Doctor_7Параллели кружились перед глазами, как сотни цветных стеклышек в детской игрушке, завораживая своими движениями, налепляясь друг на друга и смешиваясь в цветовой гамме.
Зеленые, синие, желтые… зелень параллели джунглей, где десятки разноперых цветастых птиц прыгают с ветки на ветку, оглашая пронзительными криками окрестности, проплывая над головой, сливаясь с огромным ковром цветов и растений. Безбрежная синева воздушных островов с высокими тонкими шпилями замков из невесомого пластикартона, блестящими иглами пронзающие бескрайние небеса повсюду, цепляющиеся за проплывающие мимо облака, как за хлопья мокрой ваты.
Желтизна невообразимых пустынь жаркой параллели, где золото песка легко становится бронзой, чтобы превратиться в светлую охру барханов и мелких каменистых участков столь же иссушенных и выщербленных скал на горизонте.
Белые водопады истории, впадающие в ультромарин морского мира, параллели окраинного участка курортов и отдохновения. Коричневые пейзажи плодородных почв соседней ветки, щедро дарующей прочим свои прекрасные плоды фруктов и овощей, тучные стада рогатого скота, и чудесные нити тончайшего шерстяного полотна.
Параллель вечной зимы, трескучих под своим весом льдов, выбеленных до прозрачности пластов и нависающих снежных шапок. Параллель негостеприимной осени, чьи извечные дожди и хмурость дают то самое незабываемое чувство единения поэтам и художникам, решившимся прожить в этой бесконечной осенней тяготе дольше рекомендованного путеводителем срока.
Параллели сиесты и карнавала, войн и бедствий, тишины и темноты, звездных лучей в кристаллах на потолках богатых усадеб и молочного света нескольких лун над ними.
Они кружились, мельтешели, звучали внутри него непередаваемой симфонией, склеивались между собой, перетекали друг в друга, проникая красками в соседние миры, в соседние участки памяти.
И вот уже он не стоит под дулом пистолета где-то на планете вечных войн, не ищет среди трупов еще живых, но обреченных на смерть солдат. Он сидит в роскошном плетеном кресле на веранде деревянного дома, потягивая густое белое вино из высокого бокала, а рядом с ним, неразличимый в тенях ранних сумерек, притаился собеседник.
— Ты помнишь, когда сломался впервые? — спрашивает странно знакомый, но ни на что не похожий голос рядом.
— Ты знаешь, что да, — спокойно отзывается он, продолжая ощущать на губах терпкий вкус букета, собранного почти тридцать стандартных лет назад, чтобы сейчас усладить его желания каплями белого полусладкого вина.
— Надо же, а я вот уже забыл, — по-стариковски кряхтит собеседник, ворочаясь в кресле. — Помню только какой-то вой, песок и тусклые лучи, словно они тяготели прорваться сквозь адскую песчаную бурю ко мне.
Льюис Джероми Гриффин прикрыл глаза и с удовольствием втянул ноздрями запах приближающегося с востока дождя, обострившего яркие ноты сорта винограда, послужившего основой для непередаваемого купажа в его бокале.
Офицер сопротивления был толстым, хамоватым и тяжело дышащим мужчиной старше среднего возраста. По сравнению с ним Гриффин казался тощим ублюдком, только вчера выползшим из траншеи под городской свалкой. Офицер нависал над доктором эдаким сопящим и краснеющим овощем, то и дело вопрошая его о том, где располагаются его основные части.
Гриффин интуитивно понимал, что офицер хочет знать вовсе не о частях доктора, а об отрядах военных, с которыми тот пришел, но вопрос про основные части самого Гриффина то и дело тоже всплывал на повестке дня.
—Твоя жизни дорогая? — с безумным каркающим акцентом местного населения вопрошал офицер, придвигая к Льюису свое потное рыло. — Тебе дорогая твоя жизнь, кхор?
Кхорами называли всех, кто пришел ставить галочку в бумагах о включении этого мира в параллели Корпорации. На жаргоне «кхор» значит «чужак». Местные жители сразу же поделились на два примерно равных лагеря. Одни смирились с высасыванием полезных ресурсов своего мира, вторые, такие как этот солдат, предпочли попытаться силой выставить непрошеных гостей вон.
Льюис устало посмотрел на офицера, стараясь поймать его взгляд, а потом согласно кивнул?:
— Да, дорогая моя жизнь. Можно неплохо навариться на ней, если будет кому продать.
