая, видимо, что с ним делать. Шесть девять видел, что незваный гость загораживает ему выход из пространства ядра. Можно было воспользоваться резервными каналами, но информационник, не предполагавший таких проблем в архиве, даже не подумал их построить. Между тем, ситуация подозрительно напоминала историю на геологоразведовательной базе. Флюоресцирующий скелет плавно шагнул к Эриху, одновременно с этим выбрасывая из протянувшейся конечности тонкий синий стилет. Удар пришелся на обилие ремонтных утилит. Те мгновенно скорчились, почернев и рассыпавшись в пепел. ШестьДевять отпрыгнул назад, ударившись в дверцу ядра. Та, в своюочередь, выгнулась ему навстречу, нагреваясь и начиная светиться изнутри. Информационник понял, почувствовал, что сейчас за ней происходит. Ядро разрушалось, как и тогда, когда он последний раз видел подобное. И если он сейчас же не уберется отсюда, его постигнет судьба несчастных утилит.
Существо, спрятав оружие, склонило голову к плечевой кости, а в следующий момент его пальцы раскрылись веером, выбрасывая из кончиков острые блестящие лезвия. Удар скребанул дверцу, когда Рочестер откатился в сторону. Защита тут же разошлась, обнажая уродливые черные отметины, из которых вырвался жар уничтожаемого ядра. Эриха швырнуло прочь, к выходу из этой зоны. Точка входа уже светилась желтоватой каймой, а светящийся противник, скрежетнув лезвиями на пальцах, превратился в толстое копье, брошенное в грудь ШестьДевять.
Рука Эриха уцепилась за рамку точки входа, и тут его грубо выволокли из инфопространства. Заорав так, как никогда в жизни, кажется, не кричал, Рочестер ошалело уставился на стоящую рядом Веронику. Лицо женщины было перепачкано чем-то вонючим, напоминавшим по запаху рвотные массы. Одежда выглядела помятой и грязной, Вероника была бледна и часто дышала. Эрих посмотрел на устройство доступа к информации архива. Узел был разворочен выстрелом, остатки оборудования еще искрили и дымились.
— Пойдем, — выдохнула Вероника, стаскивая Эриха с кресла. Им снова пришлось тесно прижаться друг к другу на мгновение, но теперь Рочестер готов был обнять и расцеловать женщину, которая так грубо выдернула его за секунду до гибели. И пусть такой способ выхода у информационников считался смертельным, но Эриху повезло уцепиться пальцами за рамку точки выхода до того, как Вероника разрушила узел доступа.
Информационник только кивнул в ответ и вывалился вместе с Вероникой из кабинки.
— Откуда у тебя оружие? — на ходу спросил он,, когда Вероника хромала к выходу. Вокруг понемногу нарастали волны паники. Персонал приходил в себя, из кабинок начали выходить люди. Обескураженные и непонимающие, они пытались отыскать объяснение тому, почему их узлы связи внезапно перестали функционировать. На табло в стенах побежали стандартные строки о технической неисправности. Вероника передернула плечами, нервно поправляя кофту, но тут на нее указала одна из работниц архива и произнесла, обращаясь к кофру:
— Мадам, с вами все в порядке? Ваш приступ прошел?
Эрих сумел скрыть удивление, но ему стало понятно, почему женщина выглядит такой помятой и грязной. Он уже видел в Веронике множество странностей, но теперь, когда шок от увиденного в пространстве ядра прошел, Рочестер смог подобрать объяснение происходящему с его спутницей.
Часы Мореля у Вероники давно обнулились. Кофр превысила лимит возможного нахождения в ней чужого сознания во много раз, и собственность Совельхейм отвергала подселенца, всячески доставляя неудобства телу Вероники. С другой стороны, и эти данные Эрих не успел подтвердить до обрыва связи, одиннадцатый ряд оканчивался двадцатым местом. То есть, Вероника 11\20 должна была быть последней в этом ряду. Но рядом шла Вероника 11\23, чьи часы Мореля остановились и прекратили отсчитывать срок до аннигиляции сознаний. Рочестер посмотрел на Веронику чуть иначе.
Если предположить, что кофр с двадцать третьего места действительно существовал, то его функции выходили за рамки привычных и знакомых Рочестеру. А если кофра после двадцатого места никогда не производили, то кто, черт побери, идет с ним рядом? И почему у нее все признаки интоксикации после отключения часов Мореля? Да и кофр ли это вообще, или очередная поделка Совельхейм, в которой разместили часть сознания заказчика, при этом сохраняя личность носителя в нетронутом виде. Возможно, теперь эта личность протестует, борется и подвергает тело различным испытаниям, вроде припадков, свойственных кофрам, чьи часы Мореля выработали все возможные сроки.
У Вероники наблюдались все признаки выработки часов, но при этом ее вообще не существовало, насколько сумел сложить обрывки данных Эрих.
У выхода из архива, когда до последних рамок безопасности оставалось несколько шагов, на встречу им шагнул охранник-робот, раскрывая панели со сканерами и выпуская манипуляторы с оружием. Рочестер взял Веронику за руку, крепко сжимая ее ладонь пальцами, и сощурился, направляя в охранника короткий импульс скомканных данных. Машина остановилась, закрутилась на месте, и опустила оружие. Рочестер шагнул вперед, стараясь запихнуть дрожащую и бледную женщину себе за спину.

