Здесь был ангст, но автор передумал, его пожалел и погладил Стервятник.
Сказка о сказочникеУ меня больше нет тебя, да и не было, в общем-то. Я наливаю в кружки горячих желаний, щедро сдобренных сладкими мыслями, ставлю перед тобой и сажусь поодаль.
А ты молчишь. Сухие фразы благодарности, вежливые кивки, взгляд мимо меня, за окно, куда ушла твоя последняя любовь.
Ай, забыла, к кому на сей раз. Человек, книга или сон, теперь уж и не разберешься.
Смотреть на тебя больно, страшно и очень невыносимо. Вот он ты, лучший сказочник, фантастический виртуоз слова и мастер волшебства, сидишь, смотришь в пустоту и мечтательно улыбаешься, поглаживая своего любимого зверька.
Кстати, а кто у тебя сегодня? Кошка или собака, огуречный мутант или птица-камнеед? Не отвечаешь, я так и думала. Тебе не до меня.
Ты погладил меня по голове, пробормотал что-то почти ласковое, попросил продолжить вышивать новую реальность. Что ж... Беру в руки пяльца, иглу с невидимой нитью и принимаюсь за дело - меня же просил ты.
Иголка не дрожит в руках, стежки ровные и гладкие, вышивка будет - заглядение, тебе понравится. Впрочем, тебе всегда нравились мои работы, за то ты и позволил быть рядом, покуда я была нужна. Теперь уж и не знаю. Доделаю эту реальность, посмотрим. Нет-нет, какие у меня могут быть претензии, что ты! Ты никогда не обещал ничего, не позволял приближаться ближе, чем на расстояние удара, не позволял себе давать надежду и совсем меня не обижал.
Все обиды я придумываю сама. Как и надежды, чаяния и мечты. Я же мастерю реальность, а куда в настоящем мире без слез, гордости и холодности внутри? Никуда, не получится тогда она такой уж реальной, как жизнь.
А ты пиши-пиши, тебе надо заканчивать начатую сказку. Драконы, вон, уже собрались у ворот замка, волшебник в черном поплотнее запахнул плащ, стоя на замковой стене, а пленная девица в подвалах вся испереживалась о своем герое. А герой-то где, сказочник?
А, так это он... Бледноват он у тебя в этот раз что-то, бледноват. Помятый какой-то, рассеянный, смотрит в землю, меч держит нетвердо, шепчет что-то себе под нос.
Болеет, что ли? Да? А чем? Любовью? Ох уж мне эта любовь...
Ты, вот, посмотри, сказочник. У тебя была любовь, вера и даже надежда. Ты верил в то, что знаешь ее, любовь эту. Надеялся, что она навсегда и любил, как в последний раз. Ну, не отрицай, я же знаю. Вот, глянь на вышивку. Помнишь, ты как раз взахлеб рассказывал мне об этом, когда мне надо было добавить любви в свою реальность на холсте? Да-да, это все твои слова. Что значит, ничего не видно? Конечно, не видно, нитка-то невидимая, тоже мне, удивил! Ты лучше вспоминай, вспоминай. Вот тут ты радовался, видишь - стежки пошли неровные, словно взахлеб. Тут ты мечтал и строил планы - ровные такие стежки, только слегка уходят в стороны, а здесь у тебя пришла беда, обрывается тут моя вышивка. Не надо, не надо так на меня смотреть, я всего лишь передаю то, что ты мне рассказывал.
Нет, тут уже я сама, тут уже моя епархия: кровь, слезы, решения, боль и обида. Тяжелую работу я и без твоих сказок сделаю, сказки бывают злыми. Бывают и очень злыми, даже жестокими, давящими такими, оставляющими тяжелое впечатление. Только ты же таких не пишешь, сказочник, не пишешь. Внутри тебя оно есть, а не пишешь.
Боишься ты рассказать другим о себе, снова увидеть вышивку на моей реальности. Думаешь, не видно этого? Да видно, видно. В глазах твоих видно.
И мысли твои, и чувства, и попытки снова испытать что-то такое же яркое, сильное, выжигающее изнутри.
Не ворчи, не начинай мне снова про старость, ради тебя же, ну, не начинай! Кто тут молод, а? Я ли? Вот насмешил, так насмешил! Да кто сидел рядом с тобой, когда ты сопливым мальчишкой коряво выводил первые в своей жизни строки? В той, первой, где еще не было у нас даже стула лишнего, где мы сидели на полу, прямо на холодном дереве, где рядом вяло трещал скромный огонек крошечной свечи.
Помнишь, как ты взрослел, сказочник? Как искал новые формы, как экспериментировал ссюжетами, лицами героев, их возможностями, пылкостью чувств и исполнением их в жизни? А я помню. Все помню и все сохранила.
Помню, как ты стоял невидимкой рядом со своим первым волшебником, чей образ перенес на бумагу. Как переживал вместе с ним, когда горела его земля, как шел рядом, стиснув зубы, когда он бежал прочь со своей земли. Помню, как ты сам готов был взять в руки оружие и помогать своему герою, как обещал никогда больше не писать таких жизненных сказок, как потом еще долго не брался за работу.
Все я помню. И как ко мне приходил по ночам, как пил кружку за кружкой хмельной эль, как сидел, уткнувшись в мое плечо, и молчал, как грустно ты тогда улыбался мне, глядя в глаза.
Я была твоим другом, твоей молчаливой художницей сказок, оформительницей грез и инструментом воплощения, день и ночь, стежок за стежком, вышивая невидимой нитью твои сказки.
И ты тогда был со мной, рядом, почти вместе. А теперь тебя нет. Нет у меня, нет на моей конве, нет даже близко. Вот ты сидишь, покусывая кончик пера, весь такой серьезный, сосредоточенный и готовый быстро набросать очередную сказку. Ты говоришь, что надо делать наброски, затем расширять их, дополнять и редактировать. Ох ты ж, слово-то какое сказал!
Ты стал мастером, готовым приподать урок любому юнцу, скребущему твою дверь в поисках мастерства.
А вот нет в тебе больше того задора, счастья, интереса, водопада сказок внутри, потока слов, в котором я купалась, не успевая вышивать их в моей реальности. Нету, кончились твои импровизации, горящие искры в глазах, безумные поступки, отчаянные повороты сюжета, искренность в словах и честность в делах.
Нет тебя больше, милый мой сказочник, да и не было, наверное, никогда. У меня - уж точно. Друзья, помощники, соратники и даже родня - все это было рядом с тобой, во мне, в чужих глазах, в листьях за окнами. И я была, куда ж ты без меня-то. Вот тут, рядом сидела, улыбалась, молча подтягивая нитку, чтобы она не рвалась.
И было в твоих глазах, если уж и не теплота, так хотя бы чувство единения.
А теперь нет ни его, ни чувств, ни тебя.
Или осталось еще что-то? Вон там, на самой глубине глаз, на доннышке зрачков?
Показалось, говоришь... Может быть, может быть... Мне в последнее время многое кажется, но уж тут ты бессилен, сказочник. Кто-то же из нас должен видеть надежду, а не просто работу среди ниток, бумаги чернил.