Голос в вашей голове.
Странное у меня отношение к данному рассказу. Я хотела, чтобы он получился похожим на свет звезды - внешне холодным, а внутренее неистовым, пламенным. Кто-то, да и не один человек осудит меня за то, что в данной вещи присутствует никак не объяснимая и не мотивированная жестокость, а я всего лишь хотела описать работу людей, которые никогда не спрашивали, что и зачем. они привыкли жить по законам древней истории, они помнили прошлое и шли в настоящем к будущему, готовые каждый миг расстаться навсегда и с тем, и с другим.
Что касается истории написания, не знаю, почему я описывала именно такие детали и привычки героев, просто мне виделось это именно так. Автор не является поклонником красного чая, не умеет переводить клинопись и не есть тушенку :-)))
Но, тем не мение, все вышло так, как вышло.
И я понятия не имею, что стало с героями дальше. Ну, или почти не имею (загадочно улыбаясь, прячусь в тень).
p.s. А вообще, я думаю, что это - рассказ о дружбе, которая стоит тайных знаний веков. Да, и я ничего не нала о понятии "Книга Пути", описанном у других авторов, когда это писала. Я думала, что это мой вымысел, честно.
читать дальшеЗвезда
Не придуман еще мой мир,
Оттого голова легка,
Нет звезды еще в небе,
Нет закона пока.
Пикник «Говорит и показывает»
ПРОЛОГ.
Я редко смотрю на небо. Оно слишком большое, слишком величественное, чтобы видеть его кусочками, которые способен запечатлеть человеческий глаз. Поэтому я нечасто поднимаю к небу глаза... А если такое и случается, то время вокруг меня останавливается, замирает и застывает. Я больше не вижу окружающего меня мира, я не ощущаю течения времени, я сливаюсь с облаками и слышу голос звезд.
Я не знаю, с чем можно сравнить это чувство, чувство неба.
Ты везде и нигде одновременно, ты сливаешься с облаками и поднимаешься выше, к самым звездам, ты чувствуешь, как по щекам начинают бежать соленые капли слез... Нет, это не слезы, это — дождь, или снег, растаявший на теплой коже, или что-то иное, неподвластное разуму человека.
Это тяжело и легко, это чувство времени и пространства, это сила и слабость, это вера и неверие, это любовь и ненависть, преклонение перед величественным и прекрасным, это постоянство и движение, это все и ничего... Это — небо и звезды.
Звезды могут быть разными. Синие, желтые, красные, фиолетовые и невидимые. Не каждый человек видит их такими: некоторые люди живут в полной уверенности, что звезды — белые, мерцающие ночью светлячки небес, но некоторые, поднимая голову, все же замечают спектр цвета газовых облаков.
Почему звезды расположенье на том или ином месте, почему они складываются в созвездия, что двигало ими, когда они появлялись на небе и останавливались в определенном месте? Люди читают по ним свою судьбу, стараются разгадать их тайны, ищут помощи в свете мерцающих точек.
Я не ищу. Я знаю — то, что мы видим, те кусочки, охватываемые человеческим взглядом — частицы одной Вселенной. А сколько их, этих вселенных? Сколько созвездий, под которыми мы рождены? Я знаю: не одно и не два созвездия определяют судьбу человека. Здесь ты можешь быть человеком одной цепи звезд, а на другом конце Вселенной у тебя иное созвездие, зажженное в час твоего рождения, и мы никогда не найдем своих звезд, не узнаем своих судеб, не предскажем своей смерти и жизни, потому что никто не знает, под какой звездой он родился.
Но мне приятно думать, что пока где-то далеко горит моя звезда, я буду жить. Что влечет за собой смерть? Кто умирает первым, человек или его звезда? Потухло где-то далеко маленькое газовое облачко нежно голубого цвета, и хранимый им человек упал на дороге, приняв свою смерть. Или нет? Или это человек, начинающий странствие души, тушит своим уходом свою звезду, и на небе исчезает ее свет?
Кто мы, под какими звездами какого неба рождены?
Я редко смотрю на небо... Оно слишком большое, чтобы видеть его кусками, разделять взглядом участки, на которые приятно смотреть, а остальным давать лишь обещание когда-нибудь все же кинуть взгляд и на них. Небо, облака на нем и звезды, которые много выше всех и ниже некоторых. Большое, бескрайнее, синее или темно-фиолетовое, грозовое небо. Белые или тяжелые серо-черные облака, нависшие над тобой, давящие тебе на плечи...
Очень трудно бывает понять для самого себя, что ты все еще на земле, когда перед тобой клубы замков из облаков, а сам ты стоишь посреди бескрайнего поля ромашек и васильков, которые, словно сговорившись, выросли под таким же бело-голубым небом. И хочется оттолкнуться от земли, зажмуриться, рассмеяться облакам и, расставив руки, унестись прочь, к далекие и невиданным доселе звездам.
И в этот миг небо так близко, что, несомненно, его можно коснуться рукой...
Но какого из? Того, что над тобой, на твоих плечах, или того, в котором стоишь, приминая ногами хрупкие облачка бело-голубого цвета?
И где же, где же твоя звезда, под которой ты рожден? Надо найти ее, чтобы случайно не раздавить ногами или не уронить неуклюжим касанием рук...
О, Великое Небо! По скольким же звездам прошел я! Кто-то однажды пройдет и по моей, случайно или специально растоптав ее в луже...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Старая книга.
...Нам опять идти след в след,
Через десять тысяч лет,
Снова Книгу Времен листать,
Ничто невозможно понять...
Пикник «Через 10000 лет»
В комнате было душно, накурено и темновато. Лишь монитор компьютера разбавлял общий мрак, подсвечивая лицо сидящего рядом человека. За его спиной колыхались легкие прозрачные занавески на распахнутых настежь окнах, что, впрочем, никак не мешало духоте слоями лежать в комнате. Перед сидящим стояла кружка с холодным чаем каркадэ и пепельница со множеством окурков в ней; сбоку, теряясь в сумерках помещения, стоял чайник с этим самым чаем, из которого работающий регулярно пополнял кружку ароматным напитком рубинового цвета.
На мониторе высвечивались странные символы, циклически сменяя друг друга, словно древний алфавит. Они то и дело сопоставлялись с рукописными строчками книги, расположенной в противоположном от окна с буквами углу, которая была словно скопирована на монитор, страница за страницей, буква за букой... Листы желтоватого цвета древнего фолианта переворачивались, едва только перевод последнего был окончен, переходя на новую строчку.
Когда прописная буква книги и печатная древнего алфавита совпадали, они накладывались друг на друга и мигали красным, ожидая команды «Да» или «Нет», появляющиеся в окне «Запомнить и перенести на чистый лист?».
Человек, сидящий за столом, был одет в старую, вытянувшуюся в плечах футболку и свободно сидящие джинсах, на ногах у него были мягкие тапочки. Он был коротко стрижен и смотрел на монитор сквозь стильные очки в квадратной оправе, придающие ему сходство с ученым или даже профессором. Иногда он доливал себе в кружку чая, делал глоток и вновь смотрел на свою работу.