@темы: Я и мои создания, Интэрлайн

---

Ну, что же, гештальты закрываются понемногу.
Я научилась держаться на воде, кое-как плыть по кругу с опущенным в воду лицом и даже всплывать в позе эмбриона из-под воды. Небольшое достижение для моего возраста, но я перестала адски бояться воды, и это плюс.
Как всегда, не без хреновостей. Я нахлебалась воды, простыла и вообще подхватила какую-то инфекцию с моря. Похоже на отравление, но я точно не травилась.
Теперь лежу и страдаю. В перспективе маячат новые знакомства. Я, конечно, любила ездить в северную столицу раньше, но как-то не рассчитывала, что желание иметьтам знакомых догонит меня и насует под завязку в этом возрасте.
С другой стороны, у меня очень простой выбор: сидеть дома и одной, и ли искать компанию и общаться.
Я сделала все, что могла для человека, который сам себе враг, но видит врагом меня. Отчаянное нежелание человека сталкиваться с реальностью, конечно, ранило в прошлом, но не желающему понимать объяснения эти самые объяснения в голову не затолкаешь.
Одному надо сломать, другому - сломаться. Редкие кадры после такого опыта берутся за голову и всячески стараются улучшить свою жизнь и жизнь хороших людей. Чаще всего это выплескивается в замкнутость, обиду и уединение.
Жаль, конечно, что в моем обществе этот человек не нуждается ни в каком смысле, но ему так, значит, лучше и спокойней. А вот это вот "что воля, что неволя - все равно" не для меня.
Когда я его любила, мне было важно достучаться, спасти, объяснить, растолковать. Да, способы были странные, но не все и невсегда. А теперь всего лишь грустно, что умный человек не общается с умным человеком. Возможно, я просто болею, и мне плохо, а чувство незащищенности, уязвимости и слабости редко компенсируется чем-то, кроме любви.
Добрый человек тут, конечно, даже принес мне чаю, сходил в аптеку и вообще, проявил себя с лучших сторон. Только я вернусь, приеду и снова буду натыкаться на осколки прошлого. Вещи, файлы, поделки. Надеюсь, я смогу еще когда-нибудь полюбить. Ведь, без любви жизнь теряет краски. Значительно теряет в весе, в смысле и в силах.
Любить - самое прекрасное, что может быть в жизни, на мой взгляд. И самое опасное - любить тоже надо уметь.
Эх, пойду чаек пить и горло брызгать.

@темы: Один день из жизни, Хреновости, Эмоции, Без объяснений

---

10.09.2017 в 23:37

Пишет  Кофейная Ведьма:

Кто любит тебя - тот трижды клянет судьбу, твердит, что такую жизнь он видал в гробу, что надо навеки себе написать на лбу - "держись от него подальше".

Кто любит тебя - тот держит земную твердь на хрупких плечах, и ему не страшны ни смерть, ни жизнь, ни печаль, ни страх, ни свинец, ни медь - ничто, кроме лжи и фальши.

Кто любит тебя - тот, очевидно, псих, а если не псих, то причислен к лику святых, и в целой Вселенной, душа моя, их - таких - легко сосчитать по пальцам.

Кто любит тебя - тот бережет твой сон, и взор его светел, а дух его невесом...
Кто любит тебя - тот сам обернется сном,
чтоб только
с тобой
остаться.

@темы: Чужие стихи, Малость, а приятно

---

Чертова Палица

Лицензированные наркозависимые — граждане Периметра, имеющие разрешение на получение дозы того или иного наркотического препарата. Как правило, являются стерильными субъектами, не способными к размножению во благо сохранения генофонда Периметра и прилегающих территорий.
Гражданство Периметра — голографическая татуировка, располагающаяся на ключице, в штрих-коде которой содержатся все данные о гражданине. Гражданство дает право жить внутри Периметра и позволяет получить неприкосновенность и привелегии первостепенной защиты при нападении террористов и захвате заложников за Периметром. Введено через 8 лет после закрытия Периметра.
Исследовательские группы — отдельные небольшие команды ученых, техников и силовиков на контрактной основе, финансирующиеся филиалами Совельхейм, но официально не имеющие к нему никакого отношения. Созданы для исследования и поисков остатков разумной жизни или колонистов, сделавших попытку колонизировать ближайшие системы до создания Периметра. Официальной наукой не признаются.

