Оптимизм. Беспощадный и всепроникающий

25.10.2017 в 22:15

Пишет  Анна Геннадиевна:

Коллега ххххххххххххххххххх
Однажды во время дальнего автопутешествия мы с приятелем остановились перекусить в придорожном кафе. Приятель заказал хот–дог. Я воздержался, хотя страшно проголодался. В рейтинге Мишлена это кафе получило бы минус три звезды, и я опасался, что хот–доги тут понимают буквально и подают разогретых собак.

"Как ты можешь это есть, — пошутил я, — зоозащитников не боишься?"

"Мистера Эндорфина на тебя нет", — ответил приятель.

"Кого — кого?" — переспросил я.

Так я узнал про Мистера Эндорфина.

Приятелю готовили его хот–дог, а он рассказывал. Хот–дог готовили довольно долго, видимо, сначала им все–таки пришлось ловить собаку.

"У меня на первой работе был мужичок. Бухгалтер. Ну, такой, как сказать, в розыск его не объявишь — без особых примет. Моль средних лет. Когда я его впервые увидел, подумал, фу, какой плоский, неинтересный дядька. Пока однажды не услышал его тихий комариный смех. Он сидел перед своим монитором и хихикал. Я проходил мимо и из любопытства заглянул в экран. А там какой–то бухгалтерский отчёт в экселе. И он над ним ржёт. А ты не прост, чувак, сказал я себе тогда. И ещё прикинул, а может, уже пора из той конторы валить, раз бухгалтер хохочет над финансовыми документами.

Короче, персонаж оказался, что надо. У него всегда все было превосходно. Это его фишка. Понимаешь? Всегда. И все. Даже осенью. Когда любому порядочному человеку хочется, чтобы дворник закопал его поглубже в листву. "Превосходно". Не "нормально". Не "хорошо". И даже не "отлично". Именно — "превосходно".

Погода у него — только прекрасная. Иду как–то раз на работу, дождь как из ведра, ветер, зонтик надо мной сложился, отбиваюсь спицами от капель, настроение паршивое. Вижу, перед входом в контору стоит этот перец по колено в воде, смотрит себе под ноги. Сливные стоки забились, вода хлещет по мостовой ручьями по его ботинкам. Гляди, кричит он мне, как будто горная река, и лыбится.

Машина у него — самая лучшая. Однажды он меня подвозил. Едем на его перпетум мобиле. С виду вроде "копейка", но зад подозрительно напоминает Москвич–412. Франкенштейн какой–то. Послушай, как двигатель работает, говорит он мне. Песня, да? Я послушал. Если и песня, то этакий Стас Михайлов в старости — кашель и спорадические попукиванья. А он не унимается: и ведь не скажешь, что девочке тридцать лет. Узнав про возраст девочки, я попросил остановить, так как мне отсюда до дома рукой подать. Вышел на каком–то пустыре и потом час брёл пешком до ближайшего метро.

Курорты у него — все как на подбор невероятные. Я как–то поехал по его наводке в Турцию. Он мне полдня ворковал про лучший отдых в жизни, про космический отель, про вкуснейший шведский стол. У него даже слюна из уголка рта стекала. Я и купился. Из самолета нас выкинули чуть ли не с парашютом над какой–то долиной смерти. Посреди лунного пейзажа — три колючки и один отель (так что про космический — не обманул). До моря можно добраться только в мечтах, отель в кукуево. Шведский стол — для рабочих и крестьян: сосиски, макароны и таз кетчупа. Я взял у них книгу отзывов. Там после десятка надписей на русском про "горите в аду" и "по возвращении на Родину передам ваши координаты ракетным войскам", выделялась одна, размашистая, на пол–страницы: "ВОСТОРГ!!!" Не с одним, не с двумя, а именно с тремя восклицательными знаками, и всеми большими буквами. И знакомое имя в подписи.

У нас в то время вокруг офиса приличных заведений не было. Приходилось испытывать судьбу в общепите. Я всегда брал его с собой на обед. Какой потрясающий суп, как крупно порезали морковь, сколько отборной картошки, а приправа, приправа, причитал он в гастрономическом полуобмороке, над тарелкой с пойлом из половой тряпки. Ну, что же это за беляш, это же чудо, а не беляш, нежнейшая телятина (каждый раз в ответ на это нежнейшая телятина внутри удивленно мяукала), тесто воздушное, сок, сок ручьями, и так далее. Послушаешь его, послушаешь, и глядь — и суп вроде уже мылом не отдаёт, и беляш провалился и не расцарапал когтями пищевод. А, главное, после обедов с ним я ни разу не отравился — видимо, организм в его присутствии выделял какие–то защитные вещества.

И это была не маска, вот что интересно. Сто процентов — не маска. Все естественно и органично. Его вштыривало от жизни, как годовалого ребёнка. Возможно, в детстве он упал в чан со слезами восторга, наплаканный поклонницами Валерия Ободзинского, как Астерикс — в котёл с волшебным зельем.

Мы в конторе прозвали его "Мистер Эндорфин". В курилке часто можно было услышать: чего–то сегодня хреново, пойду с Эндорфином поговорю. Мистер Эндорфин сверкал лысиной, как маяк.

Знаешь, что самое забавное? У него и семейка такая же, под вечным феназепамом. Он как–то раз пригласил меня в гости. Я впопыхах купил какой–то неприлично дешевый торт, вафельный, ну, с таким ещё первоклашки на свидание к девочкам ходят. Мы сели за стол, с ним, его женой и сыном, разрезали этот деревянный торт, затупив два ножа и погнув один, разложили по тарелкам и понеслась. Какое потрясающее чудо, застонал ребёнок. Какое чудесное потрясение, подхватила жена. Вот суки, издеваются, подумал я. А потом пригляделся: нет, у людей натуральный экстаз. При прощании чуть ли руки мне не целовали, все трое".

В этом месте приятелю принесли хот–дог, и он закончил рассказ.

"Вот ты спросил, как я это буду есть, — сказал он, — очень просто: включу Мистера Эндорфина".

Приятель взял хот–дог, поднёс его ко рту и зашептал:

"Какая румяная сосиска, с пылу с жару, с пряностями. О, да тут не только кетчуп, из отборнейших томатов, да ещё и горчица, пикантная, сладковатая. Пышная, свежайшая булочка..."

"Девушка! — крикнул я через все кафе хозяйке заведения, — можно мне тоже хот–дог!"

(с) Олег Батлук

@темы: Смех да и только, Кто все эти люди?, Малость, а приятно, Не ворую, а заимствую

---

Высшая форма жизни

Что вот этоза высшая форма жизни, существующая рядом с каждым из нас? Я думала, мифы илегенды, это мифы илегенды. Ну, там высшая раса, исчезнувшая Атлантида.
Каждый раз убеждаюсь, что телепаты рядом, но мой адаптер чот выключен на прием. Или с генетикой не повезло, и я сигналы из космоса не принимаю.
Высшая форма, конечно же, выше плебейских речевых конструкций, они только молча смотрят и ждут, что ты примешь их телепатический сигнал. А потом устраивают скандал, что ты не догадался, не прочел мысли и не выключил суп на плите, не высосал из пальца молчаливый комплимент или такое же молчаливое осуждение.
Возьмешь так вот тряпку, вытрешь лужу, а тебе тут же: не та тряпка, другую надо было. Ага, догадайся, прочти мысли. В чем разница тряпок, откройте секрет? Обе грязные, обе висят где попало, обеими все вытирали всегда.
Или не сообразишь возгордиться, что на тебя обратили внимание, выделили тебя из толпы серой массы. И тут же получаешь обиженное: как, ты не поняла, что ты особенная?
Да вот, представьте себе. Я слушаю речь - пиздец, какое открытие. И если мне не сказали чего-либо, с какой стати я должна придумывать несуществующее?
Чтобы потом брать на себя ответственность за выводы? Чтобы получать уже по шапке за домысливание?
Всегда же можно будет сказать, что я этого не говорил, ты сама придумала, а я вообще мимокрокодил.
Зачем людям рот, если они в него едят? Почему так сложно открыть его и произнести слова?
А потом общественность воет белугой на могилках, убиваясь о надгробия с опломбом, что так многого не сказали. Так, вашу машу, открывали бы рты почаще и говорили.
Сложно, страшно и опасливо? А ждать, пока поймают сигналы из космоса не сложно и не опасно? Сигналы могут искажаться, теряться и не доходить вообще-то.
Но кого это, в самом деле, волнует. Главное - свою сраку прикрыть, а остальные проживут с выражением потерянности на лице в очередной раз, когда снова пропустили сигнал телепата.
И вот мое любимое: а что, из моего поведения не понятно?
Не понятно. Блин, как оббъяснить некоторым людям, что видеть невидимое и придумывать общение, если все молчали, это ненормально. Ненормально, когда с тобой перебросились парой дежурных фраз, а ты уже сделал вывод, будто вы друзья навеки, пара или знакомые из прошлой жизни. Ненормально делать выводы без словесного подтверждения с другой стороны, что ты понял правильно посыл.
Ну, в самом желе, мы же не верим на слово на работе, когда туда устраиваемся, что у нас будут горы воооооот такой высоты, а зарплата - вооооот такой ширины.
Так зачем вынуждать верить домыслам окружающих? Может, я однажды догадаюсь, когда надо домыслить и не сломать тонкий момент, а когда стоит уточнить и, желательно, в писменной форме, что имелось в виду.
Не хочется видеть несуществующее в каждом унитазе, но и быть героем песни "Что ты имела в виду?" тоже не хочется.
Это, конечно, мои личные тараканы, но как же неудобно порой жить среди молчунов из рядов высшей расы.

@темы: Кто все эти люди?, Размышления, Чо за нахуй?

---

Если...

При Звереве я буду стреляться из плюшевого пистолета, изучая на литре джигурдизм. Да, сначала чтение стихов с надрывным хрипом, а потом выстрел в висок из плюшевого пм, факт.
Кстати, а министр иностранных дел, пожалуй, наладит наши отношения с партнерами, у него в этом опыт есть.

23.10.2017 в 23:39

Пишет  El Guason:

Найдено на просторах инета
Я просто оставлю это здесь

Расшифровка: если президентом РФ станет Собчак, то министром обороны будет Сергей Зверев, премьером - Алексей Панин, пост министра иностранных дел достанется Борису Моисееву, ну а министром культуры, так уж и быть, побудет Джигурда...
Грустный такой юмор, да...

@темы: Не ворую, а заимствую, С миру по нитке

---

Белая лилия

Ты предлагаешь мне выбор, толкая шагнуть за грань,
Перешагнуть наугад тонкую белую линию.
А я не умею верить в судьбы нерушимую длань,
И я смотрю, как вянет хрупкая белая лилия.

Гонит меня, толкая в лопатки, твоя вороненая сталь,
И я безучастно смотрю, как кончается серое время.
А за белой чертой ничего, безоглядная темная даль,
И мы ошибаемся вместе, не зная, не веря.

Все слова уже сказаны нами, и горло от них саднит,
И теперь за тебя говорит твое же оружие.
Ты не знаешь, и я не скажу, что сильнее удара болит
Осознание правды: никто никому тут ненужен.

Ты не хочешь меня убивать, но всего-то откроешь окно,
И я снова шагаю за грань, прилагая усилия,
А когда я вернусь, я скажу тебе только одно:
Я не помню тебя, я помню белую лилию.

22.10.2017

@темы: Творчество. Стихи., Душевный чердак, Я и мои создания

---

Музыка Мартино

Кадахия — отдаленный мир на границе Периметра. Две трети планеты покрыты жаркими засушливыми пустынями, одна треть покрыта океаном. Считается памятником истории после того, как за семь лет до закрытия Периметра на Кадахии были обнаружены множественные следы древних рас, чьи могильники и гробницы прекрасно сохранились в соленых провалах под песчаными дюнами. В настоящее время признан бесперспективным в плане разработки полезных ископаемых, но так и не был исключен из лоций и списков Лиги Защитников Палеоконтактов.
Лига Защитников Палеоконтактов — изначально ветвь общественных деятелей и историков, организовавших свою лигу, как общество защиты исторических памятников новых планет. В последствие была признана условно нейтральной по отношению к власти Совельхейм. Отдельные ячейки входят в вертикаль аппозиционных формирований, ведущих борьбу с диктатурой холдинга.
Кидрас — мелкая птичка, водящаяся на холодных каменистых островах, преимущественно, водных миров. Привезена в Периметр в одну из первых экспедиций с целью налаживания контактов с дружественными расами. Питается мелкими рачками и моллюсками, выковыривая их длинным тонким клювом из-под мокрых камней после отлива. Удар такого клюва может легко пробить кость человека. В последние годы широко распространена на архипелагах цепочки интернатов для сирот, расположенных в северных широтах разных миров Периметра.

«Зачеркнуть проект» — выражение употребляется в узких кругах профессионалов, так или иначе связанных с биоинженерией и проектировкой новых устойчивых форм жизни. Изначально означал жирную поперечную линию, которой перечеркивался проект на экране или на бумаге, снизу вверх под углом в сорок пять градусов. В последствие стал использоваться всеми, кто желал выразить на сленге нерентабильность затрачиваемых на предприятие средств, сил или материалов. Эквивалент выражению «проще разобрать, чем собрать обратно».