— Должно же это когда-нибудь кончиться, Уоррен? — спрашивал время от времени он сам себя. — Когда-то же перевод этого фолианта будет окончен? Так почему это не может произойти при тебе? Тогда мы, наконец-то, узнаем, как жить, почему есть смерть, и начинается жизнь... Люди узнают все тайны и смогут выйти на свет, а не блуждать в темноте, как слепые щенки, натыкаясь носом друг на друга...
За окнами, вдалеке горели огни большого города. Много машин, много людей, много технологий... Слишком много всего этого было за большими высокими окнами, на которых висели легкие шторы, что танцевали от летнего ветерка.
— Чертова книга! Я не отступлю просто так, я не столь прост, как и ты...
За спиной Уоррена что-то тихо стукнуло, и послышался голос:
— Как успехи, переводчик? — голос был глухим, низким.
— Приветствую, Лукас, — не оборачиваясь поздоровался сидящий. — Все так же предпочитаешь ходить через окно? У меня, между прочим, есть дверь, — укоризненно сказал он.
— Первый этаж, побойся звезд! — возмутился гость, проходя в комнату и сбрасывая мокрую от пота рубашку. — Я просто шел мимо, дай, думаю, зайду, может, чего интересного узнаю.
— Да нечего пока тут узнавать... Блин, Лукас! Сколько поколений мы уже не можем перевести эту книгу, неужели ты думаешь, что на нас с тобой все закончится? — Уоррен обернулся к гостю,развернувшись в офисном кресле , на котором сидел. — Наши предки пробовали подогнать ее под сотни языков, и все шло хорошо, пока не наступала очередь последней страницы... Там неизбежно получалась ерунда.
— А нельзя начать сразу с последней страницы и не мучить весь том? — Лукас подошел к столу и сделал несколько глотков чая из кружки Уоррена.
— Нельзя, я уже тебе объяснял. Там неотрывный текст и, чтобы уловить смысл, надо начинать сначала... Ладно, оставим, расскажи лучше, как провел вечер?
— Да никак, — пожал плечами Лукас. — Встретил несколько монахов, переодетых в «человеческую» одежду, которые, словно сговорившись, пытались найти себе развлечения на ночь, да новых фанатиков-послушников... Беда в последние годы с этими официальными религиями. Загнали однажды наши прадеды всю нечисть в изолированные места, обозвали их монастырями, а теперь эта гадина свои лапы по стольким мирам протянула, что вообще хана... Они, гады, все по-тихому делают, вроде бы как и не к чему придраться, а на самом деле...
Друзья помолчали, по очереди сделали несколько глотков чая из одной кружки и оба закурили.
— Истина — в свете звезд, брат, и не нам с тобой судить тех, кто однажды поступил так, — сказал. Уоррен.
— Все мы звезды, брат, — в тон ему ответил Лукас. — В далекие времена, когда и писалась Книга Пути, их было мало, и потому решение сделать их закрытыми кастами являлось правильным... наверное... А сейчас все их Единые Боги, Пророки и прочее приобрели всемирную популярность. Редко встретишь человека без того или иного символа «веры» на шее. И все кричат, что спасение только в истиной вере и покаянии в грехах своих...
— Пустое все это, — отрешенно произнес Уоррен, не известно, что имея в виду: мировые религии или слова друга. — Иди лучше поешь, там на кухне еще что-то осталось, а потом ложись спать. Я еще немного посижу и тоже свалюсь, — усмехнулся хозяин дома.
Лукас молча встал и пошел в кухню, но на пороге комнаты он все же обернулся и не удержался от вопроса:
— Какой язык ты сейчас используешь?
— Клинопись предков, — сухо отозвался Уоррен и отвернулся к монитору. — Хотя с виду и не скажешь, что это она. Умели же в прошлом даже закорючки делать симпатичными...
...На кухне Лукас включил свет, поставил на плиту старый железный чайник и устало опустился на табурет, обхватив голову руками. В ушах у него еще стоял крик молоденькой девчонки, в отчаянии пытавшейся уйти от его удара... Лукас тряхнул головой и воспоминания на время исчезли, уступив место реальности. Он опустил в свою кружку пакетик зеленого чая, заварил его кипятком ,и достал из холодильника остатки ужина друга в виде рисовой каши с тушенкой, поставил еду на огонь и предоставил ей возможность разогреваться.
Они с Уорреном и впрямь были похожи, хотя и не являлись родственниками: рослые, загорелые, коротко стриженные, с темными волосами и черными, как ночное небо глазами. Последняя особенность являлась отличительной чертой всего их Ордена, Ордена Хранителей Звезд. В старину говорили, что если ты — истинный брат Ордена, то в твоих глазах можно увидеть блеск звезды, под которой ты родился, но только сам человек знает, что это за звезда и куда она ведет.
У таких, как они не бывает семей, не бывает жен и постоянных подруг. Строго говоря и друзей-то быть не должно — слишком часто гибли братья Ордена, чтобы можно было привязываться к ним по-настоящему. Но людям свойственно ошибаться, а они не были ни кем иным, кроме людей.
Издавна Орден Хранителей Звезд владел Книгой Пути, в которой, по легенде, находился ключ ко всеобщему миру и согласию. Переведя ее на доступный язык, можно было узнать, как навсегда обезопасить обычных людей от гипноза и влияния сект, что гнались за численностью своих воинов, из которых пили души, силы и жизнь. Можно было узнать, что же надо сделать, чтобы больше не приходилось каждый вечер выходить на пустые улица ночных городов и искать тех религиозных последователей, которые слишком глупы, чтобы прятать свое желание за маской веры, свою похоть — за ликом целомудрия, а свои амбиции — за желанием принести благо.
Можно было узнать многое, можно было узнать все, но... Древняя книга словно хранила свои тайны за печатями, наложенными рукой человека.
Лукас думал об этом почти каждый день. Ему осточертело бессилие, он больше не мог выносить криков тех, над кем заносил свой нож — красивый отголосок прошлого в виде тонкого серебристого лезвия, на котором черным орнаментом были выгравированы слова клятвы Ордена, и простой рукояти, обмотанной для удобства тонкой-тонкой кожей. И их глаза... О эти глаза! Безумные, жалостливо-ненавидящие его до мозга костей, подернутые дымкой внушения, безвольные ко сему, кроме своего нового учителя и наставника в лице очередного «помазанника божьего». Как же он был бы рад никогда не видеть их глаз и не слышать их предсмертного дыхания...
— Хватит, пора заканчивать этот день, — сказал Лукас сам себе, выключив газ под сковородой и поставив ее на стол. — До тех пор, пока горит моя звезда я клянусь приносить в мир ее свет, а если суждено мне будет погаснуть вместе с ней, то не пожалею я о деяниях своих, но если был неправ я, то покаюсь перед небом...
Лукас сам не заметил, как произнес наизусть слова клятвы, прежде чем поесть...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Новые люди.
...Люди ночами делают новых людей...
Сплин «Новые люди»
На город опускалась ночь. Люди в транспорте становились немного подвыпившими, усталыми и помятыми. Где-то далеко, в невидимом отсюда месте вагоны метро везли народ с работы и на работу, где-то дальше самолеты плыли в фиолетовом небе, убаюкивая внутри себя людей в мягких креслах, а в неизвестном далёке бороздили темную гладь морей тяжелые железные пароходы с тем же самым грузом.
