Голос в вашей голове.
Сегодня дождь за окном, слышишь? Может, останемся дома? Почитаем книги, посмотрим красивый фильм о верности и чести, или приготовим мясо под экзотическим соусом, кажется, там, в заморозке, еще остался кусок говядины... Или просто будем валяться в постели, спать, вставать иногда, чтобы сварить кофе, редко будем выходить на площадку перед подъездом, чтобы отравится сигаретным дымом. А знаешь, мне кажется, что что-то изменилось. Опять пришел май, опять расцвели голубые подснежники, я их люблю, они очень красивые, даже снятся мне иногда. Только все равно что-то не то...
Может, облака стали выше? Помнишь, за городом они были такими низкими, словно до них можно дотянуться рукой. Или небо стало грязнее? Опять же, где-то далеко оно было таким высоким, голубым или свинцово-серым, когда приходила гроза. О, какие там были грозы! Не помнишь? Гром оглушал, молнии толстыми канатами резали небо, и казалось, что еще чуть-чуть и одна из них обязательно угодит в маленький деревянный домик на окраине поселка. И мы смеялись над непогодой, бросали ей вызов, прямо и гордо смотрели в небо, ожидая ответа на самые главные, как нам тогда казалось, вопросы.
А небо молчало, конечно. Что оно могло сказать нам, толком не умеющим спрашивать, не знающим даже своих имен? И мы придумали себе имена, помнишь? Как в песне "Остров" у Пикника.
"Мы закрыли глаза и далекий придумали остров,
Мы придумали ветер и себе имена..."
Хорошо тогда было, интересно. А костры наши ты помнишь? Пламя, которое так и наровило у меня выпрыгнуть вон из круга, поднимаясь вверх, обжигая всех, но не меня. И мне тогда казалось, что оно отражается в моих зрачках, пляшет там, гарцует, мечется...
Никто не понимал, только мы вдвоем тогда понимали, только мы чувствовали и знали, где этот далекий остров, и какие у нас там были имена.
Слушай, тут нашлась моя старая тетрадка, в сине-фиолетовой твердой обложке, не помнишь? Там хранились рисунки, переводы легенд из далекого города в облаках, даже какие-то заклинания. Случайно нашлась, представляешь? Просто попалась под руку... А я и не помню уже, что в ней. Ты тоже?
А дождь-то какой противный, холодный, колючий, словно и не май вовсе, а сентябрь. Только в сентября листья яркие, золотые, алые, багровые, иногда даже с зеленью. Помнишь, как мы ходили по ним, разбрасывая носками ботинок в стороны, и нам казалось, что если не отрывать взгляд от дороги, то можно уйти в другой мир? Осенью на мне была шляпа, фетровая, старая, пропахшая костром и горечью предательства. Как тогда нас предали, помнишь?
В тот год мы как раз собирались делать грандиозное действие, совместный ритуал... Да, какая разница, что он был бесполезен? Дело не в этом. Просто кто-то не пошел с нами в крестовый поход, а мы топали пешком, с тяжелыми рюкзаками, почти до места. Да, далеко мы не ушли, переночевали на старой водокачке и пошли до транспорта. А что делать? У меня началась ангина, в городе еще аптек не было, помнишь? Но мы шли до цели, пусть она и была бесполезной, фальшивой, выдуманной, но мы шли! А кто-то не пошел, кто-то остался дома, остался с кем-то малознакомым. И мы же дошли! Тебе было плохо, у меня все горло распухло, но мы пришли и сделали все, что хотели... Ради фальшивой цели... Потому что тогда казалось, что не сделай мы этого, и мы станем предателями, не оправдаем доверия тех, кто сказал нам свои истинные имена. Видишь, что мы могли ради иллюзий? А представляешь, что бы мы могли ради правды?
Хотя, тогда нам казалось, что правда в той точке, где человек называет тебе свое истинное имя, и рассказывает, что оно значит.