Центр города, 158 год после закрытия Периметра

Она догнала его за поворотом, откуда можно было выйти на широкую улицу, огибающую полукругом квартал гедонистов. Рочестер, немного отойдя от пережитых событий, с трудом мог унять дрожь в руках, и потому сунул их в карманы, чтобы его не приняли за нелицензированного наркомана. Патруля дозорных ему только не хватало для завершения дня. Игрушки болтались кое-как, тренькая в карманах, и Эрих остро жалел об отсутствие удобного и привычного пояса информационника, куда в былые времена подвешивал все свои вещички для работы.
— Подожди, — взяв его за руку, сказала Вероника. Рочестер мягко высвободился, не сбавляя шага, продолжив удаляться прочь. — Да подожди ты! — уже крепче ухватила она его за запястье. — Не можешь же ты просто взять и уйти!
— Почему? — осведомился Эрих, прибавляя шаг. — Ты же рядом. Чего мне там еще делать?
— Романтично, но я не про себя, — грубо толкнула его в спину Вероника. Эрих разозлился по-настоящему. Он резко затормозил, развернулся и толкнул женщину ладонями в плечи, отвечая ударом на удар. Вероника едва не упала, но устояла на ногах. Эрих вперился в нее злым взглядом бледных глаз.
— Чего ты еще от меня хочешь? Я вернулся, забрал тебя. И не надо думать, что из любвик тебе лично. На мне твой ошейник, мать твою, и я пошел бы за ключами от него в любом случае!
— А как же остальные? — не повышая голоса, спросила Вероника, отряхивая штаны и снова подходя к Рочестеру поближе. — Они там просто бойню устроили! — она мотнула головой в сторону жилого комплекса гедонистов. — Мы их там, что, так и бросим?
— Бойню? Да ты не представляешь себе, что это такое, девочка, — ударил кулаком в раскрытую ладонь Эрих. — На извращенцев и развратников напали злые, злые сектанты. А мы были умнее и просто оттуда свалили. Это не наше дело, мы сектантов не приводили.
— Ну, конечно! — всплеснула руками Вероника. — Если не мы дерьмо притащили, чего нам помогать с ним разбираться! Как там у вас, в вашей тусовке говорится? «Не я вирус притащил, не мне его и выкашивать»?
— Примерно, но мата больше, — согласно кивнул Эрих и снова повернулся, чтобы уйти. Вероника подскочила к нему, ударила кулаком в плечо, заставив развернуться почти на девяносто градусов, а затем, поджав губы и глядя в лицо Рочестера, щелкнула незаметной кнопкой на браслете, который предъявляла для идентификации в жилом комплексе. Голова Эриха взорвалась искрами. Потоки информации, хлынувшие на него со всех сторон, едва не проломили череп изнутри и не разбрызгали его содержимое по всей улице. Он взвыл, стиснув голову руками, и упал на колени. Постанывая и пытаясь хотя бы разглядеть Веронику в мешанине зеленоватого тумана и искр боли. Он наощупь зачерпнул какой-то мелкий мусор и бросил в женщину. Боль прекратилась, послышалось ругательство и шорох подошв по дорожному покрытию. Кажется, Эрих попал в лицо Веронике, заставив ее отпустить кнопку на браслете.
Рочестер, полуослепший от боли и гнева, размахнулся и ударил на звук. Вероника взвизгнула и упала, проехавшись по земле спиной. Рочестер только в последний момент остановился, чтобы не добавить женщине пинка под ребра, чтобы потом точно так же ударить по лицу с размаха. От ярости он зарычал, вымещая злость и обиду на стене неприметного серого здания поблизости. Несколько раз засадив кулаками постене, он подскочил к Веронике, сгреб ее в охапку и поставил на ноги. Женщина рычала и отбивалась, нанося точные болезненные удары по противнику. Оберегая пах, Рочестер все же справился с Вероникой, и когда та поняла, что больше ее не тронут, заговорил:
— Ты совсем больная? Я так и знал, что без контроллера ты меня не отпустила. Но поверь, боль — не аргумент для защиты своих прав и желаний. Этим ты меня только достанешь и выбесишь, что неизбежно заставит меня причинить тебе вред.
— Ты… — Вероника задыхалась от гнева и, как показалось Эриху, от душащих ее слез. — Почему ты не можешь помочь им? Сектанты долго не воюют, мы могли бы вернуться…
— Не могу, — отрезал Эрих, — просто не могу, — на лице информационника играли желваки, а пальцы то и дело сжимались в кулаки.
— Трус! — неожиданно выкрикнула Вероника. Эрих, пораженный таким поворотом событий и таким преображением из отстраненной и холодной особы в истеричную девку, просто онемел, не зная, как на это реагировать. Он смерил Веронику насмешливым взглядом, поклонился и чинно произнес:
— Да, мадам. Я трус. Алкоголик, наркоман и смертник, если вообще связался с тобой и чертовым Совельхейм. Но лучше быть трусом, чем… — он осекся, развернулся и пошел прочь.
— Чем кем? Героем? —крикнула ему вслед Вероника, утирая с лица слезы и прихрамывая больше обычного.
«Чем палачом, идиотка», — подумал Эрих, но промолчал. Только сжал губы еще сильнее, от чего они стали похожи на ниточку, на прямой бледный шрам на обветренном лице. Эрих шел молча, мысленно перебирая в голове произошедшие события ираскладывая их по полочкам. Решения кофра казались ему нелогичными и спонтанными. Созданные специально для переноски чужого сознания, эти объекты обладали полной лояльностью к стратегиям заказчика и былилишены любых переживаний по этому поводу. Искусственное подавление рецепторов части головного мозга не позволяли кофрам испытывать сопереживание к кому-то, кроме своего хозяина. Миссия была для них на первом месте, и рисковать ею ради мнимой поддержки сторонних людей кофр не имел права, да и не должен был испытывать желания. Однако, Вероника 11\23 вела себя крайне странно, смахивая не на профессионала, а на дилетанта, получившего первое задание в обучающей программе. Эрих попытался узнать о ней что-то, пользуясь своими способностями, но стерильность информационных щитов, вшитых под кожу кофра вместе с микроскопическими подавителями инфополей, не давали никакой информации, кроме той, что Вероника была действительно продуктом лаборатории Совельхейм.
Проулок закончился, и Рочестер вышел на широкую открытую улицу, спускавшуюся вниз. Верхний город был опоясан серпантином таких переходов, пересекавшихся только в нескольких местах. Макушка центра, увенчанная зданиями из полупрозрачных материалов и мраморных столбов, утопала в искусственно выращенной зелени. Строгие иглы сине-зеленых стволов деревьев, вытянутыми свечками тянулись вверх, к ослепительному солнечному свету. Ковры цветочных площадок центра скрывали под покровом буйной и жизнестойкой растительности спрятанные в корнях и между стеблей увлажнители воздуха и очистительные фильтры. Генетически улучшенные цветы, торчащие из клумб и декоративных вазонов, насыщали воздух релаксирующей пыльцой, должной вызвать приятную эйфорию и снизить общую конфликтность прохожих до минимума. Правда, иногда концентрация такой пыльцы превышала норму, и прохожие начинали массово тормозить посреди дороги. Забывая куда и зачем они шли. Некоторые садились прямо на землю или засыпали на клумбах. Эрих потер правой рукой запястье левой. Под пальцами скользнул браслет с висящимина нем глупыми фигурками. Рочестер попытался выбрать одну из них, не глядя угадывая, что это. Вроде бы, ему попался медвежонок, сделанный из куска дерева.