Новые времена, требующие перемен...
Новые люди, приносящие эти самые перемены...
Лукас стоял у открытого окна на пустой темной кухне. Уоррен дано спал. За стеклами начинала показываться узенькая полоска рассвета, приносящая не солнце, а предрассветные сумерки, когда становятся видны очертания окружающего, но все еще пребывает в стертых, неверных тонах.
Он так и не смог уснуть нормально. Снились люди, их глаза, крики, просьбы, надежды... Завтра, а точнее, уже сегодня ночью Уоррен закончит перевод и выяснит, подошел ли его новый метод для расшифровки. Никто из них, как, впрочем, и из всех братьев не надеялся на успех. Эта работа была скорее чем-то вроде должности, занимая которую, тебе полагалось сидеть и расшифровывать старую книгу, заведомо осознавая свое поражение. Но некоторые люди верили, что именно они смогут принести луч света в великую тайну.
Уоррен не относился ни к первым, ни ко вторым. Он просто хотел попробовать все, честно выполняя свою работу. А Лукас просто надеялся на него, надеялся как на друга, как на брата, как на самого себя...
— Лукас, — позвал его появившийся в проеме кухонной двери Уоррен. Его друг обернулся на зов и слегка смутился, словно тот застал его за воровством. Затем Лукас опустился на табурет и закурил. Уоррен присел рядом и тоже достал сигарету.
— Ты чего вскочил в такую рань? — тоном старшего брата свросил Лукас.
— А ты почему не спишь, рассвет уже? — парировал собеседник. — Что с тобой случилось, Лукас? — Уоррен посмотрел на друга, словно стараясь отыскать ответ в его глазах.
— Ты знаешь, — со вздохом ответил тот, — бывает так иногда, что ни сон не идет, ни водка в горло не лезет. Закрываешь глаза и видишь людей, которые кричат тебе: «Убийца! Скотина! Мразь!» Я понимаю, не многие разделили бы наше с тобой отношение ко всему происходящему, даже узнай они, что твориться под их носом на самом деле, но почему-то возникает чувство незаслуженной обиды... Хочется вот так вот отбросить нож, сорвать с шеи Звезду, — при этих словах Лукас крепко сжал висящий на груди амулет в виде маленькой пятиконечной звездочки из серебристого металла, — и, уткнувшись в свои руки, опустив голову, заплакать... По-детски так, со всхлипами, не глядя на то, кто ты — мужчина, защитник... Не смотря на дурацкий постулат о том, что сильный пол не сентиментален... Не смотря ни на что...
— Лукас... — Уоррен положил ему руку на плечо.
— Не надо, Уорр, — усмехнулся тот. — Все в порядке. Я просто хотел сказать это кому-то... Новые времена, новые люди, — взгляд Лукаса затуманился. — А помнишь, как все было раньше? Давно-давно, когда из стали ковали мечи, когда в ходу было золото, а не эта туалетно-принтерная бумага? Сколько тогда было надежд, сколько рвения в глазах каждого из наших братьев, какие мы тогда были молодые, глупые... Надеялись на что-то, мечтали...
А потом убивали своих же сыновей и жен, когда и их касалась большая черная паутина «единых богов», когда они, нацепив на себя символы своей новой религии, с безумными глазами кричали нам, чтобы мы опомнились... И мы, пряча от них глаза, понимая, что не уберегли самого дорогого, возносили их к звездам, гасили их свет...
Сейчас уже не так, сейчас нам не позволят иметь семей те, кто когда-то терял их, как и мы с тобой...
Уоррен, а ты помнишь, какой тогда был дождь? Живой, свежий, прибивающий к земле всю грязь, унося ее с собой. И никто не боялся его, никто не прятался под зонты и не спешил в дом, все знали: дождь — это жизнь...
— Помню, друг, помню, — он встал и повернулся к окну. — Звезды гаснут... Скоро ни одной не останется... Пришел новый день, пришел новый свет... А ты помнишь, как мы впервые давали клятву? С каким выражением лица стояли на одном колене перед нашим наставником, присягая на верность не ему, а делу, возложенному на нас? До тех пор, пока горит моя звезда, я клянусь приносить в мир ее свет, а если суждено мне будет погаснуть вместе с ней, то не пожалею я о деяниях своих...
— ...но если был неправ я, то покаюсь перед небом, — закончил за него Лукас. — Да хранят тебя звезды, и не погаснет свет твоей звезды вовеки, брат! — он встал и положил ладонь на плечо друга. — Я ухожу к звездам этой ночью, я чувствую это.
— Мне осталось несколько страниц перевода книги... Жаль, брат, мне очень жаль, что ты этого не увидишь...
— Увижу, Уорр... Сверху все видно...
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Середина пути
Немного огня — середина пути,
Немного огня тебя может спасти
В блеске обмана.
Пикник «Немного огня»
Лукас вышел из дома, когда солнце уже клонилось к закату. Спать он так и не лег, с Уорреном они больше не разговаривали ни о чем более или менее стоящем, кроме отдельных фраз, куда Лукас отправится, чем займется в это время его друг, и сколько осталось до конца перевода.
Людей на улицах было много. Следующий день должен был быть выходным, и все старались успеть насладиться свободным вечером, чтобы отоспаться следующим утром. Погода была теплой, хоть и не солнечной. Воздух словно остановился и лежал слоями, мешая дышать. Кажется, собиралась нешуточная гроза. Ветра почти не было, а на небе уже начинали собираться сизые облака.
Лукас бесцельно слонялся по улицам, изредка заходя в маленькие кафе, чтобы поесть. Ничего особенного он не встречал: никто не бросался ему в глаза, никто из остальных работников не звонил, чтобы сообщить о чем-либо... Все шло хорошо. Слишком хорошо, чтобы поверить в это. Под конец дня, когда некоторые станции метро уже были закрыты на вход, он спустился в переход, чтобы дойти до остановки троллейбуса и поехать домой... Благо этот маршрут ходил немногим дольше остальных, иначе бы Лукасу грозили несколько остановок пешего хода, что было не столь уж и приятно при учете того, что он еще не спал толком.
В переходе у стен сидело и лежало несколько пьяных, распространяющих в окружающую среду весьма характерное амбре перегара и мочи. Он пошел дальше, не замечая их, ступая по заплеванному полу среди разбросанных всюду окурков и пустых бутылок...
Налетевший ветер — предвестник скорой бури, что должна была вот-вот разыграться на улице, поднял вверх брошенный кем-то пакет. Тот пролетел некоторое расстоянии и упал слева от идущего Лукаса. Он остановился и резко оглянулся. Ветер обдал его со спины холодной свежестью... На лестнице, по которой он спустился несколько минут назад, теперь шла странная пара: молодая девушка в короткой юбке, высоких сапогах на шпильках и яркой майке и довольно пожилой человек в летнем плаще. Короткие волосы мужчины были слегка подернуты сединой, он бережно придерживал свою спутницу за талию и что-то быстро и тихо говорил ей. В какой-то момент он полез в карман и, достав из него несколько листочков, протянул их девушке. Та, словно находясь под гипнозом, взяла бумажки и со счастливой улыбкой подняла на своего кавалера полные преданности глаза.