А помнишь, как мы когда-то складывали имена из букв? Долго думали еще, какая там буква должна быть, в каком порядке, разгадывали потом, что значит это слово, искали аналоги в наших языках. Все свободное время проводили за этим! Даже сцены из жизни этих людей писали на клочках бумаги, на коленке буквально, прямо на парах, когда учились еще. Здорово было, да? Прибегать на место встречи и быстро обмениваться листами, чтобы скорее прочитать, что и с кем произошло когда-то давно, на далеком острове.
А помнишь мою безграмотность? Когда у меня запятые терялись где-то вместе со смыслом и буквами.
И ведь, было же что-то сакральное в именах, кострах, походах, бессонных ночах на чужой кухне? Видишь, я помню, правда, запятых у меня стало не на много больше, как и всего остального. Мысль летит быстрее скорости письма. И где мы только время брали на все это? Мечтали тогда, помнишь, сидеть в деревянном доме, чтобы трещал огонь в печке, а за окном шел дождь. Такой, вот, как сегодня. Времени тогда не было отдохнуть, все бегали, искали, хотели быть первыми и, конечно, самыми умными. Помнишь?
Нет? И дом деревянный не помнишь? И смысл костров? И поход туда, и ветер в лицо, и листья под ногами?
Слушай, а вот, сцены! Сцены, которые мы писали тогда про чужих людей, иномирцев, ты же не можешь не помнить их! Мы все свободное время... Ладно, как скажешь, только не кричи. Не помнишь, значит...
И как переводится на наш язык мое имя тоже не помнишь, и другие имена не помнишь?
Да, да все понятно, не надо, только вот не надо устраивать разборок, к чему все это, для чего, зачем, с чего взялось! Хорошо, хорошо, тебе пора идти, понятно... Лекция? Какая? Не помню. Да, имена помню, остров, посиделки у костра каждую весну, холод майский, холодный дом, дорогу в лес от дома тоже помню, а про твои лекции... Прости, не кричи, не помню. Не этим, наверное, живу.
Да, да тебе пора. Слушай, последний вопрос: а обещание свое никогда не забывать и, тем самым, не предавать далеких знакомых, ты помнишь? Нет? А, что-то припоминаешь! И... Считаешь самой большой ошибкой? Не надо было так долго играть в иллюзии? Но как же другие... Не было веры в них никогда? Чтобы мне подыграть?
Ладно, пока.
Может, облака стали выше? Помнишь, за городом они были такими низкими, словно до них можно дотянуться рукой. Или небо стало грязнее? Опять же, где-то далеко оно было таким высоким, голубым или свинцово-серым, когда приходила гроза. О, какие там были грозы! Не помнишь? Гром оглушал, молнии толстыми канатами резали небо, и казалось, что еще чуть-чуть и одна из них обязательно угодит в маленький деревянный домик на окраине поселка. И мы смеялись над непогодой, бросали ей вызов, прямо и гордо смотрели в небо, ожидая ответа на самые главные, как нам тогда казалось, вопросы.
А небо молчало, конечно. Что оно могло сказать нам, толком не умеющим спрашивать, не знающим даже своих имен? И мы придумали себе имена, помнишь? Как в песне "Остров" у Пикника.
"Мы закрыли глаза и далекий придумали остров,
Мы придумали ветер и себе имена..."
Хорошо тогда было, интересно. А костры наши ты помнишь? Пламя, которое так и наровило у меня выпрыгнуть вон из круга, поднимаясь вверх, обжигая всех, но не меня. И мне тогда казалось, что оно отражается в моих зрачках, пляшет там, гарцует, мечется...
Никто не понимал, только мы вдвоем тогда понимали, только мы чувствовали и знали, где этот далекий остров, и какие у нас там были имена.
Слушай, тут нашлась моя старая тетрадка, в сине-фиолетовой твердой обложке, не помнишь? Там хранились рисунки, переводы легенд из далекого города в облаках, даже какие-то заклинания. Случайно нашлась, представляешь? Просто попалась под руку... А я и не помню уже, что в ней. Ты тоже?
