Облако

[alira-goldenleaf]

- Красиво, да? - сказал он, присев рядом и вытянув ноги.
- Да, - кивнула она, не отрывая взгляда от разноцветных всполохов в ночном небе. - Только как-то нереально...
Он задумчиво потер лоб выпачканной в саже рукой, и на бледной коже остались черные следы, рваными шрамами рассекшие плоть.
- Жалеешь о чем-то? - спросил он, и его губы тронула печальная улыбка. - О том, что не там, например? - он кивнул вверх.
Она пожала плечами. Перед внутренним взором поплыли картинки прошлого...
Вот он тихо подходит сзади, говорит что-то нежное и ласковое, обжигая горячим дыханием затылок, кладет сухие теплые ладони на ее плечи, медленно притягивает к себе, обнимая и защищая ото всех на свете. Его губы касаются ее шеи, неторопливо целуют бархатную кожу, в то время, как руки уже гладят ее грудь, опускаясь ниже...
- Нет, - светло улыбнулась она. - Я боялась терять жизнь, даже не подозревая, что ее у меня и не было.
- До меня?
В его голосе прозвучала настороженность.
- После тебя, - сказала она, и в ее расширенных зрачках отразился тысячецветный отблеск далекого сражения. - Жизни после тебя.
Он поерзал рядом, устраиваясь поудобней.
- И что теперь? - спросил он, вытаскивая из кармана сигарету. Она молча протянула ему зажигалку, как делала десятки раз до этого. Бледный дрожащий огонек, вспыхнув, тут же погас в густом сумраке ночи, а в воздухе поплыл аромат крепкого табака.
- Теперь... - она слегка нахмурилась. - Теперь я знаю, что такое жить. С тобой, без тебя, рядом, но не вместе, вместе, но не рядом. Я знаю, что такое умирать, растворяясь в другом человеке. Что значит быть до конца и даже после, как это - слышать и слушать, менять себя не ради, а для. Для себя же. Светить, мерцать, гореть и осыпаться золой под ноги тех, кому светил.
- Значит, все же, жалеешь, - горько сказал он.
- Нет, - она отрицательно покачала головой, улыбаясь. - Мне не о чем жалеть, я ничего не потеряла.
- А как же жизнь?
- Жизнь? - ее удивленный взгляд переместился с картины ночного сражения на бледное лицо собеседника. - А кто тебе сказал, что я ее потеряла? Я нашла ее. До сегодняшнего дня я и не знала, что она у меня есть.
Она помолчала, а потом продолжила тихим голосом:
- Знаешь, когда что-то уходит от тебя, ускользает, просачивается сквозь пальцы, ты немедленно хочешь вернуть это обратно. Любой ценой, за любые деньги, за любой откуп. Ты рвешь свою душу, кидаешься во все тяжкие, платишь монетой или собой, лишь бы снова, опять, еще хотя бы раз оказаться с тем, что уже давно утекло. Если что-то уходит, значит, оно ушло уже задолго до того, как твои ладони остались пустыми. Пустота - лишь следствие отсутствия желаемого, друг мой. Ниточки и связи, родство и привязанность, любовь и дружба, ненависть и страсть - все это исчезло задолго до момента осознания отсутствия перечисленного в твоих руках.
Он медленно кивнул, соглашаясь, продолжая курить и стряхивать серый пепел на каменистую землю.
- О чем я должна жалеть? О том, что не умираю там? - она кивнула на ночное небо. - Или о том, что я выбрала немного жизни, когда вокруг оставалась только смерть? - она засмеялась, и ее смех звонкими колокольчиками прорезал суровую ткань бытия вокруг. - Друг мой, разве я что-то могу изменить? Мое присутствие может изменить то, что тебя больше нет рядом?
- А если бы? - неожиданно спросил он. - Если бы могло? Ты бы пожалела, что осталась здесь?
- А если бы и могло, - глухо сказала она, - я бы не стала.
- Почему? - с болью в голосе спросил он.
- Потому что ты-то не хотел ничего менять. Кто я такая, чтобы решать за других? Кто дал мне право брать на себя ответственность даже за одного человека, не говоря уже о целом мире? Мире, созданном двумя людьми. Бежать, падая на осколки стекол, разрезая до кости колени и локти. Утирать соленые капли слез, размазывая по лицу кровь и пепел, зализывать новые ссадины и шрамы, продолжать свой бег, на ходу раздавая советы и спасение. Ты думаешь, я могла бы?
Она отрицательно покачала головой, глядя на серо-черную почву вокруг себя.
- Ты говорила мне, что всегда жила для других, - обиженным тоном сказал он. - Почему же сейчас отказалась? Ты же могла спасти столько жизней...
- Жизни не нуждаются в спасении, они нуждаются в проживании, - сухо ответила она, ковыряя пальцем мелкие камешки рядом с собой. - Жизнь - это процесс. Ее надо жить, а не проживать для кого-то, рядом с кем-то, во имя чего-то. Ее не надо спасать, ею не надо жертвовать, ее не надо швырять на алтарь, как оплату за будущее других жизней. Другие сами разберутся с самими собой. Почему я сегодня не там? - она мотнула головой, указывая на всполохи огня в небе. - Да потому, друг мой, что мы приходим сюда каждую сотню лет, уже третье тысячелетие стараясь понять, за что стоит умиратть. А я поняла, за что стоит жить. И мне больше нечего делать ни там, ни здесь.
- И куда ты пойдешь?
- Никуда. Зачем уходить, если меня не прогоняли? Чтобы вызвать ложное чувство необходимости, показать свою важность, вынудить, вырвать слова и просьбы остаться? - она снова засмеялась. - Люди давно сами решили, что я ушла. Какая им разница, так ли это? Каждый строит себе свои баррикады. И они куда прочнее моих самых надежных форпостов. Убедивший себя в недостойности радости, никогда не увидит ее ни в чем. Я останусь, друг мой. Да и должен же кто-то еще помнить тебя. Напоминать тебе одну вещь из тысяч, которые ты знаешь сам: сколько бы раз ты ни умирал, ты обязан возрождаться, чтобы продолжать жить, а не дожидаться окончания следующего цикла. Если ты позволяешь одним людям делать тебя несчастным, то позволь другим сделать тебя счастливым.
Она замолчала, прикрыв глаза. Над ее головой ночное небо медленно линяло в серые утренние сумерки, обесцвечивая далекое космическое сражение, в котором взрывались корабли, шли на смерть люди и горели в бесконечном пламени судьбы, надежды, эмоции, страхи и чаяния.
Он встал, протянул руку, словно хотел коснуться ее щеки на прощание, но в последний момент передумал.
- Спасибо тебе, - тихо сказал он. - Я не стану говорить, за что и почему. Но хотя бы и за то, что ты будешь меня помнить.
Он развернулся и пошел прочь. Очень старая душа в теле моложавого мужчины, чья фигура таяла в рассветных сумерках, расплываясь и дрожа, словно окутанная маревом. Он ни разу не оглянулся на ту, которая ждала его тысячи лет. И первые лучи тусклого чужого солнца, упав на неприветливую землю, лезвиями прошли сквозь прозрачную фигуру женщины, сидевшей на холодных камнях. Она в последний раз подняла глаза к небу, улыбнулась гаснущим звездам и гаснущим жизням, и расстаяла, превратившись в молочно-белое облако.