Система красного гиганта Красилова, 4 года назад, планета Чертова Палица, 152 год после закрытия Периметра


Охрово-красные мясистые листья спиралевидных деревьев глянцево поблескивали в рассеянных лиственным покровом лучах заходящего солнца. Кроваво-красный диск местной звезды вспухшим шаром маслянистого пузыря оседал за горизонт, колебавшийся зеленовато-оранжевой дымкой далеко впереди. Высокое, желтоватое, как гнойная пленка, небо лениво выпускало бритвенно-острые лезвия облачков на севере, откуда еще добивал сигнал дальней связи с единственной уцелевшей вышки базы. Высокий крутой холм, голой лишайной проплешиной торчащий посреди бурлящего красного моря деревьев, выпирал из ковра шевелящихся джунглей нарочито подчеркнутой лысой кочкой. Словно бородавка на выбритом участке тела шерстистого носорога. Далеко на юге, куда сейчас смотрел Эрих сквозь мощную оптику своего шлема десантного костюма, шла миграция этих самых животных. Изредка красное море вспучивалось, набухало и выбрасывало вверх гейзеры искореженной растительной массы, которую с корнями вырывали изогнутыми двойными рогами носороги. Мало похожие на тех, что когда-то показывала ему учительница на картинках, эти животные легко могли поднять и подбросить десантную капсулу с десятком солдат и парой тяжелых пушек. И это не считая толстой брони самой капсулы и установленных на ней спаренных лазерных установок.
Датчики шлема щелкнули, подстраивая оптику в той точке, куда смотрел Эрих. Гейзер выброшенных вверх пучков корней и раздробленных стволов приблизился, обрел четкость идетализировался. Рядом на визоре шлема поползли столбцы данных. Плотность вещества, состав, органолептические свойства, пригодность к употреблению в пищу, способ избежать отравления, дозировка…
Бесполезные данные для тех, у кого нет при себе пары-тройки молотков, пил или галлона топлива для прожарки туши носорога. Впрочем, Эрих даже усмехнулся, растянув губы в злой улыбке, визор показывал свойства дерева и корней, пригодных к употреблению, а не носорогов, о которых думал Рочестер. «Какой ты кровожадный, братишка», — подумал о нпро себя. Затем, сложив телескопический ствол дальнобойной винтовки до размеров пистолета, он закрепил ее за спиной так, чтобы можно было достать одной рукой, заведя ее за поясницу. Проверив, не мешается ли оружие и некоторые его инструменты, он сделал первый шаг в темноту цвета венозной крови. Солнечные лучи, рассеивающиеся до оранжевого спектра на этой высоте, окрашивали темно-красные стволы и ярко-алые листья в подобие заварных вишневых пирожных с медовым кремом. Завивающиеся ветви, спиралевидные стволы, стреловидные листья и их мясистые, словно лоснящиеся губы аристократа, ветви местных суккулентов трогали информационника за плечи, проскальзывая по костюму легкими косаниями надоедливых женщин.
Красная звезда Чертовой Палицы не могла обогреть всю планету. Масса ее была едва ли две трети от стандартной, принятой когда-то давно по какой-то там шкале, но ядро планеты было настолько горячо, что тепла хватало с избытком. Огромные ковры растительности и теплые океаны давали неисчислимое количество кислорода и азота, создавая парниковый эффект и обогревая себя с разных сторон. Разумной жизни на Палице не нашли. Множество странно мутировавших животных наводило исследователей на мысли о нахождении на планете древней колонии, которая привезла первые эмбрионы колонистов и животных в замороженном виде, когда Периметра еще не было в помине. Именно для поисков следов этой колонии тут периодически высаживалась группа авантюристов и ученых, а так же, сочувствующих меценатов с ружьями, охочих до приключений и славы. Впрочем, ничего славного в отстреле местной фауны Эрих не видел, но возможность побывать на заброшенном кладбище надежды колонизации системы сам бы вряд ли отказался. Увы, дышать на планете приходилось либо через маски с фильтрами, либо через шлемы с фильтрацией, как у военных Периметра. Находиться без намордников представлялось возможным только под куполами станций, одну из которых, с работающей вышкой связи, Рочестер покинул пару недель назад.
Пропавшая группа ученых, в которую входили братья-близнецы одного из меценатов и щедрых благодетелей ученого совета, подала сигнал бедствия месяц назад. Эрих считал глупым пытаться отыскать даже кости в тех местах, где травяной покровза одну ночь может оплести ствол векового дерева. Но работа ему была нужна, платить по счетам Совельхейм чем-то надо было, а отдавать кредитные органы он не желал.
Пусть лицензии он лишился, но такие умелые руки, как у него, всегда найдут применение в обход закона илицензий Периметра.
Так и получилось. Рочестеру дали задание отыскать по остаточному инфоследу группу ученых из шести человек, включая и близнецов Джордино.
Задача упрощалась тем, что на Палице почти не было людей. Разведывательные и исследовательские купола над базами скапливались, преимущественно, на северном полушарии планеты, не пытаясь отвоевывать себе южные широты и бороться с расползающимися во все стороны джунглями. Разделенные океаном, полушария жили своей жизнью. На одном из них набирали обороты маленькие городки и поселки, разбросанные под разноцветными защитными пленками куполов и соединенные тонкими ниточками пневмопочты или широкими трубами транспортной сети, где гермитичные капсулы мчались в вакууме с немыслимой скоростью. Грузоперевозки, конечно, были на высоте, но вот люди предпочитали менее быстрый, но более безопасный способ путешествовать между дальними поселками с помощью пассажирских дронов.
Дельтовидный беспилотник, с подвешенной под брюхом коробкой с пассажирами, летел на сигнал вышки до тех пор, пока не перехватывался другой, в зону действия которой входил почти сразу же, едва его фиксировала первая верстовая вышка контроля. Вторая вышка притягивала дрон к себе, и таким образом, передавая управление идергая машину за ниточки, ее подтягивали к пункту назначения.
Рочестер ступил под покров вишнево-медового полога, чавкнув высоким ботинком в свежей кучке дерьма какого-то животного.
— Дерьмо, — не то ругнулся, не то констатировал факт Эрих. Умная система нализаторов шлема, восприняв его бурчание за приказ., тут же начала выдавать на дисплей данные о содержимом кишечника неведомой твари. Рочестер почти отмахнулся от них, когда белые строчки очертились красным, подчеркивая аномалии в анализах кала животного.
Помимо привычного рациона из листвы, корней и орехов невероятного размера, в фекалиях местного обитателя была зафиксирована органика иного рода. Иначе говоря, человеческое ДНК, что означало только одно: кто-то сожрал здесь человека. Учитывая, что сигнал связи с группой пропал через сутки после того, как их перестала фиксировать северная вышка за спиной у Эриха, можно было предположить, что именно член пропавшей группы и пошел на обед неизвестному зверьку.
Рочестер скрипнул зубами. Он желал стащить с головы шлем, осмотреться, обнюхать тут все, пропустить через себя инфополя и скользнуть по следу дальше. Но для этого следовало остановиться, заменить шлем на дыхательную маску, извлечь свое снаряжение и тщательно все осмотреть.
Рочестер все же рискнул, подавая команду костюму отсоединить шлем и оставить на лице временную пленку из фильтрационного материала.
Морду тут же облепило нечто влажное, неприятно похожее на кусок слизистой оболочки, да еще и с запахом давно немытого репродуктивного органа. «Блядство, ну и вонь», — закашлялся Рочестер. Через минуту ощущения пропали, маска подстроилась по органическим и биологическим свойствам к телу Эриха, став его второй кожей. Со стороны Рочестер стал похожим на иномирца, у которого кроме глаз, на лице не было ничего. Кожу на бритом затылке защипало от агрессивной среды, но до ожога дело не дошло. Солнце было не слишком активным, откровенно замерзающим на своем месте, а для растворенной в воздухе пыльцы и аллергенов у Эриха стояла комплексная вакцина, специально под биосферу этой планеты.
Он присел рядом с растоптанной кучкой дерьма, натянул на ладони «санки» и сосредоточился. Инфосфера планеты развернулась перед ним пестрым звенящим ковром. Многоголосым и разноцветным пологом накрывая сознание информационника, она хаотично выстреливала любыми данными, перемешанными здесь в течение многих веков.
Рочестер вычистил фильтры поиска, оставив только необходимые данные. Инфополе умерло, превратившись в серое Ничто, а в нем тонкой трепещущей и прерывистой ниточкой запульсировал неверный след из зеленоватых столбиков. Прерываясь тут и там, он петлял и змеился, разделялся и снова сводился воедино, будто люди, оставившие его, то разбегались, то снова соединялись воедино. Через половину суток, насколько мог вычислить Рочестер, он доберется до более устойчивого следа, а пока хватало тонкой ниточки, ведущей к тому месту, где пообедал зверь, чье дерьмо ковырял сейчас Эрих.