А дождь-то какой противный, холодный, колючий, словно и не май вовсе, а сентябрь. Только в сентября листья яркие, золотые, алые, багровые, иногда даже с зеленью. Помнишь, как мы ходили по ним, разбрасывая носками ботинок в стороны, и нам казалось, что если не отрывать взгляд от дороги, то можно уйти в другой мир? Осенью на мне была шляпа, фетровая, старая, пропахшая костром и горечью предательства. Как тогда нас предали, помнишь?
В тот год мы как раз собирались делать грандиозное действие, совместный ритуал... Да, какая разница, что он был бесполезен? Дело не в этом. Просто кто-то не пошел с нами в крестовый поход, а мы топали пешком, с тяжелыми рюкзаками, почти до места. Да, далеко мы не ушли, переночевали на старой водокачке и пошли до транспорта. А что делать? У меня началась ангина, в городе еще аптек не было, помнишь? Но мы шли до цели, пусть она и была бесполезной, фальшивой, выдуманной, но мы шли! А кто-то не пошел, кто-то остался дома, остался с кем-то малознакомым. И мы же дошли! Тебе было плохо, у меня все горло распухло, но мы пришли и сделали все, что хотели... Ради фальшивой цели... Потому что тогда казалось, что не сделай мы этого, и мы станем предателями, не оправдаем доверия тех, кто сказал нам свои истинные имена. Видишь, что мы могли ради иллюзий? А представляешь, что бы мы могли ради правды?
Хотя, тогда нам казалось, что правда в той точке, где человек называет тебе свое истинное имя, и рассказывает, что оно значит.
А помнишь, как мы когда-то складывали имена из букв? Долго думали еще, какая там буква должна быть, в каком порядке, разгадывали потом, что значит это слово, искали аналоги в наших языках. Все свободное время проводили за этим! Даже сцены из жизни этих людей писали на клочках бумаги, на коленке буквально, прямо на парах, когда учились еще. Здорово было, да? Прибегать на место встречи и быстро обмениваться листами, чтобы скорее прочитать, что и с кем произошло когда-то давно, на далеком острове.
А помнишь мою безграмотность? Когда у меня запятые терялись где-то вместе со смыслом и буквами.
И ведь, было же что-то сакральное в именах, кострах, походах, бессонных ночах на чужой кухне? Видишь, я помню, правда, запятых у меня стало не на много больше, как и всего остального. Мысль летит быстрее скорости письма. И где мы только время брали на все это? Мечтали тогда, помнишь, сидеть в деревянном доме, чтобы трещал огонь в печке, а за окном шел дождь. Такой, вот, как сегодня. Времени тогда не было отдохнуть, все бегали, искали, хотели быть первыми и, конечно, самыми умными. Помнишь?
Нет? И дом деревянный не помнишь? И смысл костров? И поход туда, и ветер в лицо, и листья под ногами?
Слушай, а вот, сцены! Сцены, которые мы писали тогда про чужих людей, иномирцев, ты же не можешь не помнить их! Мы все свободное время... Ладно, как скажешь, только не кричи. Не помнишь, значит...
И как переводится на наш язык мое имя тоже не помнишь, и другие имена не помнишь?
Да, да все понятно, не надо, только вот не надо устраивать разборок, к чему все это, для чего, зачем, с чего взялось! Хорошо, хорошо, тебе пора идти, понятно... Лекция? Какая? Не помню. Да, имена помню, остров, посиделки у костра каждую весну, холод майский, холодный дом, дорогу в лес от дома тоже помню, а про твои лекции... Прости, не кричи, не помню. Не этим, наверное, живу.
Да, да тебе пора. Слушай, последний вопрос: а обещание свое никогда не забывать и, тем самым, не предавать далеких знакомых, ты помнишь? Нет? А, что-то припоминаешь! И... Считаешь самой большой ошибкой? Не надо было так долго играть в иллюзии? Но как же другие... Не было веры в них никогда? Чтобы мне подыграть?
Ладно, пока.