Бар «Вырождение», подземный уровень, сорок минут спустя

Эрих открыл глаза, пытаясь рассмотреть что-то в мутной круговерти пространства. Ему было совершенно непонятно, где он и что с ним. Белесое марево никак не желало оформляться во что-то осмысленное, продолжая сжимать голову тисками боли. Очень хотелось пить. Жажда казалась такой нестерпимой, что Рочестер подумал было, будто невероятным образом снова оказался в жарких пустынях Кадахии.
Богом забытая местность, плавящаяся под лучами двойного светила, стала той самой отправной точкой и поворотом, на котором информационник решил свернуть с дороги своей профессии. Если в самом начале он еще пробовал, стиснув зубы и проявляя силу воли, работать наемным специалистом по своей профессии, то Кадахия уничтожила его попытки, стерла их, как пласт лоугика.
Тогда было трудно всем, не только ему. В первые же часы после высадки отряд военных кретинов умудрился попасть под обстрел местных аборигенов, чьи отравленные стрелы ранили несколько человек. Но самым отвратительным стало отравление запасов воды. Пищу они не тронули, но этого и не требовалось. Совершенно непостижимым образом вода стала непригодной для питья даже в закупоренных флягах военных. Да и сам Рочестер лишился запаса жидкости. Аппарат для рецеркуляции мочи, притащенный для резерва, остался невредим. По крайней мере, на следующие несколько дней, пока все добирались до ангара в пустыне, где военным требовалось что-то забрать. Обнаруженный объект в виде неучтенного ни в одной описи здоровенного ангара заставил гвардию Периметра расчесать укус блохи и выслать на Кадахию небольшую группу для проверки и зачистки ячеек ЛЗП. Оставаясь условно ни при чем, Лига Защитников то и дело выплевывала в Периметр новую радикально настроенную ячейку своих горячих последователей, и военным приходилось таскать свои кости от обжитых казарм до мерзких рассадников аппозиционеров.
Едва в раскаленном, дрожащем от жары, воздухе появились засыпанные песком главные ворота ангара, окруженного частоколом из орбитальных антенн связи, безликий и молчаливый капитан подсчитал первые потери личного состава. Их оказалось на удивление немного, всего лишь два человека.
Однако, Кадахия жестока и не прощает ошибок и гордыни. Как выяснил их врач, отправившийся в путь с военными, в песках пустыни содержались вредные микроорганизмы, которые, проникая мельчайшими частицами с рук, когда люди отвинчивали крышки фляжек, делали воду похожей на тягучий желтый клейстер, не пригодный к употреблению. В последствии то же самое происходило и с кровью, и с остальными жидкостями в телах гостей. Кадахианцы, сформировавшись и прожив в этой местности много веков, выработали иммунитет к этой бактерии. Но так как небольшая база противников режима Совельхейм, до которой они должны были добраться, никому не спешила сообщать свои координаты и делиться полезными сведениями, это стало сюрпризом для военных и для нанятого ими информационника. Впрочем, капитан Смитт с уверенностью в голосе заверил выживших, что в точке рандеву должно быть противоядие. Это показалось логичным, если учесть, что в ангаре обосновались не местные, а залетные радикалы, у которых не могло быть врожденной защиты от пакостного микроорганизма.
В тот раз, обезумев от жажды и жары, Эрих потерял сознание уже на базе. Перестрелка была жестокой и долгой, обессиленные вояки рвались внутрь, в прохладу, поближе к воде, на которую рассчитывали, а Эрих шел рядом, облаченный в ту же форму, что и остальные.
Им не хватило совсем немного до того момента, когда интоксикация была еще обратима. В гермитичных и надежно закрытых холодильных установках ждали своего часа рядки розоватых ампул с противоядием, семидневный курс которого вызывал стойкий иммунитет к бактериальной инфекции этого мира. Галлюцинации, бред и высокая температура вызвали у одного из рядовых приступ паники, и он открыл огонь по ближайшим людям. Остальные, чье сознание и так было расшатано токсинами, выделяемыми микроорганизмами внутри, разом опустили заслонки критического восприятия мира, втянувшись в перестрелку. Рочестер видел происходящее сквозь смешение информполей ангара и исходящих от соратников потоков данных, и темнота его мыслей смешалась с зеленым болотом информпластов, заставляя убивать, чтобы не умирать.
Именно тогда, произведя, как ему казалось, акт милосердия, уничтожив половину своего безумного отряда, он и встретил маленькую девочку, подарившую ему браслет с одной висюлькой.
— Давай, ты возьмешь его, а меня не тронешь? — сказал ребенок, и уничтожил черный туман в голове Эриха. Тот пришел в себя, дрожащей рукой забрал детское украшение, повернулся и пошел прочь, особо не рассчитывая на спасение. С тех пор он старался не показывать спину при отступлении и не выносил даже тени жажды.
— Проснулся? — послышался довольный голос Техниса рядом. Рочестер попытался сфокусировать взгляд, но не смог. — Не старайся, — добродушно сказал биотехнолог и сунул в руку другу стакан с холодной водой. Эрих выпил его так быстро, что по подбородку стекли две струйки. Он собрался тут же потребовать еще, когда внезапно приступ жажды отступил. Зрение стало четким, головная боль пропала. Он сидел на стуле рядом с Технисом. Чуть поодаль расслаблялся в больших наушниках Рун, держа на прицеле привязанную к другому стулу женщину. По другую руку от Эриха грузно сопел сержант дозорных, сверля всех присутствующих недобрым взглядом.
— Что ты вытворил на этот раз? — осипшим голосом поинтересовался информационник. Технис лукаво усмехнулся в усы.
— Все благодаря моему юному другу, — кивнул он на Джастиса, — модификация его природных талантов подарила мне отличный усыпляющий газ.
— Который не действует на тебя? — с сомнением оглядел его Рочестер. Технис пожал широкими плечами.
— Почему же? Действует. Но я, перед тем, как к вам присоединиться, распылил на лицо защитную пленку. Пара вдохов, и связавшиеся с тканями моих слизистых, молекулы пленки предохранили меня от сего досадного происшествия.
Эрих захотел потрясти головой, слыша столь нехарактерные слова от своего старого друга. Кажется, тот понял сомнения Рочестера.
— Увы, не без последствий, — уже куда менее дружелюбно продолжил Технис, — после применения у меня какое-то время наблюдаются странные и несвойственные всплески когнитивных реакций. Не волнуйся, скоро пройдет, — заверил он его. Технис встал, пройдя мимо всех присутствующих, и подошел к изящному, пусть и несколько громоздкому, сооружению. Верхняя часть его была выполнена в темных тонах, словно бы поглощающих свет вокруг. Нижняя платформа представляла собой просторный поддон с углублением для человеческого тела. Анатомическая форма сооружения не оставляла сомнений, для чего он служил. Технис, который, видимо, уже потратил некоторое время на изучение этого прибора, уверенно потыкал в дисплей пальцем, выводя на дрожащий разноцветными плоскостями голоэкран новые данные.
— судя по вашей настойчивости, — обратился он к Схеме Кейне, когда ту привели в чувство, — это и есть причина вашего визита?
Женщина кивнула. Технис снова потыкал в экран, бормоча себе под нос какие-то термины.
— Это стандартная хирургическая капсула Схем Совельхейм, адаптированная на показания и нормативы модифицированных служащих холдинга, — сказала она на удивление спокойно.
— Я заметил, — задумчиво произнес Технис. — И чего вы хотите от меня? Чуда? По сравнению с такой технологией, я едва ли смогу предложить вам больше, чем умеет эта машина.
— Отключите предохранители капсулы, — произнесла Кейна. Сержант перевел на нее странный взгляд. В его памяти еще были свежи воспоминания неконтролируемых эмоций, увиденных им в транспортном средстве Схемы.
— Отключить питание? — уточнил Технис. Кейна отрицательно качнула головой, раздраженно передернув плечами.
— Отключи предохранители, чтобы система не выносила решения о целесообразности попыток реанимации объекта.
Технис, кажется, начал что-то понимать. Он хмыкнул, совершенно не обращая внимания на Эриха, крайне удивленного происходящим, и на Адама, чье понимание ситуации уже вышло за грань разумного. Во всяком случае того разумного, что сам Грохман считал таковым.

Совещательный зал холдинга Совельхейм, примерно в то же время.

— Вы решили проблему, директор? — повернув голову к своему брату-близнецу, спросило его отражение. — На мой взгляд, времени было достаточно для устранения любых причин для беспокойства.
Его собеседник, один из шести одноликих и однообразных директоров холдинга, ответил почти сразу:
— Я, как распорядитель всех внешних структур, предпринял все, что должно было быть предпринято в подобной ситуации. Схемы ликвидированы. Стандартный протокол зачистки.
Сидевшие полукругом в совершенной серости клубящихся очистительных систем, директоры представляли собой только плавающие в густой серой жиже лица. С неотличимыми друг отд руга выражениями на них. Свет оставался приглушенным, его спектр показался бы странным любому, кто мог бы оказаться в этот час за закрытыми дверями святая святых. На самом деле само обиталище управляющих директоров находилось много ниже, под такими слоями твердых пород этой местности, что туда последний раз спускались, наверное, на заре формирования холдинга. Обслуживающие системы, которыми управляли специальные конструкты — детища одного из директоров — могли обеспечивать полную автономность существования подземного уровня без вмешательства других людей.
— У меня есть сведения, что ваша стратегия не увенчалась успехом, — снова произнес первый директор. Его собеседник на секунду прикрыл глаза, потом снова взглянул на свое отражение в лице первого директора и произнес:
— Вынужден согласиться под давлением новых фактов. Ликвидация прошла успешно только в пятидесяти процентах заданного объема. Но тут следует передать слово ответственному за корректировки элементов случайностей.
Оба директора уставились на третье лицо, плавающее чуть поодаль от первых двух.
— Коэффициент случайности был определен, как незначительный. Две десятитысячных процента. Это допустимая норма для подтверждения намеченного алгоритма проведения операции, — поспешил оправдаться тот, на кого посмотрели первые два управленца.
— Вы не учитываете плавающий элемент, господа, — вклинился в разговор четвертый директор. Все присутствующие обратили на него внимание. Обычно эта часть директорского состава выступала только в общем голосовании и никогда не проявляла инициативы. Тем более, не оспаривала выводы и расчеты остальной пятерки.
— Поясните, господин директор по сбору неликвидных данных? — взял голос первый директор. Четвертый участник брифинга подплыл ближе, раздвигая невидимой структурой клубы жирного серого вещества, заполнявшего комнату в это время.
— Личные отношения, эмоции, не поддающиеся контролю действия, — охотно начал перечислять директор. — Так называемая человечность. Все то, что не вписывается в стандартные схемы, моя основная обязанность.
— Ваша обязанность заключалась в том, чтобы предоставить расчеты с учетом подобного в данной паре объектов, — врезался в совещание пятый участник, бывший директором по силовым операциям за Периметром. — Человечность признана ошибочной, протоколы и настройки алгоритмов никогда не учитывают ее с момента закрытия Периметра.
— Данные были предоставлены вовремя, — высказался ответственный за процентарные сведения эмоционального спектра. — Исходя из них, Схема Мартино обязан был открыть дверь транспортного средства и попасть под ликвидацию.
— Данные неполные, — категорично заявил пятый участник. В его голосе слышалась едва уловимая нотка раздражения и злости. Остальные вопросительно уставились на него, и тот пояснил:
— Объект запустил реакцию химического взрывателя, отперев соседнюю дверь транспортного средства, как сделал бы это только в случае наличия рядом напарницы. Которой, смею напомнить, не присутствовало на прошлом заседании. Почему операция не была отменена, если объем планируемых действий сократился вдвое?
Какое-то время все директоры молчали. Вернее, молча смотрели друг надруга, не пытаясь произносить слова вслух. Между лицами директоров задрожало внезапно расчистившееся серое пространство, когда квантовые потоки передачи данных сплелись в единую сеть. Они обменивались невероятно сложными конструкциями, для произношения которых в реальном времени потребовались бы часы. Последним взял слово директор по расчету процентарного соотношения человечности, уточнив, что совет холдинга не посчитал нужным приглашать Схему Кейна на заседание, что помешало убедиться в ее наличие внутри служебного транспортного средства. Совет исходил из стандартных протоколов, регламентирующих количество Схем в конкретной связке, и отмел вариант проверки возможных изменений. Хотя, и директор мог предоставить данные лично, вертикали и переплетения нараставших потоков эмоциональных отношений в этой паре росли с каждым новым делом.
Иными словами говоря, директор предъявил претензию остальным в том, что они отказались учитывать крепнущую личную связь между Мартино и его напарницей, не принимая эти потоки и обмен информацией за переменную, способную хоть на что-то повлиять в расчетах.
— Если мы выяснили все вопросы за несколько долей секунды, зачем совет холдинга до сих пор поддерживает связь с помощью голосового аппарата? — задал вопрос ответственный за силовые операции внутри Периметра.
— Мы должны поддерживать этот вид связи, чтобы удачно коммуницировать с нашими представителями, — резонно высказался первый директор, управляющий внутренними делами.
— Логично, — согласились остальные, и этот вопрос был перенесен в базу отложенных до неопределенного срока. — В таком случае, я подведу итоги, — продолжил он. — Уничтожение заданных объектов прошло только на пятьдесят процентов. Исходя из тех данных, которые только что предоставили остальные, я склонен заключить несколько вещей. Кураторы всех Схем должны быть ликвидированы в ближайшее время. Мы должны отыскать Схему Кейна и уничтожить, убедившись, что она именно мертва, как биологический объект. После этого должна быть проведена общая зачистка всех элементов, имеющих отношение к обсуждаемому делу.
— Невозможно исполнить на сто процентов, — снова вклинился ответственный за неликвидные элементы поведения директор. — В нашей системе зафиксировано присутствие представителей внешнего мира, которые ведут свою игру. И, исходя из этого, решение о зачистке оправдано. Но в нашей системе имеются неоспоримые сведения наличия представителей иной, нераспозноваемой формы жизни, которые имеют троичный код информации. Системы безопасности либо принимают их за один из дружественных объектов, либо уничтожаются ими до того, как распознают угрозу. Это высший приоритет безопасности холдинга. Советую отложить операцию зачистки, оговоренную выше.
Какое-то время все снова молчали, обменимаясь мнениями и расчетами по квантовым каналам связи. Марево дрожало все сильнее, расчищая себе пространство от серой дымки. Когда ее почти не осталось в помещении, первый директор снова взялся подводить итог:
— Директор по безопасности внутренних дел займется поиском и уничтожением сломанных частей Периметра, — произнес он, имея в виду Кейну и остальную компанию во главе с Рочестером, — а мы займемся анализом новой ситуации с неизвестными переменными и выработаем алгоритм защиты против них.
Остальные согласно кивнули. Директор по безопасности внутренних дел озвучил уже сформировавшееся решение задачи, пропустив через себя невероятное количество данных и потоковых алгоритмов, чтобы выбрать наиболее подходящий:
— Самым оптимальным будет привлечение внешних ресурсов, которые неоднократно зарекомендовали себя, как удачное решение в зачистках.
На этом совещание было окончено, и серая темнота скрыла лица участников, отправившихся заниматься своими обязанностями.