— Тебе продать! — треснул мясистым кулаком по столу офицер. Лежащие в беспорядке бумаги и засаленные карты подпрыгнули, разлетаясь веером по липкому полу. Гриффин поежился в наручниках. Руки, скованные за спинкой стула, на котором он сидел, давно затекли и потеряли чувствительность ниже запястий, но доктор то и дело пытался пошевелить пальцами, чтобы хоть как-то подстегнуть кровоток. Если он лишится рук, он будет обречен.
В комнату для допросов неожиданно втащили командира звена, к которому был прикреплен доктор Гриффин. Избитый до неузнаваемости командир щерился в оскале оставшимися зубами, вовсе не собираясь сдаваться.
— Твоя жизнь дороже его? — спросил офицер, приставив к голове пленного командира длинный ствол старого пулевого пистолета. — Ты просил одно желание. Говори, — ткнул он стволом в пленного командира.
— Свободу дашь? — хрипло осведомился тот, щерясь беззубым распухшим ртом.
— Дам, — кивнул офицер и нажал на курок. Месиво из крови, мозгов и костей бурыми пятнами осело на крашеных в темно-синий цвет стенах допросной.
— Ты свободен, командир, — прошептал Гриффин, не в силах отвести взгляд от медленно стекающих брызг на стене. Тело повалилось на бок, глухо ударившись расколотым черепом о ножку стола рядом с ним.
Льюис изловчился и сумел дотянуться щекой до плеча, утирая капли крови, моросью осевшие на его лице от выстрела крупноколиберного пистолета. В кабинете повис пряный запах крови и пороха, перебивающий все остальные запахи давно немытых тел, застарелого табака, страха, безнадежности, обреченности и старых бумажных карт.
Гриффин с усилием отвел взгляд от распростершегося на полу тела командира, посмотрел в глаза ухмыляющемуся офицеру сопротивления и улыбнулся. Медленно, нерешительно, словно опасаясь, что спугнет подступающее безумие в синих, как ночное море, глазах.
Синие стены в красных каплях, пронзительно-синие глаза доктора в красных каплях безумия. С лица отваливались тонкие корочки уже успевшей засохнуть кровавой маски, чешуйками падая на колени Гриффина.
— Свобода-хуеда, — оскалившись, прошипел Гриффин в лицо офицеру. — Дай мне свободу, белый господин.
— Тебе повезло, что тогда тебя успели вытащить отряды первой линии, — важно кивнул, причмокнув губами, невидимый собеседник, поставив свой бокал на столик между ними.
— Если бы мне повезло, я стал бы свободен, — пожал плечами Льюис.
— Разве ты сейчас несвободен? Ты же сумел это сделать, сумел сбежать от Корпорации, от нас, Гриффин. Как ты это сделал? Как обманул следящие поля, как вывел из крови наны до того, как они стали смертоносными убийцами, как ты ускользаешьот меня, чертов Льюис Гриффин?! — сорвался он на крик.
— Чертов Гриффин, чертов ты доктор, мать твою, — орал рядом Спенсер, катаясь по земле. Льюис тряхнул головой, стараясь понять, что происходит и почему этот недобитый агент так адски орет посреди ночи. Переход в первую же параллель дался Гриффину с огромным трудом. Он настолько отвык от прыжков, а его тело так давно не испытывало подобного, что он словил так называемый синдром перехода, больше всего напоминающий сильный приход от наркотических анальгетиков у чувствительных к препаратам этого рода людей. В голове заплясали стада оленей, мозг окутался вязкой медовой пленкой, конечности отказались подчиняться командам центральной нервной системы, замкнув почти все каналы нейронной передачи на симпатические нервные окончания, и доктор Гриффин повалился на влажную землю сразу же, как только Спенсер сбросил его с себя, как мерзкое насекомое.Симпатика посылала непрерывные ответы норадреналином на реалистичные видения доктора, провоцирующие выброс адреналина корой надпочечников.
Гриффин понятия не имел, сколько времени провалялся в таком состоянии, но сейчас, как он понимал, глядя на небо, близился рассвет. Или закат, и это уже какой-то там по счету день его беспамятства? Крупные красноватые звезды постепенно меркли, полоска горизонта медленно светлела, выпуская на волю заждавшееся солнце. Кругом было тепло и влажно, будто в джунглях, а пробирающийся под кожу стрекот многочисленных насекомых наводил на мысль, что он и в самом деле где-то в одной из южных параллелей.