Первую тварь он увидел в сумерках. Гибкое, напрочь лишенное волосяного покрова тело походило на человеческое. Только широко расставленные узкие щелочки глаз с горящими вертикальными зрачками, да излишне длинные руки не позволили Рочестеру обмануться. Существо сидело верхом на чем-то большом, частично погребенном под ковром мясистых листьев, откапывая его из свежей могилки и вырывая острыми зубами куски плоти. Вокруг стоял невыносимый запах гниения органики. Такой сильный под пологом из растущих вокруг деревьев, что даже шлем, который Эрих натянул незадолгодо этого, не спасал от вони. Из глаз катились слезы, словно их сбрызнули слабым раствором кислоты. Ноздри забила отвратительная вонь дерьма и гниющей плоти, а вид спокойно обедавшего на трупе существа, чьи смачные чавкающие звуки выворачивали сознание наизнанку, доводил до крайней степени ужаса и омерзения. Рочестер впервые с момента первой настоящей схватки в отряде десанта почувствовал, как у него потеют руки в перчатках. Покрепче ухватив ребристую рукоять винтовки, принявшей вид пистолета с энергозарядами, он попытался вытащить изинфополя существа хоть что-то. Получалось только расплавить мозги. Вместо привычных цифр и столбиков табличного представления вокруг Рочестера крутились трехгранные рунические фигуры, похожие то на треугольник, то на пирамиду, то на квадрат, то на куб. все зависело от того, каким углом выплывет фигура, состоящая из символов красного цвета, похожих на отпечатки трехпалой куриной лапки под разными углами. Фигуры сливались, образовывали тетрайдеры и многогранники причудливой формы, потом снова распадались и расплывалисьв стороны, будто исчезая из поля зрения в том пространстве, где Эрих не мог их поймать. Обрывки инфополя словно существовали сразу во множестве измерений, выскальзывая из них в привычное пространство частями, которые способен был узнать и усвоить человек.
В панике от столкновения с явно чужеродной инфосферой, информационник отступил нашаг. Под ногой хрустнула ветка. Рочестер замер, похолодев и обматерив себя шепотом. Существо, сглотнув солидный кусок гниющей плоти, обернулось к нему. Шея, будто вообще лишенная костей, провернулась на сто восемьдесят градусов, вернувшись в исходное положение. Тело мгновенно перетекло в полусидячее положение, а из него уже припало к земле, подняв голову под углом в девяносто градусов вверх. Тощие руки щелкнули множеством суставов, когда существо оперлось на них. Конечности выворачивались и меняли положение сами собой, зачастую даже не синхронно, выбирая немыслимые углы и многократно проворачиваясь в суставах. Осмотревшись, существо слепилось в круглый шар, и, оттолкнувшись от мягкого ковра листьев, бесшумно устремилось на Эриха.
— Бля-я-ядь! — заорал он, выпуская в ком половину зарядов сразу. Идальная траектория полета твари сыграла с ней злую шутку. Все патроны легли кучно, выпуская из сердечника микрокапсулы с крошечными сжатыми энергозарядами. Магнитное поле разлетелось от ускорения и столкновения с плотью, и ничем не сдерживаемая энергия, раскалив плоть существа, прожгла в нем сквозные дыры, разметав взрывами остатки. Энергопатроны были дороги и редки, но даже парочка из них, если встречалась в одном объекте, могла разорвать пополам тушу. А уж какие шикарные рваные дыры они оставляли в переборках чужого судна…
Когда град бледной плоти осел вокруг, Эрих рискнул убрать пистолет в крепление на костюме.
Осторожно подойдя к тому месту, где сидела тварь, он увидел ее ужин. Остатки полевого костюма экспедиционного отряда невозможно было ни с чем перепутать. Ярко-зеленые, они выделялись на фоне охрово-красных тонов. В сумерках, правда, грязный и рваный костюм казался черным, но Эрих провел ручным сканером по тому месту, где у человека когда-то было горло, обнаружив сохранившийся чип, вшитый под кожу.
— Маури Джонсон, лаборант и диспетчер связи, — прочел он. Изуродованный череп пялился на информационника маской из мошкоры, червей и недоеденной плоти.
Рочестер понял, что его тошнит. Отойдя подальше, он пару раз глотнул из подведенной к губам трубки костюма. Вода с долей спирта для обеззараживания, и удовольствия ради, немного притупила тошноту.
— Прости, Маури, похорон достойных не будет, — пробормотал Рочестер. Он уронил на останки пару кислотных таблеток, нагреб побольше листьев, и выплеснул треть баллона с жидким топливом, чтобы останки занялись красиво и жарко. Температура горения была такой высокой, что оставшиеся в теле кости просто взрывались. Мякоть листьев неподалеку вскипала, разрывая мясистую оболочку изнутри, иосыпала костер прощальными овациями.