Истерзанная память Мартино снова выплюнула его прочь из событийного ряда, вернув в интернат. Удушающие кошмары, преследовавшие его всю сознательную жизнь, вернулись с новой силой, навалившись на плечи и сдавив жалкое сознание в кулаках. Вещи и люди обрели объем, будто все происходящее было реальней тех моментов, за которые он еще пытался цепляться в периоды облегчения.
— В чем заключается твоя задача в этой жизни? — монотонным голосом спрашивал его наставник, прохаживаясь мимо и постукивая длинной гибкой палкой по ладони. Мартино смотрел на целый класс подростков, всех, как один, уставившихся на него в ответном молчании. — В чем заключается твоя основная задача, ученик? — меряя шагами класс, повторял наставник, не поднимая на Мартино взгляда. Он стоял, не в силах сдвинуться с места, и не в силах даже осмотреть себя, чтобы понять, что с ним и как он сюда попал. Смутное ощущение неправильности преследовало его изнутри, но голос наставника, заставлявший вздрагивать всякий раз, едва разносился монотонным гулом по холодным коридорам, сковывал льдом изнутри. Вгруди Мартино расползались кристаллики льда, вытесняя воздух из легких, словно он оказался выброшенным в открытый космос, и кровь начинала вскипать внутри, в доли секунды превращаясь в бурую массу. Еще мгновение, и вены лопнут, а все внутренности потрескаются с противным хрустом, обернувшись мерзлыми снежными комками.
— Твоя задача, ученик, приносить пользу обществу и быть достойным вложенных в тебя средств! — внезапно рявкнул наставник,. — Твоя жизнь, твое тело, твои возможности принадлежат холдингу Совельхейм. Тебя выбрали для работы в этой структуре, и отныне ты не имеешь права ни на что, кроме достойного исполнения любых приказов холдинга. Тебя нет, ты не существуешь вне Совельхейм. Ты его часть, его плоть и кровь. В прямом и переносном смысле. И все, в чем заключается твоя жизнь, любой ценой оправдать возложенное на тебя доверие холдинга.
Наставник остановился, покрутил в руке тонкую гибкую палку и сжал ее в ладони. На конце импровизированной указки, которой этот предмет был до личной модификации наставника, затрещал электрический разряд. Мартино понял, что у него по спине бегут мурашки. Забыть этот звук он не сумел бы никогда. Как и то, что обычно следовало за ним. Треск усилися как раз в тот момент, когда наставник, легко размахнувшись, ударил Мартино по ногам. Этого человека не даром сравнивали с птичкой кидрасом, с неимоверной точностью умевшей добывать себе пропитание. Удар ее тонкого длинного клюва, похожего на веточку, пробивал насквозь панцири морских крабов и оставлял трещину в кости взрослого человека. Взрослые особи, прожившие достаточно долго, умелираскалывать даже тонкие камни.
Судорога боли, которой свело конечности, заставила Мартино упасть на колени. Электрический разряд указки вызвал спазм мышечной ткани, причиняя нестерпимые муки.
— И потому, исходя из выше изложенного, — продолжил, как ни в чем не бывало, наставник, — ты не имеешь права выбирать себе увлечения. Твои будущие коллеги, — он коротко кивнул на замерший класс, —достойно принимают это правило. И только ты имеешь наглость спорить с налаженной системой.
Второй удар был похож на укус ядовитого электрического ската, пробежав по рукам и выбив дыхание из груди. Мартино стиснул зубы, чтобы не застонать. Он как раз пытался встать на ноги, опираясь на ладони, когда наставник заметил это и нанес второй воспитательный удар электрической указкой.
— Запомни, Мартино, — занеся палку для третьего и последнего удара, размеренно заговорил наставник, — у тебя нет прав, кроме тех, которые холдинг назовет твоими полномочиями в конце пребывания в этих стенах. И потому никакая музыка, как и прочие занятия вне программы обучения, не должны занимать твои мысли и снижать эффективность разработанной схемы получения необходимых навыков.
Следующий скользящий удар пришелся точно в грудь, и Мартино завалился на спину, сотрясаясь от мелких судорог по всему телу, и пытаясь впустить в легкие хоть немного воздуха. Он почти физически чувствовал, как спазматически сжимается внутри сердечная мышца, перегруженная электроразрядами. Ритм сбоил, дыхание пропало, а тело все дергалось и корчилось на пыльном полу в классе интерната.
— Ты понял, в чем твоя основная задача, ученик? — доносился до Мартино размеренный голос наставника. — Ты понял свою задачу?
Ему очень хотелось ответить, но сил на это не было. В ушах шумела кровь и отголоски ярости, поднявшиеся из самых тайных глубин души. Электрические заряды прекратили терзать его тело, оставив только микросудороги в пальцах и мышцах, но челюсти оставались так плотно сжаты, что выдавить в ответ хоть слово не представлялось возможным.
Легкая чудесная музыка, разлившаяся по классу, выбила из сознания боль и страх. Звуки сплетались, поднимаясь к сводчатому потолку, сходящемуся куполом высоко над головой, отражаясь от него и отдаваясь внутри приятным чувством.
— Запомни эти звуки, ученик. Отныне они будут вызывать у тебя только отвращение. И я помогу тебе запомнить эту связь. Связь между ударом и звуком. Однажды ты скажешь мне спасибо, — впервые за долгое время растянул губы в подобие улыбки наставник. Его бледные водянистые глаза впились в лицо Мартино. Красные ободки слизистых подчеркивали остальную невзрачность внешности этого человека. Вытянутое лицо и излишне длинный нос придавали ему сходство с глупой птичкой, чья порода буквально перенаселила все пустоши прибрежной зоны интерната. Остальные ученики все так же сидели молча, не смея отвести взглядов от показательного наказания своего товарища. И если у кого-то из них до этого момента еще сохранялась надежда оставитьв тайне свои увлечения или желания, то после такой выволочки надежды ребят рухнули окончательно.
Как ни странно, но Мартино действительно сказал своему наставнику спасибо за этот урок. Правда, Кидрас не оценил благодарности бывшего ученика…

Мелкие разногласия, как назвал их Грохман, уладились достаточно быстро. И пусть Эрих склонен был воспринимать попытку захвата заложников далеко не так дипломатично, как сержант дозорных, но он согласился с такой мягкой формулировкой, чтобы не нервировать женщину с красными волосами, представившуюся Схемой Кейна. Адам слонялся по комплексу под баром, не находя себе занятий. Он то и дело пытался оказаться подальше ото всех, чтобы, улучив момент, сбежать до ближайшего участка сил правопорядка и заявитьо случившемся. Но то ли по стечению обстоятельств, то ли по четкому приказу Техниса, его всегда ловили в последний момент и находили ему пустяковое дело, чтобы занять мысли и руки.
Таким образом Адам уже успел прибраться на верхней площадке, уладить мелкую стычку в баре наверху, перетаскать громоздкое оборудование поближе к саркофагу Схемы, подтереть полы после короткой потасовки между Руном и Кейной, переброситься парой слов с Рочестером и обессилено усесться в продавленное кресло рядом с занятым Технисом, чтобы оставаться на подхвате снова.
Адам осторожно следил за информационником, мигрирующим из комнаты в комнату, и становившимся все более мрачным. Он тер воспаленные от недосыпа глаза, меняя пустые чашки с бодрящим напитком на полные, но Адам ни разу не видел в руках Эриха алкоголь.
— Может, пора бы уже чего покрепче? — сказал он, снова завидев Рочестера с кружкой дымящегося напитка в руках. Информационник сначала не понял, что имеет в виду дозорный, настороженно покосившись на него. Адам выразительно посмотрел на кружку.
— Обойдусь, — односложно отозвался Эрих. Дозорный пожал плечами.
— Как знаешь. А я бы вот не отказался. Старость, чтоб ее… — примирительно сказал он. Рочестер взглянул на свой напиток так, словно эта мысль не приходила ему в голову вообще. Потом, брезгливо сморщившись, отрицательно покачал головой.
— За последние пять лет мне хватило стимуляторов, до сих пор еще не все вышли, — сказал он. Адам стал похож на собаку, которой удалось взят генетический след преступника.
— Проблемы? — осведомился он. Эрих прошелся рядом, отпивая горячую бурду, должную хоть как-то взбодрить его и прояснить сознание.
— Из-за проблем, скорее, — неохотно признался он. — Несколько лет назад кое-что произошло, и я потерял работу. Вот и понеслось все с тех пор. Как-то до недавнего времени даже не замечал, насколько сильно увяз в этом, пока не встретил… — он осекся, подбирая эпитет, которым можно было бы верно охарактеризовать их с Вероникой отношения, — одну женщину, — закончил он. Грохман понимающе закивал.
— Да, женщины меняют все, — сказал он, вспоминая свою жену. — Моя жена умерла, дети кое-как сводят концы с концами. Да еще пять лет назад муж дочери лишился заработка после странного инцидента на орбитальной базе… — Адам горько махнул рукой.
— Это не моя женщина, и уж точно не жена. Просто… знакомая. Временный деловой партнер, — сухо сказал Эрих, пока его сознание зацепилось за что-то в словах Грохмана и начало настойчиво разворачивать лоугики памяти.
— Ну да, ну да, я понял, — покивал Грохман с таким выражением лица, которое не оставляло сомнений, что он не поверил ни единому слову Эриха.
— А что за инцидент? — спросил Рочестер просто так, чтобы был повод остаться и не возвращаться блуждать под закрытыми дверями палаты Вероники. В последние часы Рочестер напоминал себе брошенную собаку, чей хозяин скоро умрет, но все остальные люди почему-то упорно делают вид, будто в этом нет ничего страшного. Чувство одиночества и отсутствия каких-либо занятий впервые за многие месяцы начало угнетать информационника. Долгое время он жил от заказа к заказу, забивая промежуточный эфир барами, сексом или опасными увлечениями на окраинах городов, где можно было попытать счастья в игре на выбывание. Стрелял Рочестер неплохо, пусть и не слишком хорошо, зато в роли дичи редко уступал самым продвинутым игрокам. Лысый и коренастый, с заметными следами несколько раз сломанного носа, он легко вписывался в любую плохую компанию, играя на стереотипах общественных масс. Конечно, прознай охотники, что перед ними информационник, они пристрелили бы его раньше, чем он сумел бы подумать об этом, но роль бездомного наркомана ему удавалась отлично.
— Геологоразведовательная база где-то в жопе Периметра. До сих пор нет точной информации, что там произошло. Сначала писали про нападение каких-то залетных соседей по галактике, потом все свалили на радикальные ячейки сопротивления, а дальше вообще объявили об утечке топлива. Но разве есть такое топливо, которое может превратить всю базу в пыль и взвесь? — со злостью выпалил Адам. — Ладно, — нехотя признал он, — пусть не всю, пусть только часть. Там вроде похитили что-то, а муж моей дочери как раз был на смене. В общем, доступ получили через его карту, ему и навесили отвечать, когда собрали то, что уцелело.
— А свидетели? — слишком спокойно спросил Рочестер. — Выжившие?
— А выживших не было, — махнул рукой Адам. — Пустое это, — подвел он итог своему внезапному порыву откровенности.
— Выжившие были. Много, — произнес Эрих. — Неужели, ты не нашел никого? А как же твой муж дочери? — мотнул головой информационник. — Что он рассказал?
— Он слегка умом поехал. Все твердил о каком-то человеке, которому помог, или он ему, я так и не понял. Да про стеклянных пришельцев. Бред, одним лсовом. Его и сняли с должности за эти россказни. Свидетелей инцидента не нашли, никого живыми, я имею в виду. Так, обслуживающий персонал, горстка перепуганных и тронутых людей, как мой родич.
— Но кто-то же должен был остаться… — не веря своим ушам, произнесРочестер, — хоть кто-то…
— А тебе вообще какое дело? Ты с чего взял, как оно там должно быть? — подозрительно сощурился Адам.
— Я тот, кто украл информацию ядра той базы пять лет назад. И после этого я лишился работы, имени и возможности хоть что-то доказать. Ты говоришь с человеком, признанным виновным в разрушении орбитальной базы.
Адам не стал тратить время на ответные аргументы.

— Ты, сволочь, это был ты, мразь! — Грохман сделал подсечку, и Эрих кубарем покатился по полу, расплескивая коричневую жижу из стакана. Адам налетел на него так быстро, что у информационника вообще не было шансов уклониться. Попытавшись схватить Рочестера за горло, Адам только скользнул пальцами по выбритому черепу противника, оставив следы ногтей на коже. Шесть Девять, в чьем взгляде уже поднималась черная метель, уклонился от прямого удара, коротко всадив сжатый кулак в брюхо дозорного. Увы, плотная нательная рубаха смягчила удар, и Грохман злорадно оскалился. Он снял громоздкую броню еще в транспорте Схемы, но по старой привычке решил не торопиться разоблачаться окончательно. Удар был сильным и жестоким, но Адам даже не поморщился от него. Тут же перехватив кисть Эриха, он собирался выкрутить ее и сломать кости, но информационник предвидел такое развитие событий, наподдав Грохману предплечьем снизу вверх под подбородок. Дозорный дернулся, едва не расставшись с жизнью, когда позвонки в шее заныли от боли, но драку не прекратил.
— Отвали, я не знал тогда ничего! — яростно провел двойной удар в живот Эрих, больше пытаясь разорвать дистанцию, чем повредить противнику. Адам, в свою очередь, не собирался сдаваться так просто. Вся его жизнь пошла под откос после того случая на базе. Он лишился всего, чего только мог в этой жизни, и, встретив виновника, не собирался просто так впадать в сантименты и брататься за давностью лет.
— Сука, я твои кишки на рынке продам! — прошипел он, стирая кровь с разбитой губы. Клубок дерущихся снова сцепился, покатившись по полу и нанося друг другу удары все ощутимее. Каждый дрался за право выжить, и потому пощады никто не ждал. Будучи ниже на голову, чем дозорный, Эрих был легче и маневренней, и потому желал скорее разорвать дистанцию, чтобы сыграть на своих преимуществах, но сержант прекрасно знал, что у него не будет шансов, если противнику это удастся. Стоило Адаму только упустить жертву из тисков, как та измотает его выпадами и короткими сериями быстрых тычков, заставив уже немолодого и потрепанного жизнью Грохмана сдаться без борьбы.
— Я делал свою работу, — шипел Эрих, когда Адам поймал его шею в захват и начал медленно душить, выжимая воздух из легких. Рочестер захрипел, чувствуя, как кислород прекращает поступать в ткани. Перед глазами уже вертелась темнота, но была ли она следствием очередного приступа или нехватки воздуха, этого он не знал.
— Удавлю, тварь, — пообещал Грохман и сильнее сдавил шею Эриха, прижимая его к полу всем своим весом. Рочестер перестал сопротивляться. Если человеку хочется умереть в крови и дерьме, не стоит мешать естественному отбору. Грохман неожиданно почувствовал, как сопротивление резко пропало. От удивления он инстинктивно ослабил хватку, и тут Рочестер буквально отшвырнул его к стене. Адам сполз по ней, чувствуя, как в пояснице что-то предательски хрустнуло. Тупая ноющая боль разлилась по телу, когда он попытался быстро подняться на ноги. Эрих сделал к нему пару скользящих шагов, и тут Адам поймал его взгляд. Черные, лишенные белков, глаза смотрели на противника, как две космические дыры, затягивая свет ламп вокруг. Тело информационника двигалось на удивление легко, будто не замечая инерции, перетекая из одной точки в другую, играя с соперником и проводя серию обманных уловок. Адаму показалось, что это длится уже давно, хотя прошли всего лишь секунды, а он заворожено смотрел на приближение своей гибели, даже не пытаясь сопротивляться.
Мощный удар пробил обшитую тонким пластиком стену рядом с головой Адама, оставив там хорошую вмятину. На пол посыпались мелкие осколки пластика, окрашенные алым из разбитого кулака Эриха. Со скрипом давя осколки покрытия, Рочестер подошел вплотную к дозорному и заглянул в глаза. Давно сломанный кривой нос и черные провалы в глазницах показались Адаму Грохману маской инфернального потустороннего ужаса. В блестящих зеркалах черного цвета отражалось испуганное и бледное лицо дозорного.
Эрих склонил голову к плечу и замер, словно раздумывая над чем-то. И в этот момент прозвучал громкий выстрел. Звук разнесся по крошечному помещению, заметавшись между стенами, и перегружая барабанные перепонки. Эрих молча повалился вперед, придавив Адама. Грохман поднял взгляд и встретился им со взглядом стоявшего перед ним седого биотехнолога.
— Мужик, я понял, почему у тебя нет друзей, — выдавил из себя Адам, выползая из-под тела Эриха. Технис в ответ только улыбнулся.
— Это пугалка. Звук громкий, а на деле просто коктейль из снотворного и мышечных релаксантов. Скоро он очнется, — отмахнулся Технис.
— Может, мне тут кто-то объяснит ситуацию? — возникла на пороге Схема Кейна. Мужчины перевели на нее взгляд, и оба тут же стали похожи на застигнутых в ванной подростков. Даже без оружия в руках, Кейна производила впечатление человека, способного выпотрошить противника голыми руками. И Технис почему-то был уверен в том, что он близок к истине. Особенно, если вспомнить, что он видел в экранах диагноста, когда работал с ее раненым другом только что.