— ...истинно говорю тебе, нет Бога кроме меня, — процитировал мужчина строчку из священного писания, обращаясь к спутнице. До Лукаса долетел только этот обрывок фразы, но и его хватило, чтобы он понял, в чем дело.
— Ты не имеешь права на это. — сказал Лукас, оказавшись за спинами пары. — Это запрещено — заставлять людей обращаться в свою религию. Оставь девушку в покое и идем со мной. Твою судьбу решу не я.
— Разве я заставлял тебя что-либо делать? — обратился мужчина к своей спутнице. Та отрицательно покачала головой.
— Вот видишь, Хранитель. Я ее не неволил, она сама пошла со мной, чтобы узнать силу истинного Бога и очистить свою душу перед его ликом, — мужчина ухмыльнулся в лицо Лукасу.
— Ты цитировал ей писание о своем боге, тем самых подавляя ее волю.
В тот же момент у него зазвонил телефон. Лукас быстро поднял трубку, все еще преграждая дорогу паре.
— Я слушаю, — сказал он, свободной рукой ища во внутреннем кармане нож.
— Убей его во имя Бога! — крикнул незнакомец девушке, бросившись бежать.
— Лукас! — в тот же момент раздался в трубке голос Уоррена. — Я понял, последние строки. Они...
— Не время, Уорр! У меня здесь...
— Ты умрешь во имя Бога. — со стеклянными глазами произнесла девушка, сняв сапоги и целясь острыми шпильками в глаза Хранителю.
— Пока горит моя звезда... — Лукас выхватил узкий клинок, отводя одну руку с телефоном в сторону, а второй замахиваясь на девушку. Та вскрикнула и попыталась нанести первый удар, но только сильно обрезалась об острое лезвие с гравировкой и отскочила в сторону, выронив один сапог. Она несколько секунд медлила, а затем бросилась бежать к дверям метро. Лукас бросился следом, не обратив внимания, что так и не выключил сотовый, из которого слабо доносился голос Уоррена, пытавшегося ему что-то сказать.
Он настиг ее в тот момент, когда юная жертва опытного охотника за душами, поработившего ее разум, неистово билась о закрытые стекла входа в «подземку». Она обернулась — босая, с растрепавшимися светлыми волосами, со смазанной косметикой на почти детском лице — и умоляюще посмотрела на Хранителя.
— Не надо, пожалуйста! — взмолилась она, сползая по дверям с надписью «Вход в метро». — Я хочу жить...
—...я клянусь приносить в мир ее свет, а если суждено мне....
— Лукас, это слова клятвы! — донесся до него голос Уоррена, что слышался не из телефона, а прямо у него за спиной. Лукас обернулся и увидел за собой друга.
— Это клятва, которую мы произносим, она не может переводиться, вот в чем дело!
Его друг дернулся и резко оглянулся на девушку. Та улыбалась, сжимая в руке второй сапог, шпилька которого вошла Лукасу в грудь. По ее руке текла теплая красная кровь. Хранитель, не колеблясь и не ощущая боли, с чувством всадил ей клинок в сердце. Она закричала и упала к его ногам. Этот крик оглушил Хранителя... Он был таким же, как и ночь назад, он повторился, словно преследуя Лукаса, только девушка была другой, только переход был в ином месте...
Уоррен подхватил пошатнувшегося друга, выпустившего из рук оружие, которое со звоном упало на мраморный пол, и опустился с ним на колени.
— ...и если суждено мне будет погаснуть вместе с ней, то я не пожалею...
— Твоей звезде еще не суждено упасть, — тихо сказал Уоррен. — Я перевел Книгу Пути и знаю это.
— ...но если был неправ я, то покаюсь перед небом...
Лукас закрыл глаза, спрятав звезды внутри себя.
ЭПИЛОГ.
День был свеж. По улицам разливался запах цветов и прошедшего дождя. Дождь лил и лил последние две недели, но сегодня прекратился и выглянуло яркое летнее солнце.
— Проснулся, оболтус? — ворчливо поинтересовался Уоррен, едва только его друг открыл глаза. — Ну и спишь же ты!
— Мне положено, я ранен, — слабо отозвался Лукас. — Дождь кончился, — отрешенно произнес он. — А что же ты теперь будешь делать? С Книгой...
— Это решит совет Ордена, — усмехнулся Уоррен. — А мне еще найдется, чем заняться... Знаешь, сколько таких фолиантов в разных библиотеках?
— Но Книга Пути должна была дать ответ... Ты нашел его?
Уоррен наклонился к Лукасу и серьезно сказал:
— Я нашел тебя и успел вытащить с того места, где гасли звезды.... А что до ответа на мирровые проблемы, — продолжил он, отстранившись и улыбаясь, — то я не нашел никаких указаний на этот счет. Хочешь верь, хочешь — нет.
— Мне кажется, что каждый должен прочесть Книгу Пути сам, чтобы узнать то, что ему действительно нужно, — Лукас посмотрел в окно на яркие блики солнечных лучей. — Я так давно не видел дня... Он не столь уж и плох. Я редко смотрю на небо, — заговорил Лукас, глядя на чистое небо, — оно слишком большое, чтобы видеть его кусками, чтобы смотреть на него глазами, видеть его фрагментами… Поэтому я редко поднимаю к небу глаза, а если такое и случается, то время вокруг меня замирает, застывает и я растворяюсь в нем без остатка…
Лукас говорил долго, а Уоррен слушал его. Они оба поняли, что и зачем, как устроена жизнь и куда приводит смерть, для чего и за кем они спешат и почему иногда останавливаются… Но никогда и никому они не расскажут об этом не расскажут, потому что Книга Пути открыта для каждого, но не каждый видит ее. Зато всякий, кто сможет заглянуть в нее, найдет для себя ответ на вопрос, но только на тот, который истинно волнует душу…
Эмина.
01. 05. 05.
Что касается истории написания, не знаю, почему я описывала именно такие детали и привычки героев, просто мне виделось это именно так. Автор не является поклонником красного чая, не умеет переводить клинопись и не есть тушенку :-)))
Но, тем не мение, все вышло так, как вышло.
И я понятия не имею, что стало с героями дальше. Ну, или почти не имею (загадочно улыбаясь, прячусь в тень).
p.s. А вообще, я думаю, что это - рассказ о дружбе, которая стоит тайных знаний веков. Да, и я ничего не нала о понятии "Книга Пути", описанном у других авторов, когда это писала. Я думала, что это мой вымысел, честно.
читать дальшеЗвезда
Не придуман еще мой мир,
Оттого голова легка,
Нет звезды еще в небе,
Нет закона пока.
Пикник «Говорит и показывает»
ПРОЛОГ.
Я редко смотрю на небо. Оно слишком большое, слишком величественное, чтобы видеть его кусочками, которые способен запечатлеть человеческий глаз. Поэтому я нечасто поднимаю к небу глаза... А если такое и случается, то время вокруг меня останавливается, замирает и застывает. Я больше не вижу окружающего меня мира, я не ощущаю течения времени, я сливаюсь с облаками и слышу голос звезд.
Я не знаю, с чем можно сравнить это чувство, чувство неба.