В ту ночь Эрих не рискнул идти дальше. Утром, едва немного посветлело вокруг, насколько это было возможным в таких условиях, он выдвинулся по тонкому следу Маури. По дороге он наткнулся еще на четыре тела разной степени сохранности. Нашлась и голова одного из близнецов, а вот других его останков Эрих так и не нашел. Уничтожая трупы по мере способностей, и копируя данные из чипов на защищенный носитель, Рочестер уже буквально плыл в инфополе смерти и ужаса, оставленном отрядом совсем недавно. Среди тусклых, умирающих следов данных прочих членов группы он отыскал свежий панический страх кого-то из тех, кто был жив, по крайней мере, пару дней назад.
Группа не ушла далеко, основное местодействий оказалось в половине дня пути от того места, где переставал доставать сигнал с северной вышки. Рочестер нашел остатки лагеря, который даже не до конца успели разбить, когда на экспедицию напали неизвестные животные. Ковырнув ботинком парочку упавших палаток, Рочестер отыскал второго брата-близнеца, убедился в его смерти, и направился дальше. За границей лагеря инфополе будто выключалось. Ни единой цифры, следа, запаха, клочка гика. Ничего, кроме темноты и полной стерильности. Рочестер четко ощущал границу между местом основной бойни и тем, куда нерешался вступить. Потом, все же отстегнув шлем и взяв в руки оружие, он шагнул в стерильную зону. И едва невидимая граница сомкнулась за его спиной, позади мягко приземлились три голых безволосых существа. Они водили вытянутыми вверх головами, обнюхивая то место, где только что стоял Эрих. Он мог бы упереть одному из них ствол прямо в нос и выстрелить, но животные словно не видели информационника, крутясь на месте и разгребая листву когтистыми тонкими руками. Издав серию щелчков множеством суставов на руках, одиниз них прыгнул на дерево поблизости. Рочестер слышал, как шуршат листья и ветки, когда существо удалялось прочь. его состайники покрутились вокруг еще немного, но тоже решили уйти. Информационник быстро прокрутил в голове громкие щелкающие звуки и ужаснулся. Принятые за беспорядочные пощелкивания, теперь эти звуки четко выстраивались в двоичный код. Существа общались между собой таким образом.
Эрих опустил оружие, но из рук не выпустил.
— Они сюда не сунутся, — послышался дрожащий женский голос. Информационник мгновенно вскинул пистолет, отслеживая источник голоса. Без привычной пелены инфополя это давалось куда труднее. Он даже не замечал, как привык везде полагаться на невидимые другим гики и матрицы. — Это стерильная зона для информполей. Эти твари находят пищу только по следам информации в пространстве.
Из-за дерева вышла бледная, грязная и дрожащая женщина с короткими светлыми волосами. Ее костюм был порван в нескольких местах, дыхательная маска болталась на шее, одна рука была перевязана, во второй женщина держала какой-то прибор, направив его на Эриха.
— Кто вы, мисс? — спросил Рочестер. — И что тут вообще происходит?
— Омелия Цириз, старший научный руководитель экспедиционной группы, — представилась она, оттягивая порванный воротник, чтобы Эрих проверил ее сканером и списал туда копию собранных данных, — а то, что вы видели, мутация вируса папилломы человека. По сути, мы искали средство универсального назначения, против инопланетных болезней, но, увы, сами стали причиной для выведения нового вида. Не мы в буквальном смысле, но человечество в целом. Впрочем, если то, что мы узнали о колонизации прошлого на этой планете правда, то мы несущественно сдвинули прогресс мутаций, которые все равно были уже запущены.
— Вы сейчас с кем говорили, мисс Цириз? — устало спросил Эрих. Старший научный руководитель покраснела от возмущения, поджала губы, но взяла себя в руки.
— Вы не ученый? — задала она глупый вопрос.
— А похож? — с интересом осведомился Рочестер. — Нет, мисс, я информационник. Наемник широкого спектра назначения, так сказать. Нелицензированный, должен вас предупредить. Зато эффективный, раз сумел до вас тут добраться, — добавил он, видя, как неодобрительно смотрит после этих его слов Омелия.
— Мы нашли остатки первой базы неподалеку, — потерла она переносицу своим прибором, который так и держала в руке, — извлекли кое-какие данные и приступили к расшифровке. Потом на нас напали эти твари. Мы сталкивались с их останками, только не такими видоизмененными, еще по дороге сюда. Впрочем, изначальная миссия заключалась в поисках следов первой попытки колонизации. Она увенчалась успехом, — грустно улыбнулась Омелия. — После первой же ночи нас осталось двое, я и Маури. Вы ведь пришли сюда после того, как он добрался до базы и выслал помощь? — в голосе Цириз слышалась надежда и мольба. Эрих отрицательно покачал головой, потом постучал по сканеру и сказал:
— Все, что было у Маури, тут. Тело я уничтожил.
Омелия молчала довольно долго, после чего заговорила бесцветным голосом дальше:
— Вирус папилломы, мутировавший вирус, превратился в агрессивную и стремительно распространяющуюся раковую опухоль. Она приводила к остеомаляции, размягчению костей, — добавила Омелия, видя выражение лица Эриха, — калогеновая основа костей не изменялась, формировавшись как положено, но дальнейшей минерализации тканей не происходило. Костная ткань без кальцеевых кислот, фосфора и прочих элементов заменялась на остеоидную ткань. Остеоид — одна из первых единиц формирования костной ткани, которая в дальнейшем должна… — Омелия посмотрела на вытянувшееся от ее монолога лицо Рочестера, вздохнула и продолжила иначе: — в общем, кости должны потом стать прочными, а они остаются гибкими. При этом еще появляются дополнительные суставы, что позволяет пользоваться конечностями на недостяжимом для обычных людей уровне.
— Вы хотите сказать… — начал Эрих, опасаясь услышать то, до чего и сам догадался.
— Да, — подтвердила его вывод Омелия, — это бывшие люди. Потомки первых колонистов. Все, что от них осталось.
— Да в рот мне «санки» с такой наукой! — сплюнул Рочестер. Омелия едва заметно улыбнулась. Потом она поколебалась, подошла к информационнику и сказала:
— Я понимаю свои шансы на выживание, мистер… — осеклась она.
— Эрих Рочестер, — буркнул информационник.
— Понимаю свои шансы, мистер Рочестер. Пока я держу эту кнопку, генераторы вокруг этого места держат стерильное информполе. Думаю, вы уже догадались, что мутировавший вид не может отыскать меня и вас тут.
— Так все дело в инфополях? Они у них весьма странные, должен вам сказать. Я так и не смог понять их.
— Именно потому мои исследования должны дойти до базы, мистер Рочестер. Я доказала, что мутация была не случайной. В гены вмешалась другая форма жизни, при наличие вируса папилломы, она дала непредсказуемый результат, усовершенствованный тем, что после нашей группы, пожалуй, эти существа действительно стали всеядными. Не брезгуют и убийством, хотя ранее были замечены только, как падальщики.
Рочестер вперился в Омелию пронзительным взглядом.
— Раньше? Так это не первые? Вы мне солгали, сказав, что встретили их тут в первый раз. Вы знали, куда идет группа. И северная вышка, видимо, не просто передает и принимает сигналы. Она расчищает вам коридоры, посылая импульсы для стерилизации проходного пути. Вы отпугивали этих существ, ковырялись в их дерьме, но случайно забрели чуть дальше, где защита не сработала. У вас были генераторы, и вы успели их подключить, но вот скажите про свою науку тем, кто там, — Эрих мотнул головой себе за спину, в сторону лагеря. Омелия промолчала, и Рочестер понял, что угадал. — В любом случае, мисс Цириз, мне нужно доставить вас обратно, — сказал он. Омелия выглядела очень плохо, палец на кнопке активации защитного поля подрагивал, под глазами залегли огромные синяки, все лицо было исцарапано и выпачкано грязью. Кое-где кровавая корочка на ранах подсохла, и образовала выпуклые рубцы бурого цвета.