@темы: Я и мои создания, Интэрлайн

---

История с предисторией

В моей семье с измальства было принято проявлять только две эмоции: слезы и хамство. Бабушка с дедушкой, наоборот, проявляли добрый спектр, но когда меня вернули к родителям, он закончился.
В итоге лично у меня с проявлениями добрых эмоций и озвучиванием чувств всегда все было плохо. Мне они казались неуместными, глупыми и вызывающими мягкое снисхождение. И это еще в лучшем случае. Обычно создавалось впечатление, что я попадаю в те самые неловкие ситуации, которые показываются в тупых сериалах, где над героями смеются за кадром. Ощущение, будто ты стоишь посреди открытой площадки, в трусах, перемазанная грязью и говном, а десятки людей вокруг тыкают в тебя пальцем и громко ржут.
От своих родителей я всегда слышала только смех в ответ на мои попытки проявить любовь, участие, поддержку. В мою сторону были либо смех, либо гневные крики "отвали, не приставай, че ты от меня хочешь, сама сделай, разберись".

Очень много лет, так или иначе, через ошибки и чужой опыт я пыталась научиться проявлять эмоции без стресса, чтобы не зажиматься и не паниковать, ожидая смеха в свой адрес или крика.
И вот сегодня я попала в ситуацию, когда не сдержалась и проявила эмоции, вроде дружеского поглаживания. Многие люди спокойно пишут про погладить котика, погладить по голове, назвать ласково, хотя они просто общаются через полстраны.
С одной стороны, мой жест не зашел, и все ок. Мне все понятно, это несвоевременно, у меня ненастолько теплые отношения с человеком, чтобы мне его чесать. Возможно, я переоценила себя или наше общение, решив позволить себе лишнее, за что и извинилась.
С другой стороны, не знаю, как правильно было бы поступить. Извиниться за несдержанность? Но тогда я солгу, сказав, что не хотела так уж сильно проявлять эмоции. Не обратить внимания на прямой запрет так делать? Невежливо, ссоры я не ищу.
Продолжать проявлять свои ощущения, но как-то угадать, когда они подойдут, а когда не стоит - я ж не экстрасенс. Не до такой степени, во всяком случае.
И вот вспомнились все крики, оры и бесчинства по этому поводу. Всплыло в памяти, как меня отучили плакать на четверть века, потому что в детстве за любые слезы били до синевы. А за громкий смех орали. И ходить надо было на ципочках, и лучше на улице.
Теперь меня считают колючей, с вечным приклеенным покерфейсом, циничной и нечувствительной вообще.
А я даже не знаю, как реагировать на то, что случилось сегодня, потому что слезы выбили в детстве, смеяться не к месту, забить не получается, а подобрать ключик к разгадке точного времени проявления эмоций я не в состоянии. Откуда я знаю, зайдет или не зайдет мое очередное проявление участия, поддержки и лучей добра?

Мне до паники страшно до сих пор вообще проявлять эмоции, про чувства я молчу. Невероятно страшно говорить о том, что я испытываю внутри, плохое или хорошее, особенно - хорошее. И тут вот новый таракан вылез - надо еще и вовремя это делать, оказывается. Да какой там вовремя, мне бы хоть научиться вообще это осуществлять. Вовремя - это уже следующий уровень.

@темы: Один день из жизни, Эмоции, Размышления, Чо за нахуй?

---

Немного о событиях

В общем, давно пора было запилить эту историю сюда, чтобы хоть память о сумасшествии и недальновидности отдельных людей сохранилась.
Несколько дней назад мама уехала на обследование. И звонит такая мне из центра города с предложением притащить котенка.
"Ой, он же такой рыжий! Он же такой милый! Нет, ну если ты против..."
Я была против. У нас месяц назад кошки чумкой переболили. Какие котята нахрен? Год еще никаких новых животных. Да и куда? Один пропал, остальные чуть не сдохли. Я только высыпаться начала после всех кошек.
Но нееееет, он же такоооооой мааааааленький... Споры, крики, попытки увещивать уперлись в одно: я хочу - и точка. Отец сказал, что уйдет из дома, пока тут будет кот. А мама тупо притащила котенка, села в тот же день за комп и поминай как звали.
Не трудно догадаться, что через сутки котенок чуть не сдох. Тут уже хай подняла я. Пинками выгнала ее в клинику. Ее же игрушка, пусть и получает за нее ответственность.
Слезы, попытки обвинить мир и всех в нем в неудачном замужестве, неблагодарных ддетях и хуевом муже мы опустим. Ибо ни одно дело сроду в этой семье не обходилось без перечисления грехов и выедания мозгов дальним и ближним родичам.
В итоге, у котенка чумка. Несколько дней я сидела, как на иголках. Он мало того, что уже был больной, с заплывшими глазами и клещами в ушах, так еще и чумка.
Да ебаный ты нахуй!
Отец предсказуемо ушел из дома, и не появлялся тут несколько дней. По случайности он все же вернулся, но это дело десятое.
В общем, котик прекрасно нашел свою коробку, но получает пиздюлей от взрослых кошек, что и следовало ожидать.
Сегодня ночью он наконец-то пошел на поправку, и с утра орал басом, требуя жратвы, воды и внимания.

Итак, о чем это я? Да о том, что ни возраст, ни замужество, ни образование с жизненным опытом не дают человеку мозгов, ответственности или логического понимания. Ибо все с самой юности решается только слезами, давлением на жалость, угрозами и вот этим вот "ой, да ладно, чо те".
Ах, да. И еще этот человек с медобразованием теперь уверен, что в прошлый раз кошек вылечили святой водой, а капельницы - это от лукавого, и они ваще не нужны. Типа только мучить котейку.
Живительные пиздюлины от меня помогли вливать двое суток в котенка регидрон, воду и жидкое питание насильно. Плюс по четыре укола каждый день. Но, как бы, из всей этой истории мама сделала только один вывод: похуй, пляшем, остальные как-нить разберутся, пока я умираю, болею, схожу с ума и встаю в позу.
Все это можно не комментировать, но оно объясняет, почему тут не было никаких записей. Да и историю надо было рассказывать с начала, а возвращаться мысленно в эти события мне уж очень не хотелось.

@темы: Хреновости, Кто все эти люди?, Эмоции, Чо за нахуй?

---

Даерлакс

Клеточный восстановитель — нанотехнология, позволяющая людям какое-то время обманывать естественные процессы старения и разрушения. Технология была придумана для сохранности уникального ДНК кофров, которое встречалось редко, как и возможность человека впускать на длительное время сознание постороннего разума. Убийство или повреждение кофра каралось смертной казнью не только человека, совершившего преступление, но и всех его генетических родственников в количестве, определяемом Совельхейм, исходя из оценки ресурсов тела каждого и количества возможных заказов на кофр до конца контракта последнего.
Пиктграмма — каталогизированные части информкодов и даже некоторых лоугиков, используемых в разных системах. Существует множество каталогов для внутреннего пользования информационников, чтобы те умели быстро отличать, с какой охранной или защитной системой они столкнулись, выбрав пиктграмму из каталога. Так же имеются каталоги для опознания особо опасных преступников, с которых снимают частичную информатрицу и загружают во все системы дозорных пунктов.
Даерлакс — центральная система обитаемого космоса, названная в честь звезды среднего спектрального класса и находящаяся в зеленом поясе. Считается колыбелью зарождения всех космических исследований после того, как началось переселение и экспансия ближайших звездных систем. Ныне находится за Периметром, официально необитаема после катастрофы 225 году до формирования и закрытия Периметра.

Она умирала и знала это. Дело было даже не в том, что пришлось потратить слишком много ресурсов оболочки на отвлечение охранных систем в архиве. Пустяковое, в сущности, дело — устроить небольшой пожар и метаться по кабинке клозета, изображая панику и неадекватность.
Кофр слишком быстро разрушался на молекулярном уровне. Сначала хватало нанокапсул с клеточным восстановителем, потом пришлось увеличить дозы в тысячи раз, принимая стимуляторы внутрь. Вещество полностью всасывалось в кишечнике, но любая клетка имела свой предел деления. Механизмы клонирования и выращивания тел Совельхейм освоил, даже доработал древнюю программу клеточных часов, подкрутив их до предела, в чем и посодействовал Джон Морель. А вот полностью избавиться от предела деления клеточного механизма, позволяющего обновлять поврежденные структуры тканей, не сумел. Вернее, эксперименты велись постоянно, в дело даже включили биологов, однако, неизменно получали только химер. Считавшиеся исключительно ранними экспериментами, вырожденцы не признавались полноценными гражданами Периметра, были ограничены в правах и не являлись ценным ресурсом. Совельхейм вяло ковырял исследования по поводу продления жизни, чтобы та не выстреливала в самых неожиданных местах опухолями или мутациями случайного набора генов. Директоры холдинга возводили программу по продлению жизни на самую вершину пирамиды целей, но гражданам уже не верилось в успех.
Вероника 11\23 сначала пыталась идти самостоятельно, но вскоре поняла безперспективность этой идеи. Рочестер грубо избавился от охранника на входе в архив, просто вырвав из него кусок инфопрограммы. Автоматон закрутился на месте, выпустил длинную очередь в стены, разбив стеклянные двери архива, отделявшие парадный холл от площадки входа. Один из осколков распорол кожу на шее Рочестера, но он этого не заметил. Широко открытые глаза информационника стали полностью черными, скрывая за темнотой белки глазных яблок, и Вероника впервые за все время знакомства действительно задалась вопросом, с тем ли человеком решила связаться. Эрих дернул ее на себя, обхватив за талию и перебросив одну руку женщины себе через плечо. Поднять Веронику он или не мог, или не видел в этом резонной необходимости. В общем, Вероника была с ним согласна. Красивые кадры из старых фильмов, где герой под лирическую и слезную музыку выносит тело своей подруги на руках, заставляли ее смеяться до хрипоты. Далеко с таким грузом не убежишь, дороги почти не видно под ногами, а руки отвалятся уже через несколько шагов.
— Куда? — вытолкнула она слово, не открывая глаз. Рочестер молчал, упрямо таща ее прочь. вероника вяло перебирала ногами, спотыкаясь и путаясь.
Ее хозяин, проводящий трансляцию связи через встроенные в мозг имплантанты, предупреждал ее о скором завершении цикла жизни кофра. Голос сознания, проходящий через нейронные цепи и преобразованный в звуковой сигнал, походил на тот самый голос в голове, какими могли похвастаться настоящие психи. Но дать чужеродному сознанию полностью заполнить мозг кофра было невозможно. Человек, решившийся на транспортировку себя в чужом теле, может попросту сойти с ума, привыкнув ощущать себя другим. Другая внешность, рост, вес, возможно, даже пол приведут к конфликту. Чужая память смешается с последними воспоминаниями кофра о пробуждении в лаборатории, которые специально хранились где-тов защищенных уголках мозга, чтобы стать якорем и помочь избавиться от подселенца в голове, когда контракт истечет.
Долго, слишком долго она его искала. Множество ниточек, ведущих в тупики, обрывающихся неожиданно и жестоко. Слишком много времени было потрачено на розыск Рочестера, и времени не хватило. Можно было обратиться в любой анонимный медцентр, предоставить копию контракта и получить отсрочку на некоторое время. Холодильные капсулы Совельхейм примут тело Вероники, подключат к ней множество трубок с питательными веществами, проведут очистку организма на клеточном уровне и выведут все продукты распада. Только вот она уже проходила эту процедуру трижды, а пределом были максимум две. Если перезагрузка и поможет, то ненадолго. При этом нужно будет каким-то образом обойти запрет на излишек регенеративных мероприятий, стерев последнюю запись о процедуре, проведенной в кредит.
— Послушай, мне надо тебе кое-что сказать, — вцепилась ногтями в плечо Рочестеру женщина. Информационник не отреагировал, тупо и упрямо продолжая переть куда-то вперед. Вероника попыталась еще пару раз, но силы ее покидали. Следующим воспоминанием стала огромная комната, уставленная белоснежным медицинским оборудованием, где рядом с Вероникой лежали на столе, поделенном на несколько лепестков, другие кофры. Над женщиной склонился кто-то из персонала, лицо скрывала дыхательная маска. В руках поблескивали инструменты, а льющийся ниоткуда яркий свет мешал рассмотреть детали. Веронику усадили прямо в открытой капсуле, бросив на колени стандартную дешевую пижаму. В стенах гудели приборы, рядом в прозрачных холодильниках ждали своего часа мертвые кофры.
— Как твое имя? — спросила женщина в форме медика. Вероника с трудом разобрала слова по буквам. В голове появилась мешанина образов, детских и взрослых воспоминаний, зазвучали чужие и незнакомые голоса. Она схватилась рукой за край капсулы, чтобы не упасть на пол. Медик повторила свой вопрос. Вероника с трудом разжала губы и едва слышно произнесла:
— Не помню.
Медик удовлетворенно кивнула, чем-то звякнула и поднесла к лицу Вероники небольшой инъектор с прозрачной жидкостью в капсуле пистолета.
— А мое? — почти ласково спросила женщина-медик, стягивая с лица стерильную защитную маску. Кофр осмотрела лицо собеседницы, не находя его ни привлекательным, ни знакомым, ни впечатляюще отталкивающим.
— Не помню, — повторила она ответ. Медик кивнула и вколола Веронике раствор. Голова почти сразу прояснилась, ощущение смазанности и нереальности происходящего ушло, и Вероника 11\23 произнесла:
— Меня зовут Алиса.
Где-то в глубине себя Вероника еще тогда понимала, что что-то пошло не так, но думать об этом не хотела. А после было уже и не подумать, все воспоминания стерлись до поры до времени.
В представлении обывателей, кофры лежат в криокамерах до тех пор, пока не найдется достаточно безумный и богатый человек, пожелавший одолжить чужое тело на некоторое время. В рекламных роликах показаны улыбчивые и розоволицые кофры, вылезающие из криокамер уже в одежде и готовые исполнять программу немедленно.
Совельхейм никогда бы не показал, как все происходит в реальности. Чтобы записать сознание в очищенный мозг кофра, его требовалось привести в надлежащее состояние. Глубоко замороженные клетки не проводят никаких сигналов, а погруженное после разморозки в медицинскую кому тело нереагирует на проверочные таблицы и кодовые слова, по которым медперсонал определяет, удалась ли подсадка сознания. К тому же, тело, лишенное своей личности, тоже требовалось куда-то деть на то время, пока кофр работает от его лица.
Да и про выращивание подходящих тел холдинг немного лукавил. Впрочем, остальные ряды с кофрами были действительно взрощены от первой зиготы до готового объекта, но качество эмоционального коэффициента схожести, почему-то, было выше у природно приспособленных к таким делам людей. Людей со своей памятью, прошлым и возможным будущим. Им обещали вернуть все на место по истечении контракта, а на деле воспоминания просто блокировались, не удаляясь полностью. Впрочем, Вероника судила по себе, сравнить ей было не с чем.
Рочестер все так же тащил ее прочь, уже удалившись от архива на приличное расстояние. В какой-то момент он сбросил женщину с себя, не позаботившись о мягком приземлении. Они оказались у входа в городской вокзал, откуда множество людей разъезжалось по всем направлениям, по окончании рабочего дня. Легкие нити монорельсовой магнитной дороги паутиной вились вокруг, постепенно поднимаясь вверх и уходя каждая по своему направлению.
— Кто ты такая? — впервые за все время бегства спросил Рочестер. Вероника, пытавшаяся сконцентрироваться и обхватившая голову руками, чтобы та не раскололась, подняла на него взгляд.
— Кофр, Вероника 11\23, — прошептала она. Эрих сгреб ее за воротник, приподнял и встряхнул. У женщины лязгнули зубы. Сопротивляться она не могла, и только злобно шипела в ответ, слабо отмахиваясь.
— Хранилище содержит кофры только до двадцатого места включительно. Остальные места не существуют. Если ьты, конечно, не считаешь десятка камер для заказчиков. Но у них совсем иная нумерация. И знаешь что? Ты удивила меня. Все кофры на местах, в последнее время из указанного тобой хранилища не выпускали ни единой Вероники. Говори, кто ты и что тебе от меня нужно? Иначе я брошу тебя тут.
— Нет, — качнула головой женщина, — на тебе ошейник…
Эрих засмеялся в голос. Он резко запустил пальцы под ободок устройства, рванул его на себя и показал женщине две половинки ошейника.
— Я информационник, идиотка. Думаешь, мне трудно справиться с такой пустячной вещью?
— Тогда зачем… почему не раньше? — в голосе Вероники проступили искренние слезы. Эрих поумерил свой пыл и гнев. Он понимал, что эта женщина вряд ли заслуживает такого скотского отношения, но быть милым и добрым он себе позволить не мог. Однако, отлично осознавал, что его ярость и грубость были лишь реакцией, рожденной неподдельным страхом. Увиденное в архиве настолько потрясло Рочестера, что Шесть Девять, дремавший внутри все это время, не мог найти логического объяснения случившемуся. Как и тогда, на Чертовой Палице, где он встретил странных существ с троичным кодом информации. Да еще и с такими пиктграммами, что трудно было вообразить. Тогда Шесть Девять тоже замолчал и спрятался, долгое время дергаясь на каждой новой работе и перепроверяя ее много раз.