Ты везде и нигде одновременно, ты сливаешься с облаками и поднимаешься выше, к самым звездам, ты чувствуешь, как по щекам начинают бежать соленые капли слез... Нет, это не слезы, это — дождь, или снег, растаявший на теплой коже, или что-то иное, неподвластное разуму человека.
Это тяжело и легко, это чувство времени и пространства, это сила и слабость, это вера и неверие, это любовь и ненависть, преклонение перед величественным и прекрасным, это постоянство и движение, это все и ничего... Это — небо и звезды.
Звезды могут быть разными. Синие, желтые, красные, фиолетовые и невидимые. Не каждый человек видит их такими: некоторые люди живут в полной уверенности, что звезды — белые, мерцающие ночью светлячки небес, но некоторые, поднимая голову, все же замечают спектр цвета газовых облаков.
Почему звезды расположенье на том или ином месте, почему они складываются в созвездия, что двигало ими, когда они появлялись на небе и останавливались в определенном месте? Люди читают по ним свою судьбу, стараются разгадать их тайны, ищут помощи в свете мерцающих точек.
Я не ищу. Я знаю — то, что мы видим, те кусочки, охватываемые человеческим взглядом — частицы одной Вселенной. А сколько их, этих вселенных? Сколько созвездий, под которыми мы рождены? Я знаю: не одно и не два созвездия определяют судьбу человека. Здесь ты можешь быть человеком одной цепи звезд, а на другом конце Вселенной у тебя иное созвездие, зажженное в час твоего рождения, и мы никогда не найдем своих звезд, не узнаем своих судеб, не предскажем своей смерти и жизни, потому что никто не знает, под какой звездой он родился.
Но мне приятно думать, что пока где-то далеко горит моя звезда, я буду жить. Что влечет за собой смерть? Кто умирает первым, человек или его звезда? Потухло где-то далеко маленькое газовое облачко нежно голубого цвета, и хранимый им человек упал на дороге, приняв свою смерть. Или нет? Или это человек, начинающий странствие души, тушит своим уходом свою звезду, и на небе исчезает ее свет?
Кто мы, под какими звездами какого неба рождены?
Я редко смотрю на небо... Оно слишком большое, чтобы видеть его кусками, разделять взглядом участки, на которые приятно смотреть, а остальным давать лишь обещание когда-нибудь все же кинуть взгляд и на них. Небо, облака на нем и звезды, которые много выше всех и ниже некоторых. Большое, бескрайнее, синее или темно-фиолетовое, грозовое небо. Белые или тяжелые серо-черные облака, нависшие над тобой, давящие тебе на плечи...
Очень трудно бывает понять для самого себя, что ты все еще на земле, когда перед тобой клубы замков из облаков, а сам ты стоишь посреди бескрайнего поля ромашек и васильков, которые, словно сговорившись, выросли под таким же бело-голубым небом. И хочется оттолкнуться от земли, зажмуриться, рассмеяться облакам и, расставив руки, унестись прочь, к далекие и невиданным доселе звездам.
И в этот миг небо так близко, что, несомненно, его можно коснуться рукой...
Но какого из? Того, что над тобой, на твоих плечах, или того, в котором стоишь, приминая ногами хрупкие облачка бело-голубого цвета?
И где же, где же твоя звезда, под которой ты рожден? Надо найти ее, чтобы случайно не раздавить ногами или не уронить неуклюжим касанием рук...
О, Великое Небо! По скольким же звездам прошел я! Кто-то однажды пройдет и по моей, случайно или специально растоптав ее в луже...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Старая книга.
...Нам опять идти след в след,
Через десять тысяч лет,
Снова Книгу Времен листать,
Ничто невозможно понять...
Пикник «Через 10000 лет»
В комнате было душно, накурено и темновато. Лишь монитор компьютера разбавлял общий мрак, подсвечивая лицо сидящего рядом человека. За его спиной колыхались легкие прозрачные занавески на распахнутых настежь окнах, что, впрочем, никак не мешало духоте слоями лежать в комнате. Перед сидящим стояла кружка с холодным чаем каркадэ и пепельница со множеством окурков в ней; сбоку, теряясь в сумерках помещения, стоял чайник с этим самым чаем, из которого работающий регулярно пополнял кружку ароматным напитком рубинового цвета.
На мониторе высвечивались странные символы, циклически сменяя друг друга, словно древний алфавит. Они то и дело сопоставлялись с рукописными строчками книги, расположенной в противоположном от окна с буквами углу, которая была словно скопирована на монитор, страница за страницей, буква за букой... Листы желтоватого цвета древнего фолианта переворачивались, едва только перевод последнего был окончен, переходя на новую строчку.
Когда прописная буква книги и печатная древнего алфавита совпадали, они накладывались друг на друга и мигали красным, ожидая команды «Да» или «Нет», появляющиеся в окне «Запомнить и перенести на чистый лист?».
Человек, сидящий за столом, был одет в старую, вытянувшуюся в плечах футболку и свободно сидящие джинсах, на ногах у него были мягкие тапочки. Он был коротко стрижен и смотрел на монитор сквозь стильные очки в квадратной оправе, придающие ему сходство с ученым или даже профессором. Иногда он доливал себе в кружку чая, делал глоток и вновь смотрел на свою работу.
— Должно же это когда-нибудь кончиться, Уоррен? — спрашивал время от времени он сам себя. — Когда-то же перевод этого фолианта будет окончен? Так почему это не может произойти при тебе? Тогда мы, наконец-то, узнаем, как жить, почему есть смерть, и начинается жизнь... Люди узнают все тайны и смогут выйти на свет, а не блуждать в темноте, как слепые щенки, натыкаясь носом друг на друга...
За окнами, вдалеке горели огни большого города. Много машин, много людей, много технологий... Слишком много всего этого было за большими высокими окнами, на которых висели легкие шторы, что танцевали от летнего ветерка.
— Чертова книга! Я не отступлю просто так, я не столь прост, как и ты...
За спиной Уоррена что-то тихо стукнуло, и послышался голос:
— Как успехи, переводчик? — голос был глухим, низким.
— Приветствую, Лукас, — не оборачиваясь поздоровался сидящий. — Все так же предпочитаешь ходить через окно? У меня, между прочим, есть дверь, — укоризненно сказал он.
— Первый этаж, побойся звезд! — возмутился гость, проходя в комнату и сбрасывая мокрую от пота рубашку. — Я просто шел мимо, дай, думаю, зайду, может, чего интересного узнаю.
— Да нечего пока тут узнавать... Блин, Лукас! Сколько поколений мы уже не можем перевести эту книгу, неужели ты думаешь, что на нас с тобой все закончится? — Уоррен обернулся к гостю,развернувшись в офисном кресле , на котором сидел. — Наши предки пробовали подогнать ее под сотни языков, и все шло хорошо, пока не наступала очередь последней страницы... Там неизбежно получалась ерунда.
— А нельзя начать сразу с последней страницы и не мучить весь том? — Лукас подошел к столу и сделал несколько глотков чая из кружки Уоррена.
— Нельзя, я уже тебе объяснял. Там неотрывный текст и, чтобы уловить смысл, надо начинать сначала... Ладно, оставим, расскажи лучше, как провел вечер?