— Заткнись, не ори, Асклепия ради, — кое-как прошептал Гриффин, ворочая во рту сухим языком и стараясь покрепче сдавить череп, раскалывающийся от непереносимой боли. Боль не унималась, пульсируя и нарастая, заставляя думать только о себе, отодвигая любые императивы, в том числе, и поход по естественным нуждам.
— Гриффин, мать твою, да сделай ты хоть что-то!
Доктор перевел взгляд и увидел бледное испуганное лицо Ваняски. Бо стоял рядом, губы у него тряслись от страха, а тонкие паучьи пальцы то и дело сплетались между собой от нервного напряжения.
— Да что хоть случилось-то? — выдавил Док, вставая и ковыляя к воющему на земле Спенсеру. Внезапно тот подскочил на ноги, обвел всех присутствующих безумными круглыми глазами и ринулся прочь, не разбирая дороги. Подвывания и стоны агента заглушил треск ломающихся веток и шелест сорванных листьев, а через пару минут до Гриффина донесся всплеск воды.
Док мог бы поклясться, что слышал и сдавленный стон облегчения, но в то же время допускал слуховые галлюцинации из-за своего нестабильного состояния.
— У него недельный запор прорвало? — мрачно поглядывая на рыжего Бо, осведомился Гриффин, привалившись к ближайшему стволу кольчатого дерева и разжевывая сразу две пластины анальгетика. Ваняски только нерешительно пожал плечами. Но цепкий взгляд вора углядел кое-что на земле, рядом со спальным местом Спенсера.
— Док, тут хня какая-то, — высказался он, ковырнув пальцем непонятный предмет, поднятый с земли. Гриффин подошел поближе, забрал из рук Бо странную штуковину и отошел к своим вещам, начав ковыряться в объемной походной сумке врача. Через некоторое время Льюис разложил перед собой небольшую установку, напомнившую Бо остекленелую змею-водянку, чье тело может застывать в прозрачном виде на несколько минут.
Гриффин взял пробу из оставшихся капель из личного инъектора Спенсера, брошенного им второпях прямо на землю, опустил их бережно в анализатор и нажал на кнопку активации. Приборы зажжужали, жадно впитывая препарат. На небольшом экранчике замельтишили ряды и столбцы цифер и буквенных сокращений.
Когда приборчик сыто ухнул, изрыгая результат, Гриффин уже улыбался от уха до уха. Прочитав заключение и убрав аппарат обратно в сумку, он задумчиво подбросил на ладони инъектор, хлопнул себя по ногам и радостно загоготал на всю округу, вспугнув стайку мелких серых птичек в соседних кустах.
— Меры-химеры, есть в жизни справедливость! — хлопнул он по плечу ничего не понимающего Бо и поспешил, насвистывая что-то радостное, в том направлении, в котором унесся недавно Спенсер.
— Сидишь? — ехидно осведомился Гриффин, присаживаясь на берегу озерца из прозрачной воды. Невдалеке виднелись невысокие горные склоны, и что-то подсказывало доктору Гриффину, что водичка в этом озерке была весьма прохладной. Может быть, посиневшее лицо Спенсера, сидящего в ней по шею, а может быть, и карта местности с пометками и характеристиками, которую он просматривал на своем примитивном навигаторе.
Спенсер предпочел не отвечать на очевидную провокацию доктора Льюиса. Он понял, что веселье дока вызвано подтвержденными анализатором фактами. Засопев и насупившись, Спенсер весьма аккуратно поменял свое положение в воде, отвернувшись от собеседника на берегу.
— Ну, расскажи мне, о великий и непобедимый агент Корпорации, как ты сумел ввести и активировать целый инъектор либидо-нанов?
Гриффин не удержался и захохотал.
— Не переживай, часов за двенадцать отпустит немного, — утирая слезы, утешил он Спенсера, который в ответ только глухо зарычал, переминаясь с ноги на ногу в ледяной воде. — Если ты, конечно, раньше все причиндалы не отморозишь к черту. Основных-то нанов, поди, мало осталось? Ты свистни, если что, когда надоест отмокать пельменем, мы с Бо обещаем не смотреть на твои рваные и прожженные штаны.
— Да пошел ты! — не сдержался Спенсер, с шумом и плеском поднимаясь на ноги во весь рост. Вода как раз доходила ему до пояса.