Бар «Вырождение», заводской сектор города, время не определено.

— Технис, там к тебе еще один ломится! — не глядя отпихнув острым локтем кого-то позади, зычно крикнул Рун Джастис. — Говорит, что твой друг. У тебя есть друзья? — со смешком добавил белобрысый ублюдок. — Ты мне не говорил.
— Все мои друзья на моем столе, — отозвался седоволосый мужчина, стаскивая плотные очки-маску на лоб. Он только что закончил собирать по мелким кусочкам очередного клиента, в котором металла и модификаций оказалось больше, чем посетитель решил уведомить до начала приема. Технис поскреб в бороде, почесал за ухом, сдвинув красную бондану, и критически осмотрел клиента. Тот должен был проспать еще полчаса, и у старого биотехнолога оставалось время, чтобы либо прибавить ему дозу снотворного, либо вколоть препарат для остановки сердца. А уже потом, подключив то немногое, что еще оставалось биологическим, к системе поддержания жизни, поковыряться в мышце посетителя подольше. «Ладно, аорту я сшил, предсердия склеил, может, еще и поживет», — подумал он.
— Хей, брат, не надо грубить, — угрожающе произнес Рун из-за приоткрытой двери, — Технис занят. И друзей у него нет, — добавил он с нажимом, — либо жди, либо проваливай.
Послышались звуки возни, сдавленных хрипов и отборной брани. Технис, которого и так расстроил тот факт, что неучтенная аппаратура клиента вывела из строя чувствительные датчики его приборов, гневно посмотрел на дверь и решительным шагом направился туда.
— Что тут происходит? — рыкнул он с высоты своего немалого роста, рывком распахивая двери. В кабинет мастера ввалился клубок из дерущихся мужчин, каждый из которых стремился побольнее ударить противника. Белые волосы Руна, заплетенные в несколько косичек, стирали с пола кабинета невидимые пылинки. Стерильность Технис поддерживал постоянно. Второй мужчина, повыше ростом, чем Джастис, оказался немного покрепче, но явно знал больше болевых захватов и ударов, чем его соперник. Рун, которого только что поймали на болевой захват, не растерялся и, напрягая все железы, выпустил в лицо противнику облачко золотистой пыльцы.
— А ну, прекратить! — взревел Технис, даже покраснев от натуги. Он схватил Джастиса одной рукой, посетителя с выпученными глазами — другой, и растащил их в стороны одним рывком. Легкий в кости Рун отлетел к стене, его соперник больно врезался спиной в открытую дверь, едва не сорвав ее с петель. — Какого хрена ты творишь?! — сгреб в охапку Джастиса Технис. Свободной рукой он уже вдавил красную грибовидную кнопку на панели у входа. Отсек с пациентом мигом оказался отрезан от основного помещения герметичной шлюзовой пластиной, а над головой собравшихся зашумела вентиляция. Вскоре к ней присоединилась и система обработки помещения. Химическая смесь на водной основе мгновенно растворила частицы пыльцы, сделав их неопасными для человека.
Технис стоял, возвышаясь над обоими поверженными и провинившимися гостями мокрой статуей. С седых волос и бороды стекали струйки жидкости, бондана прилипла к волосам, с острого длинного носа капали мелкие капли. Технис снова вдавил ту же кнопку, отключая экстренную систему обеззараживания, и медленно стер с лица влагу.
— Да я не специально, ты же знаешь, — промямлил Рун, поднимаясь на ноги, — инстинктивно вышло, прости, Технис.
— С тобой я позже поговорю, — даже не посмотрев на помощника, произнес биотехнолог, — сейчас я хочу знать цель визита этого господина, — он вперился взглядом в лежащего на полу человека. Тот неуклюже поднялся, хотел было сплюнуть кровь из разбитой губы, но, поймав взгляд Техниса, предпочел проглотить и кровь, и оскорбления.
— Технис, ты совсем что ли? Друзей не узнаешь? — Эрих посасывал разбитую губу, отряхиваясь и осматривая свои повреждения. Драться Рун не любил и не умел, и потому Рочестер отделался только парой синяков.
Технис внимательно, с прищуром, осмотрел гостя и отрицательно покачал головой.
— Был у меня один друг, на тебя походил, — медленно начал он, — но недавно помер. Одолжился у Совельхейм неудачно.
— Не умер я, вполне живой. Можешь осмотреть меня, если угодно, — шагнул к другу Эрих. Технис недоверчиво отступил на шаг. Рочестер начал злиться.
— Да чтоб тебя, Технис! Нашел время в конспирацию играть! Там человек умирает, мне твоя помощь нужна.
— У меня тут каждый день люди умирают. Всем не поможешь, — добавил в свой голос предупреждение Технис. — Кто тебя знает, кто ты такой, гость?
Рочестер не успел уловить момента, когда плотная чернота на мгновение коснулась его разума. Вспышка света, как перед затмением, зеленоватое море инфополя, в котором яркими метками выделились новые потоки и контуры, и его сложный замок, поставленный Шесть Девять специально от себе подобных. Ажурный, витиеватый, как буквы древнего письма аристократии, когда те еще пользовались гусиными перьями и нестойкими чернилами, он висел почти в середине опущенной шлюзовой двери, не касаясь ее. Цифровые потоки подрагивали, ощущая близость настройщика, готовые в любой момент сдаться и позволить человеку раздвинуть их одним касанием.
Это Эрих и сделал. Свет стал ярче, дверь поднялась и исчезла в потолке, из стен показались роботы-уборщики, походившие на пауков. Старая кофеварка в углу ухнула, булькнула и начала греться. Технис медленно осмотрел произвол, учиненный Рочестером, и согласно кивнул.
— Ладно, допустим, это ты. А Руна зачем бить? Парень и так из сил выбивается, чтобы на хлеб заработать. Знаешь, сколько стоит его латать? Он, вообще-то, модель не стандартная. Можно сказать, ручная работа, единственный экземпляр.
— То, что он руками делан, я уже понял, — тряхнул головой Эрих, — а единственный, так это попровимо. Мы тут все эксклюзивные, клонов не имеем.
Рун набычился, засопел, услышав оскорбление, но Технис бросил в его сторону предупреждающий взгляд.
— Погуляй полчаса, у меня работа, Эрих, — сказал Технис.
— Не могу полчаса. Даже пять минут не могу, — почти с отчаянием произнес Рочестер. Технис, видевший такое поведение друга только после неудавшейся работы на стороне, сильно удивился. Он сдвинул кустистые белые брови, нахмурившись, и коротко кивнул.
— Вторая палата, сам знаешь, где, — бросил он через плечо, резко развернувшись и уходя к первому пациенту. Рун и Эрих переглянулись.
— Рун Джастис, — протянул руку белобрысый парень. Эрих, отвыкший от людей, не желающих его обезглавить, пару секунд смотрел на раскрытую ладонь. Потом пожал ее и произнес:
— Эрих Рочестер. Пошли, Рун, мать твою, Джастис, поможешь мне нового пациента доставить.
Химере такое предложение не понравилось, и волоскина его коже приподнялись, загрубевая и готовясь превратиться в мягкие шипы с крошечными крючками на концах. Рочестер этого не заметил, развернувшись и шагнув в открытую дверь.

Облачное поселение Даерлакса оставалось безмятежно прекрасным. Плотные белые облака, словно молочные шапки, висели на тонких хрустальных шпилях, не поднимаясь и не опускаясь. Рассеянные солнечные лучи местной звезды окрашивали пастораль в золотистые разводы расплавленного металла. Почти такого же, какой тек в кузницах далеко внизу, под толстыми скальными нагромождениями. Мастера придавали форму своим творениям, пытая изделия раскаленными инструментами, колдуя над новыми шедеврами, должными занять свое место среди украшений живущих под облаками правителей.
Средняя часть города тонула в невообразимой зелени. Изумрудные ковры рассекались прозрачными ручьями, сбегавшими в небольшие холодные озерца, у которых можно было увидеть вышедших на водопой странных животных. Крлатые твари шумно складывали и снова расправляли крылья, и их жесткая шерстка золотилась в свете песочными переливами, иногда рассекаемая серебристыми полосами. Облачный город оплотом спокойствия и благополучия смотрел сверху на жителей среднего яруса, вовремя посылая тучи, грозы, дожди и теплые знойные ветра тем, кто кормил и прославлял их.
Вероника шла по мягкой траве, одетая в просторную длинную рубаху с необычной вышивкой у горловины. Длинные расклешенные рукава скрывали кисти рук и пальцы. Ей дышалось не в пример легче, чем там, откуда она пришла, и всеобщее благополучие и радость проникали в нее сквозь кожные поры, напитывая сердце безмятежностью. Босые ноги тонули в ковре травы, пока женщина направлялась в парк с аккуратными деревьями на аллеях. Она присела у озера на деревянную скамейку, растущую прямо из почвы, и на перилах которой, как и на верхушке изогнутой спинки, цвели маленькие желтые цветы. На плечо Веронике села пестрая птичка, чирикнула и взмыла вверх. К ней приблизилась изящная незнакомка в искрящихся свободных одеждах.
— Тебе нравится это место? — спросила ее худая женщина. Длинные волосы цвета белого золота, заплетеныные в сложную прическу, будто светились в отблесках солнца. Такая же одежда, как и у Вероники, придавала ей подобие статуи, а фарфорово-белая кожа только усиливала сходство с творением лучших скульпторов планеты. Впрочем, Веронике она всегда напоминала только восставшее из гроба неупокоенное привидение.
— Я чувствую себя здесь ущербной, — ответила кофр, продолжая разглядывать плескавшихся в ручейке птичек, — угловатой, чужой.
Женщина кивнула, будто и не ждала иного ответа, и присела рядом на скамью.
— У тебя получилось? — спросила она, улыбнувшись чуть грустно. Мелкие морщинки на идеальном лице, рассекшие линию губ и притаившиеся в уголках глаз, сломали идеальный образ без возраста и изъянов. Вероника в ответ лишь пожала плечами.
— Я не знаю. Я умираю раньше, чем ты предполагала, мама.
От этих слов женщина рядом вздрогнула, опустила плечи и поджала губы, чтобы те не начали дрожать.
— Ты давно знаешь? — старательно отмерив в голосе нейтрального тона, спросила она. Вероника улыбнулась в ответ.
— Да почти сразу же, как меня разбудили и вытащили из камеры. Ты и разбудила. Я потом долго гадала, куда же можно было исчезнуть из защищенного блока, не потревожив охрану и системы наблюдения. А затем догадалась. Когда прочла файлы данных об инциденте на орбитальной базе, где работал Рочестер. Ты надела костюм и стала невидимой, дождалась, пока появится возможность покинуть хранилище и ушла.
— Не совсем так, — нахмурилась женщина, теребя рукава своей рубахи, — я все еще там, присматриваю за тобой. И не только за тобой.
Вероника впервые подняла голову и всмотрелась в лицо женщины. Немного вытянутое, оно было идеальным по соотношению к такому же вытянутому черепу, а большие, чуть роскосые глаза удивительно глубокого темного цвета, придавали коже еще большую бледность, будто два уголька на белой бумаге. Изящный нос, высокие скулы, острый одбородок и ярко-розовые губы. Светлые волосы, забранные назад и заплетенные в сложный узор ее клана, украшались красными и синими лентами, подчеркивая статус и положение женщины.
— Мне пришлось подключить парочку Схем, чтобы они раньше времени ненаступали вам на пятки. Но Директор узнал о моем вмешательстве, и попытался уничтожить одну из Схем. Я не знаю, что было дальше, мне пришлось тратить силы на твое спасение. В любом случае, у тебя есть помощники, пусть и невольные.
— Которые даже не в курсе про это? — приподняла брови Вероника. — Прекрасно! — она раздраженно тряхнула головой, снова уставившись на ручей через поляну. Птицы улетели, и теперь журчание воды вошло в плавный ритм, не нарушаемый трелями и всплесками. Над головой зашуршали острые листья, которые встревожил легкий ветерок. Одиниз них упал на плечо Вероники, раздвоенный, как змеиный язык, и утолщенный с одного края, напоминая сейчас двузубую вогнутую вилку. Вероника стряхнула листик вниз.
— Я умираю, — сказала она ровным голосом, — твоя затея не удалась… мама, — добавила она с нажимом и нарочито медленно.
— Бедная моя девочка, — светловолосая женщина погладила Веронику по голове, мягко улыбаясь и глядя на нее немного сверху. Разница в росте и так заставляла кофр постоянно сидеть в присутствие заказчицы, а теперь, когда она тронула ее косматые жесткие волосы, Вероника сжалась, ловя себя на том, что едва сдерживает слезы. — Если бы я могла поступить иначе…
— Ты могла, — с тихой, неведомо откуда взявшейся яростью прошипела Вероника. В глазах у нее блеснули непрошеные слезы, злые и колючие, от которых хотелось немедленно избавиться, растерев их по коже без следа. — Ты могла. Могла не начинать все это, закончить, не отдавать Периметр Директору. Да хотя бы рассказать правду прежде, чем уйти за него! — на последних словах Вероника не сдержала эмоций, ее голос сорвался и она резко отвернулась, глотая неудержимые слезы. Впервые за много лет ей было так обидно и больно, так хотелось схватить эту женщину за руку и не отпускать никогда. Обвинять, плакать, поносить, но не отпускать. Словно тепло ладони матери могло заглушить годы боли, скитаний и рвущих сознание голосов в голове после десятка пробуждений.
— Наверное, ты права, девочка, — печально согласилась женщина, — но кто мог знать, что выйдет именно так?
— А теперь, стирая информацию, ты тоже не знаешь, как оно выйдет? — зло выплюнула слова Вероника, пытаясь взять себя в руки. Женщина посмотрела на нее удивленно.
— О чем ты?
— О тех, кто охотится за информационниками в инфополях. О том, кто там шастает, о пропаже данных из общей сети и сознания свидетелей. Ты понимаешь? Доходит до того, что целые города, базы, отдаленные поселки на орбитах или мусорных астероидах просыпаются и начинают считать, будто целого событийного ряда просто не было. Некоторые сопротивляются, они помнят, кто и когда был их администратором, кто умер в их семье, кого убили и в какое время. Самые яркие события помнят. Но им не верят, а когда те пытаются достать свидетельства,отчеты, хроники, старые ленты с записями, то не находят их. Данные видоизменяются, пропадают и стираются даже из мозгов живущих в Периметре. Разве не за этим ты меня послала найти Эриха? Разве не это я должна была доказать ему, чтобы он вывел данные из закрытой сети Совельхейм, чтобы распространить их повсюду?
— Нет, всемилостливые боги, — в ужасе прошептала женщина, — конечно, нет!
Вероника осеклась, моргнула, открыла рот и попыталась что-то сказать, но не смогла, прикованная к скамейке образами, закружившимися у нее в сознании.
— Мне так жаль, девочка… — произнесла женщина. И это было последнее, что услышала Вероника.