— Да никак, — пожал плечами Лукас. — Встретил несколько монахов, переодетых в «человеческую» одежду, которые, словно сговорившись, пытались найти себе развлечения на ночь, да новых фанатиков-послушников... Беда в последние годы с этими официальными религиями. Загнали однажды наши прадеды всю нечисть в изолированные места, обозвали их монастырями, а теперь эта гадина свои лапы по стольким мирам протянула, что вообще хана... Они, гады, все по-тихому делают, вроде бы как и не к чему придраться, а на самом деле...
Друзья помолчали, по очереди сделали несколько глотков чая из одной кружки и оба закурили.
— Истина — в свете звезд, брат, и не нам с тобой судить тех, кто однажды поступил так, — сказал. Уоррен.
— Все мы звезды, брат, — в тон ему ответил Лукас. — В далекие времена, когда и писалась Книга Пути, их было мало, и потому решение сделать их закрытыми кастами являлось правильным... наверное... А сейчас все их Единые Боги, Пророки и прочее приобрели всемирную популярность. Редко встретишь человека без того или иного символа «веры» на шее. И все кричат, что спасение только в истиной вере и покаянии в грехах своих...
— Пустое все это, — отрешенно произнес Уоррен, не известно, что имея в виду: мировые религии или слова друга. — Иди лучше поешь, там на кухне еще что-то осталось, а потом ложись спать. Я еще немного посижу и тоже свалюсь, — усмехнулся хозяин дома.
Лукас молча встал и пошел в кухню, но на пороге комнаты он все же обернулся и не удержался от вопроса:
— Какой язык ты сейчас используешь?
— Клинопись предков, — сухо отозвался Уоррен и отвернулся к монитору. — Хотя с виду и не скажешь, что это она. Умели же в прошлом даже закорючки делать симпатичными...
...На кухне Лукас включил свет, поставил на плиту старый железный чайник и устало опустился на табурет, обхватив голову руками. В ушах у него еще стоял крик молоденькой девчонки, в отчаянии пытавшейся уйти от его удара... Лукас тряхнул головой и воспоминания на время исчезли, уступив место реальности. Он опустил в свою кружку пакетик зеленого чая, заварил его кипятком ,и достал из холодильника остатки ужина друга в виде рисовой каши с тушенкой, поставил еду на огонь и предоставил ей возможность разогреваться.
Они с Уорреном и впрямь были похожи, хотя и не являлись родственниками: рослые, загорелые, коротко стриженные, с темными волосами и черными, как ночное небо глазами. Последняя особенность являлась отличительной чертой всего их Ордена, Ордена Хранителей Звезд. В старину говорили, что если ты — истинный брат Ордена, то в твоих глазах можно увидеть блеск звезды, под которой ты родился, но только сам человек знает, что это за звезда и куда она ведет.
У таких, как они не бывает семей, не бывает жен и постоянных подруг. Строго говоря и друзей-то быть не должно — слишком часто гибли братья Ордена, чтобы можно было привязываться к ним по-настоящему. Но людям свойственно ошибаться, а они не были ни кем иным, кроме людей.
Издавна Орден Хранителей Звезд владел Книгой Пути, в которой, по легенде, находился ключ ко всеобщему миру и согласию. Переведя ее на доступный язык, можно было узнать, как навсегда обезопасить обычных людей от гипноза и влияния сект, что гнались за численностью своих воинов, из которых пили души, силы и жизнь. Можно было узнать, что же надо сделать, чтобы больше не приходилось каждый вечер выходить на пустые улица ночных городов и искать тех религиозных последователей, которые слишком глупы, чтобы прятать свое желание за маской веры, свою похоть — за ликом целомудрия, а свои амбиции — за желанием принести благо.
Можно было узнать многое, можно было узнать все, но... Древняя книга словно хранила свои тайны за печатями, наложенными рукой человека.
Лукас думал об этом почти каждый день. Ему осточертело бессилие, он больше не мог выносить криков тех, над кем заносил свой нож — красивый отголосок прошлого в виде тонкого серебристого лезвия, на котором черным орнаментом были выгравированы слова клятвы Ордена, и простой рукояти, обмотанной для удобства тонкой-тонкой кожей. И их глаза... О эти глаза! Безумные, жалостливо-ненавидящие его до мозга костей, подернутые дымкой внушения, безвольные ко сему, кроме своего нового учителя и наставника в лице очередного «помазанника божьего». Как же он был бы рад никогда не видеть их глаз и не слышать их предсмертного дыхания...
— Хватит, пора заканчивать этот день, — сказал Лукас сам себе, выключив газ под сковородой и поставив ее на стол. — До тех пор, пока горит моя звезда я клянусь приносить в мир ее свет, а если суждено мне будет погаснуть вместе с ней, то не пожалею я о деяниях своих, но если был неправ я, то покаюсь перед небом...
Лукас сам не заметил, как произнес наизусть слова клятвы, прежде чем поесть...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Новые люди.
...Люди ночами делают новых людей...
Сплин «Новые люди»
На город опускалась ночь. Люди в транспорте становились немного подвыпившими, усталыми и помятыми. Где-то далеко, в невидимом отсюда месте вагоны метро везли народ с работы и на работу, где-то дальше самолеты плыли в фиолетовом небе, убаюкивая внутри себя людей в мягких креслах, а в неизвестном далёке бороздили темную гладь морей тяжелые железные пароходы с тем же самым грузом.
Новые времена, требующие перемен...
Новые люди, приносящие эти самые перемены...
Лукас стоял у открытого окна на пустой темной кухне. Уоррен дано спал. За стеклами начинала показываться узенькая полоска рассвета, приносящая не солнце, а предрассветные сумерки, когда становятся видны очертания окружающего, но все еще пребывает в стертых, неверных тонах.
Он так и не смог уснуть нормально. Снились люди, их глаза, крики, просьбы, надежды... Завтра, а точнее, уже сегодня ночью Уоррен закончит перевод и выяснит, подошел ли его новый метод для расшифровки. Никто из них, как, впрочем, и из всех братьев не надеялся на успех. Эта работа была скорее чем-то вроде должности, занимая которую, тебе полагалось сидеть и расшифровывать старую книгу, заведомо осознавая свое поражение. Но некоторые люди верили, что именно они смогут принести луч света в великую тайну.
Уоррен не относился ни к первым, ни ко вторым. Он просто хотел попробовать все, честно выполняя свою работу. А Лукас просто надеялся на него, надеялся как на друга, как на брата, как на самого себя...
— Лукас, — позвал его появившийся в проеме кухонной двери Уоррен. Его друг обернулся на зов и слегка смутился, словно тот застал его за воровством. Затем Лукас опустился на табурет и закурил. Уоррен присел рядом и тоже достал сигарету.
— Ты чего вскочил в такую рань? — тоном старшего брата свросил Лукас.
— А ты почему не спишь, рассвет уже? — парировал собеседник. — Что с тобой случилось, Лукас? — Уоррен посмотрел на друга, словно стараясь отыскать ответ в его глазах.