— Тише-тише, — примирительно выставил вперед ладони Гриффин, — сломаешь еще жезл справедливости! Инвентарь Корпорации как никак, потом еще отчет писать придется, мол, где, как, с кем произошла утеря инвенторя…
— Это не собственность Корпорации! – зарычал Спенсер, инстинктивно опустив взгляд вниз. — Мне не указывают, что и с кем делать, — буркнул он уже спокойнее и присел обратно в воду.
— Да ладно? — протянул Гриффин, по-кошачьи щурясь на быстро всходившее слева от него солнце. — Ты же собственность Корпорации, значит и все твои части тела тоже. Если ты трахаешь кому-то мозг по заказу своих начальников, с чего ты взял, что никогда не трахал никого по их же распоряжениям? Я смотрю, у тебя же всегда был такой богатый выбор, где и с кем, да? Так что окунай свой отросток дальше, чтобы не писать потом отчетов. Хотя, если ты ценный сотрудник, — Гриффин хихикнул, — тебе сделают пластику. Или вообще другой пришьют. Будешь ходить, к примеру, с таким маленьким, желтеньким пенисом от самца хуай-гуай. Генетика схожая, даром что они полуразумные.
Спенсер погрузился в воду до самого подбородка и бросил в Гриффина пригоршней мелких камешков, подняв целую тучу брызг.
— Да заткнись ты, хер тщедушный. Тоже мне, проффесор антропологии и сексологии.
Льюис проследил взглядом за оседающими у береговой линии камешками, серьезно посмотрел в глаза Спенсеру и сказал:
— Вот она, твоя свобода, агент. Хочешь, вводишь себе наны, хочешь — отмокаешь в озере. Препарат-то ты спер, допустим. Но проверить, какой он, не догадался? Или нет, — Гриффин присел на корточки у самой воды, продолжая смотреть в красное от стыда лицо агента, — ты не мог проверить. Поверил маркировке продавцов с черного рынка. Но обратиться ко мне не позволила гордость, да? Решил все сам сделать, пока мы с Бо спали. Чтобы потом втихоря, внутри себя, распираться от гордости самостоятельности. Ну как же! Ты у нас самый лучший, самый уникальный, самый умный агент за всю историю Корпорации. Улизнул ото всех, скрылся, нарушил все законы. Просто супер-мем, как говорится. Только куда ты, куда без своих нанов-хуянов? А теперь ты сидишь голой жопой на илистом дне, отмокая свою неконтролируемую эрекцию от подпольного препарата. И все ради того, чтобы не казаться слабаком в своих глазах. Агенты Корпорации не просят помощи у беглых докторов. Да, Спенсер?
— Да, не просят! — всердцах выкрикнул тот, сжимая челюсти до хруста зубов.
— Ну и сиди тут, как дурак, пока на жопе чирий не вскочит, — резюмировал Льюис, вставая и отряхивая штаны от мелких листиков и налипшей грязи. — Когда пенис отвалится, приноси, у меня еще заряд в автохирурге остался.
Гриффин неспешно направился обратно, слыша, как вслед ему летят мелкие камни и сдавленные ругательства. Вернувшись к ожидающему его Бо, он флегматично отмахнулся ото всех вопросов, сказав только:
— Совсем одиночество агента достало, — хмыкнул он. Бо закрыл рот, который открыл, чтобы задать множество вопросов. Ваняски пожал тощими плечами, пожевал губами и отошел в сторону с видом человека, вертевшего на своем детородном органе всех и вся.
Гриффин неторопливо ковырялся в своих вещах, перебирал различные приборы, что-то откладывал, что-то бросал обратно в сумку, смешивал разные жидкости, заливал их по капле в анализатор до тех пор, пока показания на экране его полностью не удовлетворили.
Закончив приготовления, он уселся под разлапистые ветви дерева, сунув в рот травинку и начав неторопливо ее пожевывать.
— Ты чего-то ждешь? — проницательно заметил Бо, разглядывая дока.
— Ага, — согласно кивнул он.
— И чего именно?
Вместо ответа Льюис приложил палец к губам, заставив Бо замолчать, и кивнул в сторону озера. Ваняски прислушался и услышал уже порядком охрипший голос Спенсера:
— Гриффин, Гриффин! Вернись, волнорез тебе в задницу!
Доктор Гриффин плотоядно улыбнулся, удовлетворенно щелкнув пальцами и подбросив на ладони инъектор Спенсера, заполненный смешанным им недавно веществом.