Грохман исподволь следил за тем, что происходит рядом. Схема Кейна колдовала над аппаратурой, пищащей и мигающей так, словно хотела довести сержанта до приступа эпилепсии. Адам не склонен был поддаваться внушениям, различным влияниям или мистификациям происходящих в мире событий, но сейчас готов был поверить в существенную брешь своего восприятия. Кейна переключала тумблеры, вдавливала клавиши и вводила последовательность кодовых цепочек, пытаясь заставить громоздкий хирургический саркофаг приняться за работу. Состояние погруженного в лекарственный анабиоз, другими словами говоря, в кому, напарника стабильно оставалось хреновым. Адам вообще не понимал, как в этом фарше сохранялась жизнь, но предпочитал не лезть с вопросами к безумной красноволосой женщине рядом. Если годы службы в гвардии Периметра чему-то и научили старого сержанта, так это не задавать вопросов вообще.
Он устроился на откидном сидении у левого борта капсулы, идущей на автопилоте, и старался сидеть неподвижно. Резкие сигналы, исходящие от саркофага, то и дело вызывали у Схемы поток невнятных ругательств, грозящих перерасти в неконтролируемую ярость. Грохман умел разбираться в выражениях лиц, чтобы с уверенностью предположить этот, наиболее вероятный, исход событий. Любому другому он давно бы уже сказал бросить глупую затею воскрешения из мертвых, но спорить со Схемой не решался. Он смотрел в затемненные иллюминаторы рядом, пытаясь угадать, где именно они тащатся и куда направляются.
Очередной отказ системы тратить на живой труп драгоценные препараты все же вызвал у Кейны яростный приступ. Она с силой пнула контейнеры рядом. Те разлетелись по проходу, выплевывая содержимое. Кейна положила руку на приборную доску, скребя побелевшими пальцами панель, словно хотела содрать кожу с лица виновного в трагедии. Широко открытые глаза, сжатые челюсти, прямые плечи, напряженная поза и полная решимость вывернуть виновника наизнанку заживо.
Адам рискнул бросить короткий взгляд на Схему и замер от удивления. Кейна плакала, всячески пытаясь скрыть это, неуловимо смахивая хрустальные капельки со щек. Отвернувшись в полоборота, она сжимала панель управления саркофага уже обеими руками, судорожно сглатывая и старательно пытаясь взять себя в руки. Адам не знал, что делать. Он мог бы легко понять свой следующий шаг, окажись рядом с ним обычная женщина в истерике, но как обращаться со Схемой, он не представлял.
В конце концов, сжавшись внутри до состояния кулака, он встал и подошел к Кейне. Женщина мигом перестала стирать слезы, замерла, словно окаменела, но уйти не попыталась.
— Слушай, так бывает. Даже Схемы смертны, — решился сказать сержант Грохман. Он поднял руку, чтобы положить ее на плечо Кейны, но в последний момент опустил ее обратно. Схема опасно блеснула глазами, сжав зубы еще сильнее, и промолчала. Саркофаг продолжал тревожно пищать и выдавать в пространство тонны телеметрии, сводившиеся к одному: пациент скорее мертв, чем жив.
— Это мой напарник, — зачем-то пояснила Кейна, словно это все должно было объяснить. Адам пожал плечами.
— У меня было несколько напарников. Некоторые даже живы. Но только один имеет при себе весь комплект органов и конечностей. Правда, он немного двинутый, зато комплектный, — попытался грубо пошутить сержант. Кейна сверкнула глазами, опасно поглядывая в сторону, примеряясь, чем бы таким ударить Грохмана и снести ему голову.
— Слушай, может, стоило отвезти его в клинику? — произнес Адам, понимая, что идея-фикс у Схемы засела надолго. Если ей так хочется возиться с телом мертвеца, пусть хотя бы его избавит от соучастия в ритуалах оживления. Кейна неожиданно вскинула голову. Она хотела было сказать нечто, что поставило бы сержанта на место, но внезапно бросилась к носу капсулы, хлопнув ладонью по сенсору маршрутизатора. Грохман ничего не понял и предпочел вернуться на свое место.

— Извини, Эрих, я ничего не могу сделать, — произнес Технис, стирая пот со лба. Старый биотехнолог выглядел весьма скверно, и уже не пытался это скрыть. Он не спал больше полутора суток, постоянно впрыскивая себе стимуляторы и химические аналоги гормонов, чтобы снять напряжение и стресс. Выпроводив пациента, едва тот смог стоять на ногах, Технис приступил к осмотру Вероники. Результаты никого не порадовали.
— Совсем нет шансов? — глупо спросил Рочестер. Он находился в странном состоянии полуосознания, глядя на женщину за стеклом стерильного бокса, расположенного уровнем ниже кабинета Техниса. Еще сутки назад он был совершенно уверен, что умрет быстрее всех, кого успел узнать в этой жизни. Ему было совершенно ясно и очевидно, чем кончится затея бегства от Совельхейм, кредитования под свои органы и попыток кофра что-то ему доказать.
И теперь он стоял и тупо смотрел, как умирает вполне себе здоровая и никем не разыскиваемая женщина. Чувство неправильности происходящего выбило информационника из колеи. Он настолько смирился со своей участью, так давно потерял желание бороться за себя, что теперь, глядя на безмятежно спокойное лицо Вероники, просто отказывался осознавать происходящее. Ему постоянно казалось, что где-то там, наверху или внизу, произошла чудовищная ошибка, и это не Вероника, а он должен сейчас лежать и ждать персонал клиники. А когда те появятся, он должен будет встретить их стеклянным взглядом, подобным тому, какой он видел у соседа по палате, и молча позволить им разобрать свое тело на составные части.
— Я сделал все, что мог, но я не Совельхейм и не всесильный повелитель жизни, — сказал Технис. — Ее клетки разрушаются на молекулярном уровне. Клеточная структура просто распадается. Так запрограммировано, она же кофр. Часы Мореля для нее давно остановились, и теперь все, что можно сделать, позволить ей умереть. Из биоматериала можно будет создать другой кофр, или отправить его на переработку…
Эрих не слушал. В ушах звенело, перед глазами стало темно. Он пытался найти объяснение своим эмоциям, привычно разложив их на цифровые эквиваленты, чтобы унять внезапно возникшую в груди щемящую тоску. В сущности, он даже не знал Веронику, да и особенно не стремился этого сделать. Для него она стала кем-то вроде насильно навязанного балласта, временно отсрочившего неизбежную смерть. Она нарушила ход вещей, выдернув Эриха из уютного инфантилизма, в котором можно было до бесконечности отговариваться от принятия решений и прятаться за смирением, являвшимся, по сути, только страхом и бессилием. Рочестер сам позволил своей жизни пойти в выгребную яму, пествуя последний провал и даже не стремясь с этим ничего сделать. Уязвленное эго, самолюбие или гордыня затмили холодный разум и уверенность в своих силах, сделав из Шесть Девять обычного ноющего и жалеющего себя никчемного и посредственного человека, способного только на самосожаление и показушное равнодушие.
— Мне жаль, — сказал Технис, покачав головой, с которой стянул мокрую от пота красную бондану. Он вышел из узкого коридора, ведущего к боксу с Вероникой, оставив Эриха одного. Рочестер стоял, неотрывно глядя на бледное, но такое спокойное, лицо женщины, и сжимал кулаки до хруста костяшек. Может быть, если бы он поверил ей сразу, не стал тратить время на долгие препирательства и проверки, им хватило бы времени… может быть. А может и не быть, как обычно говорили ему наставники в академии, где он изучал курс работы с информпространством.
От этой мысли стало немного легче.
Рочестер повернулся и вышел, старательно борясь с мнимым чувством ритмики приборов, пока еще поддерживающих жизнь в кофре. Ему казалось, что он слышит писк аппаратов, пытавшихся замедлить процесс распада клеточной структуры.
На лестнице, ведущей наверх, в приемнуюТехниса, его ждал Джастис. Парень выглядел встревожено и растрепанно, о чем свидетельствовали поднявшиеся на коже острые прозрачные шипы. Как и всегда в минуту волнения или опасности, волоски на коже Руна отвердевали, становясь похожими на колючки экзотического растения. Под носом виднелся след золотистой пыльцы. Видимо, Джастис уже с кем-то сцепился только что. Рун нервно утер тыльной стороной ладони прилипшую золотистую массу и обратился к Эриху:
— Парень, у нас проблемы.
— Надо же, — мрачно буркнул Эрих. Сейчас ему вовсе не хотелось вступать с кем-либо в беседу, тем более, с этим вырожденцем, производящим на Рочестера странное, почти брезгливое впечатление.
— Он хотел сказать, что проблемы будут, если вы станете себя плохо вести, — услышал Рочестер голос за спиной Руна. Рука с длинным серебристым пистолетом незнакомой модели высунулась из-за плеча химеры и твердо нацелила оружие в грудь информационнику. Эрих подавил желание отпрянуть. Только медленно перевел взгляд с руки на лицо женщины, державшей ствол. Невысокая, ниже даже Джастиса, доходящего Эриху до носа, она стояла рядом с кем-то еще, надежно держащим на прицеле Техниса, спустившегося обратно, когда он услышал возню.
— Дамочка, люди без проблем сюда не ходят, —прогудел Технис. Схема Кейна даже не повела ухом. Технис выругался про себя. Это место до сих пор являлось единственным уязвимым среди остального пространство его обиталища. Излишне узкий коридор и короткая лестница охранялись только встроенными датчиками движения, должными запустить газовые пушки, если кто-то попытается пробраться к боксу внизу. Система работала исключительно тогда, когда помещения запирались личным кодом Техниса. Сегодня, в виду наличия излишне большого количества людей, код был отключен. Но биотехнолог оставался в полной уверенности, что его репутация и имя не дадут обычным ворам или наемникам проникнуть в святая святых. Он был слишком нужен местным и залетным посетителям, чтобы на его жизнь и оборудование покушались. К тому же, система проверок и переходов из основного зала бара и с черного хода надежно предохраняли от случайных идиотов.
Как оказалось, не ото всех. Технис очень медленно перенес вес с одной ноги на другую, скользнув безразличным взглядом по Эриху. Рочестер осторожно отгородился от внешнего мира, считывая информполе Техниса.
— Нет, — одними губами произнес Эрих. Технис в ответ едва заметно кивнул. И в этот миг коридор, лестница и проход к боксу погрузились в темноту, заполненную шипением и острым запахом миндального масла пополам с тошнотворным вонизмом помойки.
Грохман упал первым, за ним последовали Эрих и Технис, и только Схема, успевшая выпустить в Рочестера сразу несколько микропуль, продержалась достаточно долго, чтобы успеть перевести прицел на замершего Джастиса.
— Пиздец, — успел прошептать химера, округлив глаза, когда Схема вперилась в него ненавидящим взглядом. Но через секунду Кейна присоединилась к остальным, растянувшись на полу в коридоре, и Рун остался стоять один посреди валявшихся людей, в облаках желтоватого плотного газа, выпущенного спрятанными в стенах и потолке установками.

@темы: Я и мои создания, Интэрлайн

---

Изумрудный Амстердам

Если бы родители хорошенькой девочки Элли знали, откуда она берет деньги, они бы сильно удивились, что шантажом можно столько заработать. Парочка снимков своих подруг в объятиях приезжих в Канзас делегатов ООН помогли прилежной крошке оплатить поездку в Амстердам. Но еще больше родители удивились бы самому выбору Элли, решившей рвануть к черту на рога в компании старой собаки.
Подслеповатый, брехливый и давно потерявший нюх Татошка походил на комок давно нечесаной черной шерсти, хаотично перекатывавшийся с места на место в рандомном порядке. Иногда ему удавалось выбрать правильное направление, ион с радостным слюнотечением врезался в ноги хозяйки. Сегодня, однако, Элли открыла глаза вовсе не от слюнявого поцелуя своего давнего бой-френда. И даже не от скулежа Татошки, истошно требовавшего пожрать и погадить немедленно.
Цветастая комната, оформленная в стиле китч и срач одновременно, выплывала из тумана сознания с той вальяжной неторопливостью, с какой выходит на работу прожженная проститутка, дабы преподать урок своим юным коллегам.
— Оооооох, моя тыква…. — простонала хриплым прокуренным голосом девочка Элли, присасываясь к огромному кувшину с водой. На столике рядом с кроватью стоял последний целый стакан, но Элли, проснувшись тоже рядом с этой кроватью, посчитала выше своих сил тянуться за гребаным стаканом
— Точняк, просто пиздецки отвисли, — путая слова со слюнями, высказался пес. Элли пернула с испугу и выронила кувшин.
— Блядь, говорящая собака! — она одним прыжком оказалась висящей на шторе, вращая глазами и продолжая пердеть. Кажется, ужин в кафе был не такой хорошей идеей. Татошка, лениво прищурив один глаз, подполз на брюхе к луже воды и начал флегматично ее слизывать.
— Да не говори, сам охуеваю, — подтвердил он ее слова, смачно чавкая водичкой. Элли разжала пальцы и ебанулась жопой об пол, едва не обоссавшись от испуга. Потом она, зажимая копчик рукой, бочком пробралась в сортир, где долго пыталась умыться и развидеть умильно лакающего водичку старого Татошку.
— Нет-нет-нет, — в ужасе шептала она, — это не правда, меня просто еще грибы не отпустили.
Впрочем, знаменитый сыр «Старый Амстердам» точно так же не желал ее отпускать, и пришлось задержаться еще на два подхода. Татошка, тем временем, уже начал выть похабные песни про молодых сучек в соседнем дворе на манер кантри. У него даже получалось так же заунывно и гнусаво выводить долгие ноты, как делал их сосед Джим, напиваясь дешевым виски по пятницам.
Элли рискнула выглянуть из сортира как раз в тот момент, когда Татошка принялся за личную гигиену. Увидев хозяйку, он махнул хвостом, не отрываясь от занятия. Элли зажмурилась и захлопнула дверь сдругой стороны.
— Хозяйка, выходи, я срать хочу, — высказался пес. Элли покорно открыла двери, представляя, сколько денег надо будет содрать у одноклассников, чтобы оплатить дома психиатра.