Эрих остановился, ощущая, как воздух дрожит вокруг него, будто невидимое поле. Он пытался вдохнуть, но легкие отказывались расправляться, а сердце стучало чаще обычного. Воспоминания, которые пробудила подвеска в виде медвежонка, были не самыми приятными в жизни Рочестера. Особенно та их часть, где его оставили до утра в камере, куда должны были притащить пойманное живое существо с Чертовой Палицы. О том, как он продирался с Омелией Цириз сквозь небольшой участок джунглей до последней точки гарантированного сигнала с вышки, он помнил плохо. Черная волна и туман, сменившийся информационной метелью перед глазами, и только пронзительный крик Омелии, приведший его в чувство. Эрих держал женщину за горло, приподнимая над землей на высоту своего роста, а вокруг валялись три изувеченные туши бледных существ. Одного из них, как понял Рочестер, он забил до смерти прикладом пистолета, когда в нем закончились патроны. Метель осела сломанными матричными кодами и искореженными цифрами. Омелия перестала кричать, потирая горло, а Эрих извинился и пошел дальше. Потом она догнала его, и какое-то время плелась за ним молча, стараясь не отставать и не слишком приближаться. До самого безопасного коридора. Дальше были камеры и боксы, множество бумажек и обследований, а венцом всему стала камера с круглой толстой дверью, похожей на воздушный шлюз на судне Робинзона.
Рочестера собирались скормить пойманному существу, чтобы пронаблюдать процесс питания твари своими глазами, а после вскрыть существо и изучить изнутри. Видимо, опыты на животных у команды ученых придурков уже прошли успешно. Да и от свидетеля надо было избавляться.
Перед самым рассветом Омелия выпустила Эриха, провела мимо камер, отключила систему слежения и позволила исчезнуть навсегда, на прощание подарив свой талисман — деревянного медвежонка.