— Ты знаешь, — со вздохом ответил тот, — бывает так иногда, что ни сон не идет, ни водка в горло не лезет. Закрываешь глаза и видишь людей, которые кричат тебе: «Убийца! Скотина! Мразь!» Я понимаю, не многие разделили бы наше с тобой отношение ко всему происходящему, даже узнай они, что твориться под их носом на самом деле, но почему-то возникает чувство незаслуженной обиды... Хочется вот так вот отбросить нож, сорвать с шеи Звезду, — при этих словах Лукас крепко сжал висящий на груди амулет в виде маленькой пятиконечной звездочки из серебристого металла, — и, уткнувшись в свои руки, опустив голову, заплакать... По-детски так, со всхлипами, не глядя на то, кто ты — мужчина, защитник... Не смотря на дурацкий постулат о том, что сильный пол не сентиментален... Не смотря ни на что...
— Лукас... — Уоррен положил ему руку на плечо.
— Не надо, Уорр, — усмехнулся тот. — Все в порядке. Я просто хотел сказать это кому-то... Новые времена, новые люди, — взгляд Лукаса затуманился. — А помнишь, как все было раньше? Давно-давно, когда из стали ковали мечи, когда в ходу было золото, а не эта туалетно-принтерная бумага? Сколько тогда было надежд, сколько рвения в глазах каждого из наших братьев, какие мы тогда были молодые, глупые... Надеялись на что-то, мечтали...
А потом убивали своих же сыновей и жен, когда и их касалась большая черная паутина «единых богов», когда они, нацепив на себя символы своей новой религии, с безумными глазами кричали нам, чтобы мы опомнились... И мы, пряча от них глаза, понимая, что не уберегли самого дорогого, возносили их к звездам, гасили их свет...
Сейчас уже не так, сейчас нам не позволят иметь семей те, кто когда-то терял их, как и мы с тобой...
Уоррен, а ты помнишь, какой тогда был дождь? Живой, свежий, прибивающий к земле всю грязь, унося ее с собой. И никто не боялся его, никто не прятался под зонты и не спешил в дом, все знали: дождь — это жизнь...
— Помню, друг, помню, — он встал и повернулся к окну. — Звезды гаснут... Скоро ни одной не останется... Пришел новый день, пришел новый свет... А ты помнишь, как мы впервые давали клятву? С каким выражением лица стояли на одном колене перед нашим наставником, присягая на верность не ему, а делу, возложенному на нас? До тех пор, пока горит моя звезда, я клянусь приносить в мир ее свет, а если суждено мне будет погаснуть вместе с ней, то не пожалею я о деяниях своих...
— ...но если был неправ я, то покаюсь перед небом, — закончил за него Лукас. — Да хранят тебя звезды, и не погаснет свет твоей звезды вовеки, брат! — он встал и положил ладонь на плечо друга. — Я ухожу к звездам этой ночью, я чувствую это.
— Мне осталось несколько страниц перевода книги... Жаль, брат, мне очень жаль, что ты этого не увидишь...
— Увижу, Уорр... Сверху все видно...
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Середина пути
Немного огня — середина пути,
Немного огня тебя может спасти
В блеске обмана.
Пикник «Немного огня»
Лукас вышел из дома, когда солнце уже клонилось к закату. Спать он так и не лег, с Уорреном они больше не разговаривали ни о чем более или менее стоящем, кроме отдельных фраз, куда Лукас отправится, чем займется в это время его друг, и сколько осталось до конца перевода.
Людей на улицах было много. Следующий день должен был быть выходным, и все старались успеть насладиться свободным вечером, чтобы отоспаться следующим утром. Погода была теплой, хоть и не солнечной. Воздух словно остановился и лежал слоями, мешая дышать. Кажется, собиралась нешуточная гроза. Ветра почти не было, а на небе уже начинали собираться сизые облака.
Лукас бесцельно слонялся по улицам, изредка заходя в маленькие кафе, чтобы поесть. Ничего особенного он не встречал: никто не бросался ему в глаза, никто из остальных работников не звонил, чтобы сообщить о чем-либо... Все шло хорошо. Слишком хорошо, чтобы поверить в это. Под конец дня, когда некоторые станции метро уже были закрыты на вход, он спустился в переход, чтобы дойти до остановки троллейбуса и поехать домой... Благо этот маршрут ходил немногим дольше остальных, иначе бы Лукасу грозили несколько остановок пешего хода, что было не столь уж и приятно при учете того, что он еще не спал толком.
В переходе у стен сидело и лежало несколько пьяных, распространяющих в окружающую среду весьма характерное амбре перегара и мочи. Он пошел дальше, не замечая их, ступая по заплеванному полу среди разбросанных всюду окурков и пустых бутылок...
Налетевший ветер — предвестник скорой бури, что должна была вот-вот разыграться на улице, поднял вверх брошенный кем-то пакет. Тот пролетел некоторое расстоянии и упал слева от идущего Лукаса. Он остановился и резко оглянулся. Ветер обдал его со спины холодной свежестью... На лестнице, по которой он спустился несколько минут назад, теперь шла странная пара: молодая девушка в короткой юбке, высоких сапогах на шпильках и яркой майке и довольно пожилой человек в летнем плаще. Короткие волосы мужчины были слегка подернуты сединой, он бережно придерживал свою спутницу за талию и что-то быстро и тихо говорил ей. В какой-то момент он полез в карман и, достав из него несколько листочков, протянул их девушке. Та, словно находясь под гипнозом, взяла бумажки и со счастливой улыбкой подняла на своего кавалера полные преданности глаза.
— ...истинно говорю тебе, нет Бога кроме меня, — процитировал мужчина строчку из священного писания, обращаясь к спутнице. До Лукаса долетел только этот обрывок фразы, но и его хватило, чтобы он понял, в чем дело.
— Ты не имеешь права на это. — сказал Лукас, оказавшись за спинами пары. — Это запрещено — заставлять людей обращаться в свою религию. Оставь девушку в покое и идем со мной. Твою судьбу решу не я.
— Разве я заставлял тебя что-либо делать? — обратился мужчина к своей спутнице. Та отрицательно покачала головой.
— Вот видишь, Хранитель. Я ее не неволил, она сама пошла со мной, чтобы узнать силу истинного Бога и очистить свою душу перед его ликом, — мужчина ухмыльнулся в лицо Лукасу.
— Ты цитировал ей писание о своем боге, тем самых подавляя ее волю.
В тот же момент у него зазвонил телефон. Лукас быстро поднял трубку, все еще преграждая дорогу паре.
— Я слушаю, — сказал он, свободной рукой ища во внутреннем кармане нож.
— Убей его во имя Бога! — крикнул незнакомец девушке, бросившись бежать.
— Лукас! — в тот же момент раздался в трубке голос Уоррена. — Я понял, последние строки. Они...
— Не время, Уорр! У меня здесь...
— Ты умрешь во имя Бога. — со стеклянными глазами произнесла девушка, сняв сапоги и целясь острыми шпильками в глаза Хранителю.
— Пока горит моя звезда... — Лукас выхватил узкий клинок, отводя одну руку с телефоном в сторону, а второй замахиваясь на девушку. Та вскрикнула и попыталась нанести первый удар, но только сильно обрезалась об острое лезвие с гравировкой и отскочила в сторону, выронив один сапог. Она несколько секунд медлила, а затем бросилась бежать к дверям метро. Лукас бросился следом, не обратив внимания, что так и не выключил сотовый, из которого слабо доносился голос Уоррена, пытавшегося ему что-то сказать.