Они тащились по улице в направлении городского парка, где была зона для выгула собак. Татошка то и дело пытался идти зигзагом и постоянно пугал прохожих, подкрадываясь к ним и тихо произнося:
— А у тебя жопа толстая.
Или:
— Отстойные штаны для мужика.
Прохожие оборачивались, и песик мило махал им нижней частью туловища, к которой, по недоразумению природы, крепился косматый хвост. Как результат, все пиздюля доставались Элли.
Когда ее в очередной раз повозили мордой по бортику фонтана, она изловчилась поймать ржущую собаку и утопить ее в грязной воде поблизости, отвесив хорошего пинка по хвостатой жопе. Татошка обиделся и потому не сразу сказал, что его хозяйка потеряла документы и бабло.
— Да чтоб я сдохла, факинг щит! — с досады пнула она угол дома. В доме что-то треснуло, ухнуло и обвалилось. Новомодная конструкция полукруглого сооружения, похожая на элегантно скрученную трубочку с кремом из дерьма и палок, провалилась в середине, частью крыши придавив кого-то внутри. Элли замерла и огляделась по сторонам.
— Чо зыркаешь? Валим отсюда! — потянул поводок пес. Элли вспомнила, что в детстве ее учили быть хорошей девочкой. Уроки хорошего поведения ей давали в курятнике или на заднем дворе, пока мелкая сопля крутила бошки курам и выгребала дерьмо за животными, отчаянно борясь с желанием трахнуть лопатой по родительской моське, чтобы те заткнули лекции о счастье и нужности образования. Впрочем, когда она подросла, быть хорошей девочкой ее уже учили совсем другие дяди, и вот тогда эти занятия начали ей нравиться.
Из дома послышались стоны и отборная ругань. Татошка почесал за ухом и деловито предложил:
— Слышь, давай зайдем? Может, чем поживимся. А то так жрать охота, что аж переночевать негде.
Элли посмотрела на него, как на психопата. Но чего можно было ожидать от своего же глюка? Или от говорящего пса.
— А если там кому помощь нужна? — заискивающе смахнул он хвостом букашку с бока.
— Нам самим она нужна. Я последние туфли порвала, пока мы с тобой тут бегали от полиции. А до посольства Америки еще далеко.
Пес уже не слушал. Он дернул поводок и потащил хозяйку в проем покосившейся двери. Элли поперлась следом, матеря пса и грибы, и пытаясь забыть, что именно Татошка первым предложил сваливать.
Внутри новомодного строения творился настоящий бардак. Пыль и грязь кружились в воздухе, хорошо видимые в солнечных лучах, которых стало намного больше, чем пробивалось через дизайнерские дыры до обрушения крыши.
Пес принюхался, чихнул и почесался.
— О, сандалики! — радостно взвизгнула Элли, стаскивая штиблеты с ног какой-то женщины, которую придавило вековым камодом после обрушения.
— Она может еще живая, — неуверенно подал голос Татошка. Элли сморщила носик и изобразила на лице брезгливое выражение.
— Вряд ли, — сказала она, натягивая туфли стриптизерши на огромных каблуках. От усилия она даже высунула язык, но все же напялила новую обувку. Встав на ноги и слегка пошатываясь, Элли нависла над псом эдакой угрожающей скалой. Сгорбленной и размахивающей руками от неустойчивого положения. Пес заскулил и попятился.
— Это не твой стиль, дорогая, — решил он в последний раз попытаться отговорить хозяйку от мародерства с трупа.
— Заткнись, глюк, — самоуверенно произнесла девушка и, ковыляя, как на сломанных ногах, пошла к выходу, где их уже ждали.
Какой-то слегка пьяный хипстер в подвернутых джинсах и белых гольфах стоял у разрушенного домика и с охуевшим ебалом пялился на содеянное. На клетчатой рубашке, как и на окладистой бороде, виднелись осевшие частички штукатурки.
— Нихера себе, домик-то раскроило, — присвистнул он, удивленно разглядывая жилище. — Эй, девочка, а ты тут чего делаешь? — обратился он к ковыляющей Элли.
— Не трудись, парень, ничо ценного там уже нету, — деловито проинформировала она мужчину. И только тут заметила здоровенный топор, который мужик положил себе на плечо. Древко сливалось с клетчатой тканью и терялось в пыли, налипшей на одежду дровосека. — Ты кто ваще такой? Мясник что ли?
— Я прежде всего хипстер, — оскорбленно сказал дровосек, — ну и мясник по выходным. Хотел стать дровосеком, но в этой сраной Европе все деревья подучетные.
— Гав! — сказал пес и заискивающе уставился на дровосека-мясника, слегка виляя хвостом, от чего в воздух поднимались клочки пылевой грязи.
— Собааааачка, — расплылся в улыбке бородач. Элли прикрыла глаза.

— Так значит, вам в посольство надо? — радостно вещал хипстер, то и дело перекладывая топор с одного плеча на другое, — я тебя проведу. А то ты на своих туфлях далеко не уйдешь, — критично окинул он взглядом мученическое выражение лица Элли.
— Слушай, а никого не смущает мужик со здоровенным топором в центре города? — спросил Татошка. Дровосек удивленно посмотрел на пса.
— Никого же не смущает говорящая собака, — сказал он. — Это Амстердам, милый. Тут вообще ничего и никого не смущает.
— Резонно, — согласился пес. Они уже дошли до площади имени кого-то, столь же непроизносимого, как и все слова в Голандии, решив присесть и перекусить мороженым. Дровосек притащил всем пожрать, и Элли задумчиво грызла кусочек мерзлого льда с какой-то странной начинкой не то из грибов, не то из сыра. А может, из крошечных плюшек травы.
Где-то рядом шло представление, и громкие визги детей увеличивались по экспоненте, приближаясь к отдыхающим на лавочке. Через полминуты, когда крики стали особенно жуткими, из-за куста вывалился толстый мешок, покрытый соломой с головы до ног. Впереди бежали, заикаясь и теряя содержимое кишечника, насмерть перепуганные дети.
— Эй, нельзя так детей пугать! — вступился добросердечный Дровосек, подскочив с лавки и припечатав ко лбу чудовища свой шарик мороженого. Элли подавилась и начала синеть. Соломенное чудо встало, как вкопанное, и обвело взглядом парочку.
— Я Страшила, кретин. Это моя работа.
— Ты на куклу вуду больше похож, — решила блеснуть международными знаниями чуждой религии Элли, хрипя и отплевываясь.
— Да ебись оно конями, — в сердцах сплюнул аниматор, и уселся рядом на лавку, — так и знал, что из этой затеи ничего не выйдет. Хотел подработать в парке, пока сезон, но эти тупые дети не ценят высокое современное искусства.
— Если бы ты не обклеился соломой, они могли бы изменить свое мнение, — тактично подал голос Татошка.
— Мне это советует полуслепая говорящая собака? — удивился аниматор.
— Если я пес, это не значит, что я не имею художественного вкуса, — обиженно нассал на ногу аниматору Татошка. — Чо ваще не толерантный такой?
Аниматору Страшиле стало стыдно. Он нерешительно поковырял носком соломенного ботинка край лавки и спросил, куда все идут и не возьмут ли его с собой. Жалостливая история о том, как он, несчастный, уличный поэт из штата Оклахома, решился попытать счастья в Амстердаме, заняла целый час, едва Элли упомянула, куда им надо.
— Пойду с вами! — капризно заявило соломенное чудо. Пес протяжно заскулил.

Через полчаса мучений в туфлях на шпильках аниматору и мяснику надоели стоны девушки и они стали тащить ее поочереди, перекинув через плечо. Элли всю дорогу трескала вкусняшки, на которые успешно разводила мужиков, а в перерывах занималась тем, что отклеивала соломинки от спины Страшилы, или играла в шахматы на клеточках рубашки хипстера, приклеивая к ним кусочки вафельных рожков от мороженого.

Проходя запутанными улочками старого города, названия которых вызывали у всех слезотечение пополам с кровавыми резями в глазах, группка изрядно уставших путешественников набрела на кофешоп. Смеркалось. Или, что было ближе к правде, у всех начался отходняк, и каждому хотелось принять новую дозу прекрасного внутрь.
— Кто как, а я зайду, — сообщил аниматор Страшила, бодро направляясь к заведению. Красный фонарь в виде мака ничуть не смутил парня, только придал ему уверенности в своей соломенной неотразимости.
— Спятил? — округлил глаза хипстер, тут же прервавшись и перестав выкладывать свою десятую фотосессию на фоне одного и того же камня у дороги. — Антисанитария, порочные связи и нездоровая пища. Это же надо вообще не иметь мозгов, чтобы туда соваться!
— А мне кажется, это неплохая идея, — снова почесался пес, — там такие люди работают, они такое тут видели, что парню может и свезти.
Из дверей кофешопа выплыла высокая стройная мадам в пеньюаре и тут же, заметив нерешительно топчущихся посетителей, обворожительно улыбнулась. Правда, улыбка ее померкла, медленно сползая с лица, когда девушка остановила взгляд на соломенном чуде, таращившимся на нее с выражением лица идиота. Капелька слюны, стекавшая у аниматора из уголка рта, заставила мадам передернуться.
— Все должно быть по любви, — резонно сказала Элли, окидывая взглядом симпатичную девушку. Та ответила ей теплой улыбкой, и у канзасской девчонки появились в животе бабочки. Впрочем, с тем же успехом это могло быть скопившееся в кишках мороженое с неизвестными добавками.
— Заходите, милые, — пропела мадам, и у Элли затряслись коленки. Жадность, промелькнувшая в ее глазах, заставила хипстера заткнуться на полуслове.
— Пошли, бессердечное ты чудовище, — тихо сказал Татошка, — не видишь что ли, хозяйка уже стекает на мостовую.
Внутри заведения все было так мило и красиво, что гости тут же расслабились. Возможно, сыграла роль обстановка. Интерьер заведения был выполнен в стиле простого сельского поля, и канзасская девушка почувствовала щемящую тоску по дому. Под ногами ковер из травки, тут и там растут в узорчатых вазонах высокие красные маки, с потолка льется густой сизый дым, обволакивая все вокруг. Возможно, дело быо и не в обстановке, а именно в этом дыме, но кто там будет разбираться, в этих ваших амстердамских заведениях. Из кухни доносились аппетитные запахи жареных грибов с приправами. На столиках чадили разными добавками пузатые кальяны, из полумрака на гостей таращились расфокусированными глазами посетители. Некоторые даже невежливо тыкали пальцами и пытались спрятаться в ужасе под стол.
«Наверное, все же дым», — подумал Татошка, решавший, почему его тоже поманило в сон, как и осоловевших от первого глотка воздуха в кофешопе людей. Они сели на мягкие диваны, Элли успела схватить мадам за задницу перед тем, как расположиться, и начали изучать меню. Залипнув на этом аж на полтора часа, пока та же девушка, что встречала их, не ткнула каждого пальцем и не спросила что-то, они все же выбрали себе ужин и снова погрузились в ступор.
Так прошло четыре дня. Элли мечтательно провожала взглядом свою любимую, хипстер пытался вспомнить, как делать фоточки и выкладывать их в интернет, аниматор безуспешно гонялся за девушками в тщетных попытках рассказать о своей красивой, в отличие от тела, душе, а пес тупо спал.
— Простите, — раздался вежливый грудной голос, — вы не могли бы мне помочь? Мне так неловко вас об этом просить… но обстоятельства сложились не в мою пользу.
Залипшие в глубокой нирване гости подняли красные, как маки, глаза. Перед ними нависала страшная тупоносая рожа с маленькими ушками и огромной широкой пастью, улыбающейся во все свои зубы.
— Д-да? — сглотнула Элли. Серая бегемотиха переступила с ноги на ногу, нерешительно пытаясь что-то выдавить, но у нее ничего не получалось. Наконец она собралась с духом и сказала:
— Меня зовут Лёва, меня тут однажды забыли. Вообще хозяин цирка думал, что я самец, но я была так мала, а он был так неразборчив в связях… — бегемотиха прикрыла глаза и ее веки затрепетали от приятных воспоминаний. — В общем, меня нашли только тогда, когда я уже подперла потолок и прочно тут обосновалась. Но дело не в этом. Понимаете, сегодня мне нужно заменить солистку, которая обычно поет в зале. У нее очень красивый номер, красные маки, колыбельная с элементами стриптиза, под тяжелую рок-музыку. А мне так страшно, так страшно…
Лёва вздохнула, от чего крыша немного скрипнула. Дровосек посмотрел на аниматора, они поняли друг друга без слов. Элли, пребывая в тумане неразделенной вдвадцатый раз любви к мадам у входа, зачем-то согласно кивнула.
— Ой, вы так добры, юная леди! — просияла Лёва. Элли снова кивнула, и Татошка начал подозревать, что у девушки просто нервный тик и кататонический ступор.
Бегемотиха подобралась, поуютней устроилась и открыла рот, чтобы начать представление…

Когда утробный рев вошедшей в гон самки бегемота разнесся по тихим улочкам Амстердама, окружающие подумали, будто на них все же сбросили ядерную бомбу. Изрядная часть старожилов, правда, предполагала, что все дело в королеве, которая в очередной раз не смогла вывести серый в полоску тюльпан у себя в оранжерее, но приезжие со всего остального мира начали искать запасные подштанники и рыть бункеры прямо в брусчатке.
Волна ломанувшихся вон из заведения гостей снесла стены и почти вынесла их наружу. Пучки сломанных красных маков висели на ушах и набились в рот, и некоторые, особенно стойкие любители халявы, даже пытались их быстренько прожевать, дабы потом не платить за употребление.
Больше всех испугалась бегемотиха. Лёва отшатнулась от панических оров гостей, проломила своим задом стенку кофешопа, потом рванула вперед и, смяв компанию Элли, вынесла их на улицу. Держась кто за что попало, они прилипли к плотной коже Лёвы, орущей на бегу страшные проклятия самой себе. Зверь несся куда-то в сторону центра, и остальным нужно было только не упасть со шкуры бегемотихи.
Наверное, они так и носились бы кругами, если бы не доблестные полицейские, выдвинувшиеся им наперерез. С криками о том, что в их королевстве запрещено выбрасывать домашних животных на улицу под угрозой огромных штрафов, они остановили Лёву и отлепили от нее людей. Дрожащая и бледная, перемазанная грибами, мороженным и супом Элли, чей желудок оказался не в пример слабее чужих, походила на дрожащее желе, пропущенное через центрифугу.
— Ваш гиппопотам? — строго спросил высокий красавец в форме, нависая над девушкой. Элли нервно хихикнула. — Тогда он ваш? — перевел строгий взгляд на мужчин полицейский. Аниматор без задней и передней мысли ответил за всех:
— Да она в кофешопе за маков пела, мы ваще не в курсе.
Полицейский впал в ступор, но тут заговорил пес:
— Гав, братан. Я те точно говорю, пела она там арию маковую, все правильно эта солома говорит, бля буду.
Страж порядка, который, казалось, видел все в этом городе, ощутил на своем лице нервный тик.
— Стриптизерша, пугало, хипстер и бегемот, — начал он, кивая своим мыслям, — вы арестованы за нарушение общественного порядка и закона о содержании и уходе за домашними животными.