@темы: Я и мои создания, Интэрлайн

---

Спи

Спи. Всё приснится тебе, и покой, и забытая нега.
Всё исполнится так, как захочешь, в безоблачном сне.
Спи спокойно под облаком белого первого снега,
Эдельвейсом взростая в разряженной горной заре.

В темноте глубины, под давлением вод океана,
Спи под волнами моря, вперломутровых медленных снах,
Изгибаясь в песках, и вздыхая, лениво и пьяно,
Выдыхай сквозь ржавеющий корпус корвета тревожащий страх.

Спи. Все приснится тебе: и любовь, и война, и победа,
И драконы, и звезды, и вспышки нездешних мечей.
Под весенней капелью, линяющей в жаркое лето,
Спи, душа моя, спи, оставайся извечно ничьей.

И когда ты родишься под хмурым октябрьским солнцем,
В ярких листьях, намерзших на кромочку грязного льда,
Я желаю тебе отыскать с теплым светом оконце,
И о том, что здесь было, не вспомнить уже никогда.

07.09.17

@темы: Творчество. Стихи., Душевный чердак, Я и мои создания

---

Я знаю, что такое Ничто. Серые лохмотья тумана, из которого торчат бугорки неразличимых вещей, будто по огромной комнате пустили дым от машины, и он стелится до определенной высоты, не поднимаясь выше, отмечая границу своих владений.
А если погрузиться ниже, ожидая наступить на пол или землю, ты просто падаешь. Ниже, ниже, чувствуя, как тебя просвечивают сканером, вышибают дух из тела, который падает уже без физической оболочки, туда, за границу тумана и его серой, липкой пленки.
Это безумно страшно.
Но еще страшнее понять, что дальше тумана нет ничего. Вообще ничего. Даже в космической пустоте есть хотя бы звезды, а там нет ничего. Великое ничто, напугавшее меня до усрачки сегодня ночью.
Всю ночь не могла толком уснуть. Сердце колотилось, на ум вечно лезли ассоциации с дорогой до южного города. И поезд тот же, и вагон, и даже проводник ничуть не изменился. Не вспомнил меня, вроде бы, и то хорошо.
Не представляю, чтобы я ответила на вопрос, почему теперь еду дальше прошлой точки.
Мучительно больно было через это продраться, пережить, выбросить из головы. И тем более болезненным это оказалось, так как я даже не представляла, что меня так накроет. Думала, просто доеду и все.
Нет. Целый день до, ночь и половина суток после - сплошные страдания, мучения и жалкие попытки успокоиться и уснуть. Не знаю, как буду переживать этот ужас по дороге обратно. Наверное, возьму в поезд побольше вина. Лишь бы вообще не думать. Ни о чем.

@темы: Хреновости, Кто все эти люди?, Душевный чердак

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Камень в огород РПЦ

Пожалуйста, не сочтите меня оскорбителем религии. Против нее тут нет ни слова, это простолюбительское злободневное видео. Однако, очень уж прикольное)
смотреть клип

@темы: Малость, а приятно, Не ворую, а заимствую, С миру по нитке

---

Сегодня дети идут в школу. И по этому поводу отовсюду звучат программы образования.
С этой подачи я узнала, что теперь школа - филиал чего-то действительно интересного. Туда вернули астрономию! Театральные кружки, хай-тек приблуды, различные кружки, бассейны, да, походу, еще цирк с конями привезут.
В мое время у меня был один год изо в третьем классе, год информатики в пятом и в шестом было черчение. По году на каждый предмет. А теперь, когда в нашем планетарии возобновили экскурсии с телескопами, с возможностью посмотреть на двойные звезды, я горько рыдаю.
По сути, школа не дала мне ничего, кроме навыков быстро бегать, классно врать и убедительно притворяться больной, чтобы туда не ходить и не огребатьот одноклассников.
И я дико завидую современным школьникам. К тому же, в школы вернули образование по нескольким иностранным языкам.
А в моем образовании даже не пробелы, а огромные белые пятна ледников полного отсутствия жизни на планете. Все, что я знаю, результат осколочных ранений чужих навыков и образования. У меня не было компа, интернета, книг или друзей с чем-то подобным. Я болталась на улице с утра до поздней ночи, а не пялилась на звезды через телескоп.
Нереальная зависть к старшему поколению с их кружками юныхтехников и инженеров, как и к новой школе в это время.
И еще ужасно осознавать пропасть между теми, кто учил или учит все это, и собой, вечно какой-то недообразованной, неуместной и недоделанной. Кошмар вообще. Как представлю, сколько пришлось в себя запихать и до сих пор запихивать, чтобы хоть как-то общаться с людьми на уровне, аж жутко становится. Не молодею уже, мозги слипаются, учиться все труднее с годами.
Но как же мне обидно, что астрономии не было у меня! Помню этот список предметов в дневнике, из которого мы учили от силы треть.
Нереально обидно за закрытый всю молодость планетарий, где ремонт затянулся лет на двадцать пять. За отсутствие множества интересных предметов в школе. И если раньше меня радовало, что я-то уже не иду в школу или училище первого сентября, то теперь только тоскливо, что уже и не пойду.

@темы: Душевный чердак, Размышления, Чо за нахуй?