Он настиг ее в тот момент, когда юная жертва опытного охотника за душами, поработившего ее разум, неистово билась о закрытые стекла входа в «подземку». Она обернулась — босая, с растрепавшимися светлыми волосами, со смазанной косметикой на почти детском лице — и умоляюще посмотрела на Хранителя.
— Не надо, пожалуйста! — взмолилась она, сползая по дверям с надписью «Вход в метро». — Я хочу жить...
—...я клянусь приносить в мир ее свет, а если суждено мне....
— Лукас, это слова клятвы! — донесся до него голос Уоррена, что слышался не из телефона, а прямо у него за спиной. Лукас обернулся и увидел за собой друга.
— Это клятва, которую мы произносим, она не может переводиться, вот в чем дело!
Его друг дернулся и резко оглянулся на девушку. Та улыбалась, сжимая в руке второй сапог, шпилька которого вошла Лукасу в грудь. По ее руке текла теплая красная кровь. Хранитель, не колеблясь и не ощущая боли, с чувством всадил ей клинок в сердце. Она закричала и упала к его ногам. Этот крик оглушил Хранителя... Он был таким же, как и ночь назад, он повторился, словно преследуя Лукаса, только девушка была другой, только переход был в ином месте...
Уоррен подхватил пошатнувшегося друга, выпустившего из рук оружие, которое со звоном упало на мраморный пол, и опустился с ним на колени.
— ...и если суждено мне будет погаснуть вместе с ней, то я не пожалею...
— Твоей звезде еще не суждено упасть, — тихо сказал Уоррен. — Я перевел Книгу Пути и знаю это.
— ...но если был неправ я, то покаюсь перед небом...
Лукас закрыл глаза, спрятав звезды внутри себя.
ЭПИЛОГ.
День был свеж. По улицам разливался запах цветов и прошедшего дождя. Дождь лил и лил последние две недели, но сегодня прекратился и выглянуло яркое летнее солнце.
— Проснулся, оболтус? — ворчливо поинтересовался Уоррен, едва только его друг открыл глаза. — Ну и спишь же ты!
— Мне положено, я ранен, — слабо отозвался Лукас. — Дождь кончился, — отрешенно произнес он. — А что же ты теперь будешь делать? С Книгой...
— Это решит совет Ордена, — усмехнулся Уоррен. — А мне еще найдется, чем заняться... Знаешь, сколько таких фолиантов в разных библиотеках?
— Но Книга Пути должна была дать ответ... Ты нашел его?
Уоррен наклонился к Лукасу и серьезно сказал:
— Я нашел тебя и успел вытащить с того места, где гасли звезды.... А что до ответа на мирровые проблемы, — продолжил он, отстранившись и улыбаясь, — то я не нашел никаких указаний на этот счет. Хочешь верь, хочешь — нет.
— Мне кажется, что каждый должен прочесть Книгу Пути сам, чтобы узнать то, что ему действительно нужно, — Лукас посмотрел в окно на яркие блики солнечных лучей. — Я так давно не видел дня... Он не столь уж и плох. Я редко смотрю на небо, — заговорил Лукас, глядя на чистое небо, — оно слишком большое, чтобы видеть его кусками, чтобы смотреть на него глазами, видеть его фрагментами… Поэтому я редко поднимаю к небу глаза, а если такое и случается, то время вокруг меня замирает, застывает и я растворяюсь в нем без остатка…
Лукас говорил долго, а Уоррен слушал его. Они оба поняли, что и зачем, как устроена жизнь и куда приводит смерть, для чего и за кем они спешат и почему иногда останавливаются… Но никогда и никому они не расскажут об этом не расскажут, потому что Книга Пути открыта для каждого, но не каждый видит ее. Зато всякий, кто сможет заглянуть в нее, найдет для себя ответ на вопрос, но только на тот, который истинно волнует душу…
Эмина.
01. 05. 05.
@музыка: Пикник "Говорит и Показывает"
@настроение: странное.
@темы: Творчество. Рассказы.
-
-
11.08.2011 в 20:37Да, он действительно получился таким, как ты хотела - поздравляю! Холодный снаружи и пламенный внутри. Я тут только что на месте не подскакивала, пока Лукас дрался с фанатичкой, так и хотелось крикнуть: "Блин, ну послушай! Ну послушай, что там в последних строчках!!!" Интересно, что бы я увидела в Книге Пути?
Здорово получилось!
И я думаю, что правда, такие вещи как дружба, любовь, вера, они стоят знаний... ты ведь тоже знаешь людей, которые поставили знания выше этого, и они проиграли. Жаль, жаль...
-
-
11.08.2011 в 20:37Да, он действительно получился таким, как ты хотела - поздравляю! Холодный снаружи и пламенный внутри. Я тут только что на месте не подскакивала, пока Лукас дрался с фанатичкой, так и хотелось крикнуть: "Блин, ну послушай! Ну послушай, что там в последних строчках!!!" Интересно, что бы я увидела в Книге Пути?
Здорово получилось!
И я думаю, что правда, такие вещи как дружба, любовь, вера, они стоят знаний... ты ведь тоже знаешь людей, которые поставили знания выше этого, и они проиграли. Жаль, жаль...
-
-
11.08.2011 в 20:37Да, он действительно получился таким, как ты хотела - поздравляю! Холодный снаружи и пламенный внутри. Я тут только что на месте не подскакивала, пока Лукас дрался с фанатичкой, так и хотелось крикнуть: "Блин, ну послушай! Ну послушай, что там в последних строчках!!!" Интересно, что бы я увидела в Книге Пути?
Здорово получилось!
И я думаю, что правда, такие вещи как дружба, любовь, вера, они стоят знаний... ты ведь тоже знаешь людей, которые поставили знания выше этого, и они проиграли. Жаль, жаль...
-
-
11.08.2011 в 22:34да, таких людей я знаю, теперь - знаю.
но сегодня я поняла: надо просто быть злее, чтобы герои не распускали слюни и умели драться.
Но одно меня тревожит: а что если та часть души, которую мне пришлось убить, та, что не могла вынести предательства от последнего и единственного человека, та, которая и была маленькой девочкой с серыми глазами, - что если именно она позволяла мне писать такие вещи? а что же я буду делать теперь?
-
-
12.08.2011 в 14:10Девочка с серыми глазами надеялась на то, что если писать о добре, люди задумаются, а точнее - одумаются. Но никто не задумывается над тем, какими надо быть, и остаются такими, какие они есть. Может быть, так даже лучше. Люди в попытке изменить себя, могут наворотить такого, что лучше бы они сидели и не рыпались вообще. Людям надо показывать не идеал, а правду. Даже если она и век никому не нужна. Это такой метод от противного: видите, какая гадость? Вот и не делайте так. А положительный пример вызывает уважение и восхищение, но он ведь не дает руководства к действию. Читатель видит, как должен выглядеть идеал, но не видит, как он стал таким. Это ключевой момент.
Так что пусть, пусть твои герои будут злее, пусть это будут совсем другие рассказы. Творчество должно меняться. Только так оно может стать лучше.