Их всеже департировали домой. Оказалось, что Элли, сама того не зная, стащила у погибшей ведьмы, как ее звали все местные дизайнеры, уникальные туфли. Последний писк моды, образец, за которым охотились лучшие шпионы и детективы. Вредная старуха держала в секрете новый проект сезонной обуви, и получить даже фото этих прекрасных ноголомных туфель пока никому не удалось. На свою беду, автор сего трепетного творения нацепила обновку в тот день, когда проклятый в веках буфет прервал ее бренное существование. Элли с легким сердцем обменяла обувь на адвокатскую помощь, заодно замолвив словечко и за аниматора с мясником. Татошка, потрясенный проведенным в тюрьме временем, дал обет молчания, погрузившись в религиозные размышления о смысле собачьей жизни. На это его натолкнула старая сука, прикормленная у ворот тюрьмы охраной. Белоснежная и статная, как эротический облачный сон всех кобелей, она лишь немного оскалилась в сторону старика, а он уже потерял голову и половину хвоста, когда красавица гоняла его по двору за попытку вскарабкаться на нее втихую.
— Возьми бегемота, — от чистого сердца, поступая так только от великого сострадания, сказал хипстер Элли. — Пропадет тут певица-то.
— Нахрена мне вКанзасе бегемот? — хрипло выдавила Элли, стоя у ворот тюрьмы и ожидая такси.
— А нахрена он тут? — высказал умную мысль аниматор. Все задумались, но дело решила сама Лёва. Осторожно подойдя бочком, насколько такое вообще было возможно, она опустила голову на уровень роста Элли и с грустным взглядом огромных влажных глаз произнесла:
— Я вам так благодарна за все, мои дорогие. И теперь, если потребуется, я пешком пойду до вашего дома. И не испугаюсь трудной дороги. Вы — мои единственные друзья.
Крупные слезы скатились из глаз бегемотихи и разбились о голову Элли. Удар был достаточно сильным, чтобы та согласилась привезти ее в Канзас.
»Только смотри, — написал лапой на песочке рядом с дорогой молчаливый Татошка, — если она дома запоет, пиздец нам. Ураганом снесет нахуй».
Пока до Элли медленно доходило, что ей придется тащить с собой бегемота, хипстер и аниматор спорили о новом проекте под названием «Изумрудный Амстердам». Он родился из взглядов на зеленое месиво из пророщенных соевых бобов, которое просил на обед дровосек, а аниматор тут же нашел в нем потенциал для новой инсталляции современного искусства.

@темы: Творчество. Рассказы., Я и мои создания

---

Веришь не веришь

Сегодня я, пожалуй, разорву чью-то фленту огромным постом про антинаучное восприятие мира. Спойлер: антинаука, бездоказательность, мистика, изотерика.

Давайте поговорим о вере? Не о религии, и не о вере в бога или богов. О том, что такое верить во что-то вообще.
Мы верим словам, в привидения, в переождение душ, в связь с космосом - не путать с голоперидолом! - в единственность жизни, в теорию эволюции и во множество разной хуйни, прости господи.
Каких-то жалких двадцать лет назад мы не могли с точностью определить, а чо там вообще, в медицине, организме или в космосе. Ок, я преувеличиваю, но было время, когда лечили молитвой и рожали в поле.
Теперь мы поумнели и доказали, что витамины лучше кушать с продуктами, экзопланеты, с большой долей вероятности, имеют какую-то на себежизнь, а люди иногда не подыхают по непонятным причинам.
Если покопаться в историях людей, можно найти достаточно свидетельств, как некто невидимый толкал в спину, а потом на том месте падала бутылка или кусок льда с крыши. Я лично была рядом с человеком, когда так и упал кусок льда. И мы обе слышали нечто такое, что заставило нас отпрыгнуть в сторону.
Верить ли в реинкарнацию? Каждый выбирает по себе, как говорится. Но в некоем святом писании, Ветхий Завет, можно найти свидетельства, якобы, слов бога, что души должны реинкарнировать. Если мне не изменяет путана-память, то было сказано про Иоана Крестителя. Или про Илию, но не суть.
Я встречала людей, уверенных в том, что жили они в другом веке и в другом мире. Я видела людей, которым действительно помогала их вера, религия и чудотворные иконы. Много чего я, короче, видела, но вот с собой так и не определилась. Долгое время мне очень хотелось верить, что ничем я от других не отличаюсь, ни во что не верю и полный материалист.
Обостренное самолюбие, оно же - интуиция, никогда не позволяют мне опираться исключительно на логику, как бы я не старалась.
И вот единственное, до чего я додумалась сегодня, высказав мысль, что ни во что не верю, я верю.
Зачастую, когда ты вываливаешь такое знание о необъяснимом на человека рядом, он открещивается, уходит от ответа и всячески пытается замять тему, или переключить ее на нечто иное. Но не чувствовать, хорошо ли тебе рядом с человеком, налаживается ли твое настроение, появляется ли желание поднять егодругому, это невозможно. Во всяком случае, у людей, склонных жить по интуитивному распорядку, а не по материальному.
Итак, я верю в перерождение душ, факт. Я, вполне возможно, не отказалась бы узнать, кем, где и когда я была. Но скорее всего, это знание, появись оно в моей голове видением или полной историей, разрушило бы мою психику. И потому я предпочитаю оставаться в неведении. Мне зачастую кажется, что самым правильным будет обнять человека, прикоснуться к нему и как-то впустить в свою ауру, чтобы он немного оттаял. Слова поддержки, радость за другого, поддержание инициативы, безусловно, важное составляющее общения. Но одних слов лично мне мало. Я чую, когда человеку действительно хочется что-то для меня сделать, а когда он просто погружается в свои эмоции, переживая свои страхи и свои реакции на подобную ситуацию, представляя на моем месте себя, а вовсе не думая, что испытываю я. Это не обидно, это лишь способность собеседника быть собой, а не мной.
А еще я верю в высший разум. Не в доброго боженьку, не в ангелочков с арфами, а в нечто сложное, непостяжимое, многообразное и многоликое, что однажды сделало из обезьяны человека. Из обезьяны и множества других животных.
Я верю в то, что если два, три, один человек захотят, они получат желаемое тем или иным способом. Возможно, немного с другими параметрами, но там зависитот ситуации. Два человека хотят быть вместе? Они будут. При условии, что это нужно обоим. Три человека хотят создать свое дело? Создадут, если стараться будут все трое. Результаты будут далеки от представляемых, от идеала, но они будут.
Мне на днях задали очень простой вопрос: а зачем тебе это надо? Зачем надо лезть в душу к заведомо вспыльчивому, расстроенному, раздражительному человеку, чья жизнь, по сути, давно не должна была бы меня касаться.
Затем, что я верю в высшее благо. И это очередной пункт моей веры. Высшее благо я рассматриваю, как нечто, требующее жертвы или уступки с моей стороны ради достижения цели, полезной больше, чем только мне одной. Не втягивание в локальные войны других людей, а принятие решения одной личностью касательно себя же. Это не устроить конфликт и сжечь две деревни, чтобы спасти миллионы. Это осознанный выбор траты ресурса одного человека на дело, общение, помощь другой личности. Без ввязывания посторонних и привлечения других людей.

И, подводя итог, хочу сказать, что мне нравится внимание к своей персоне. Некая доля тщеславности и гордыни за проделанную работу или участие в общем проекте. Вполне возможно, что мне требуется больше внимания, чем другим людям, но я хочу чувствовать себя важным и полезным человеком. И потому меня всегда будут обижать такие вещи, как отсутствие звонков, смс или переписки, если у меня есть друзья или кто-то больше. Поверьте, я обижаюсь не по-черному, не от капризов, а от свойства личности. Те, кто знают меня лично, могут сказать, что я и на попутках до друга доеду, и лыжи с балкона выброшу в сугроб, и последним поделюсь. Не баш на баш, ты мне - я тебе, а исключительно осознавая себя важной составляющей чьего-то многогранного мира, макро- и микрокосмоса.
Дажеобсуждение мелочей, которым можно не придавать значения, уже поддерживает во мне веру в то, что я не тварь дрожащая, а право имею.
Все то, что не важно для одного, может стать краеугольным камнем для другого. И я верю, что нужно учитывать это, если ты вообще нормальный и адекватный юзернейм. Самое глупое, что можно сделать, решить за меня, что мне будет интересно, а что не будет. Я сама разберусь, а вы рассказывайте, рассказывайте, мил человек...

А еще я верю в книжки и сказки. И не верю в то, что после удара рельсой у ГГ синяк на скуле, причем, в разных кадрах, на разной.
Веришь - не веришь - моя любимая игра. Жаль, в нее не все отваживаются играть со мной.

@темы: Магия, Кто все эти люди?, Размышления

---

Опять эти экзамены по алгебре и стереометрии снились.
До сих пор перед глазами стоит фигура, в которой надо высчитать площать трапеций, а потом понять, чему равен x, если решить систему.
Блин, да я первый раз в койке так не нервничала, как на этих экзаменах.
И главное, почему оно снится? Надо, пожалуй, подумать над словами других людей. Может, они были правы в свое время, и не стоит пытаться заменять им доктора, друга или понимающего человека.
А еще я проснулась с четким ощущением, что все прошлое осталось в прошлом. Картинки совместного дела остались просто картинками, не больше не меньше. Да, все было. Было здорово, пока один не начал юлить, а второй не начал злиться.
Ладно, всем спасибо, оставим, как прекрасные воспоминания.
Прекрасное ощущение, когда тебя отпустило. Надеюсь, это навсегда уже и меня не потянет звонить по пьяной лавочке бывшим.
Остальное сгладится в течение какого-то времени. Перестанет мучить и трепать нервы.

@темы: Эмоции, Размышления, Малость, а приятно, Сны

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Мнения разделились. Какого я цвета без краски, теперь никто не знает, даже я, бггг.
Светло-русая, темный блондин, серо-мышиная, в крапинку, в пятнышко.
Мнений много, все видят одно и то же, но в разных оттенках. А мне нужно золотисто-каштановой стать.
А еще промелькнула тут идея посетить Новочеркасск. Идея не понравилась, я остаюсь дома.
Лучше покрашусь, чем вылезу в такую холодину. Дома хорошо, дома тепло, дома кошки.

@темы: Один день из жизни, Кто все эти люди?, Размышления

---

А и О сидели на трубе

"фАртовый ты парень" - выражение, означающее удачливого человека.
"Лицо ФОртуны изменчиво" - обозначение переменчивости удачи. А дальше немного ссылок и пояснений. Чтобы парень внезапно не стал "фОртовым", отчаянно напоминающим мне некоего субъекта, плода некоего форта, стоящего на возвышении.
грамота.ру
Просторечное, разговорное "фарт" берет свое начало из немецкого словаря, где оно означает совсем иное. Вроде бы, движение.
Грамота.ру

@темы: Размышления, Без объяснений, Литература, С миру по нитке

---

60 лет со дня запуска первого в мире искусственного спутника

Сегодня исполняется 60 лет с начала космической эры. Запуск первого спутника состоялся в этот день с помощью переделанной континентальной ракеты Р1-А. Геофизическая ракета, подкрученная под новые нужды страны, вывела на орбиту спутник, сигналы которого слушали люди полтора часа. Дело было в России...

Поздравляю с юбилеем. С тех пор мы просрали отличные начинания и старты, зато у нас есть гаджеты.
Ах, да. Спутник был первым в мире.

@темы: Эмоции, С миру по нитке

---

Все замерзли, всех погреть надо, всем кофе и пряников.
А я даже не заметила, как уже октябрь наступил. Не то дел нет вообще, не то хер знает, чем занимаюсь все это время.
Была в кино вчера, вот. Вторая часть Kingsman. Свое мнение оставлю при себе. Сортирный юмор и реакцию героев обсуждать не буду, по мне, так я бы сама орала "жопаблянах", если бы в мой дом летела ебаная ракета.
В остальном, моя плакал. Любимых героев убили, а так, лично я считаю лишними сцены про великую любовь до гроба и свадьбу в конце. Все же, если это подавалось, как пародия на Бонда, давайте соблюдать канон и оставлять агентов неженатыми. Желательно, еще и живыми, но эт я многого хочу, ага.
В общем, чудно время провели. Единственное, стоит запомнить, что жрать в Макдаке мне нельзя. Зато теперь только острые крылья в Ростикс и бургеры в БК, это я отлично перевариваю.
Жизнь не то чтобы хороша, но терпимо. Отсутствие деятельности сейчас меня парит куда больше, чем отсутствие романтики. И слава богам, отпустило и ушло.
Теперь надо покраситься, а то уже страшненько как-то смотрится.

@темы: Один день из жизни, Душевный чердак, кино, вино и фот-говно

---

Совельхейм

Аппозиционные содружества — множество ячеек сопротивления властиСовельхейм, постоянно возникающие и исчезающие в пластах социально неудовлетворенных и бедных граждан Периметра.
Звуковой излучатель — похожий на музыкальную трубу предмет с широким раструбом фокусировки звуковых колебаний, который можно отрегулировать на узкоформатную подачу пучка импульсов, сжав поле поражения до нескольких микрон.
Сиротские приюты — общественные некоммерческие организации под патронажем Совельхейм и церкви Грешника Единого, принимающие в свои центры детей, потерявших родственников, или отказников.

Шпиль административного здания Совельхейм, 13 часов по стандартному времени, спустя 17 минут с момента взлома архива Беннингтона

Широкий светлый холл последнего этажа, утопающий в цветах и нежных струящихся композициях из визуальных имитаций, оканчивался высокими резными дверями. Выполненные в стиле средневековья, они казались массивными преградами между сердцем Совельхейм и всеми дорогами, ведущими сюда. Окованные железом, изукрашенные резными сценами из жизни давно забытых аристократов, двери, по слухам, были действительно привезены с далекой планеты, ставшей первой колыбелью холдинга, проросшего с годами во все структуры. Искусная подделка, блеф, сотканный из тончайшего оптоволокна, пластика, ультропрочного стекла и синтетических самоцветов, она подавляла волю тех, кто попадал в святое святых впервые.
Толстые ковры, как трава, волнами расходились под ногами, придавая покрытию пола сходство не то с лазурным океаном, не то с облачным покровом Авалона, чьи аквамариновые туманы вошли в легенды с первых дней колонизации. Вокруг насчитывалось столько произведений искусства и живописи, что даже проведя в залах ожидания месяц, трудно было бы сосчитать их все. Белоснежные хрупкие статуи коралловых изваяний, чья редкая окраска молочного и снежно-белого тонов придавала комнатам морозную нежность. Сплетающие над головами арки, сине-фиолетовые цветы растения с крупными, свисающими с толстых стволов, как фонари, соцветиями. Проложенные в стенах, по ним же, в нишах между коврами, ручейки и желоба с хитросделанной системой орашения живых растений. И всюду — каменные панно, фрески, выложенные мозаикой сцены основания Совельхейм и его первых лет существования. Над массивными дверями можно было рассмотреть широкую полосу из красно-коричневых схематичных картинок зарождения Периметра и нависшей над человечеством в те годы угрозы уничтожения.
Мартино взирал на эти чудеса без особого почтения. Он знал, что большая часть здешних экспозиций — всего лишь воссозданная копия некогда существовавших изделий. Сложная система вентиляции, водопровода и орашения — плод инженерной и конструкторской выдумки десятков проектировщиков, а живые растения и скульптуры — не что иное, как достойная оправа множеству следящих устройств, готовых в мгновение запустить протоколы обезвреживания и ликвидации противника.
Совельхейм был для Схемы Мартино такой же выдумкой, как и для самого холдинга были сказками люди, способные скрыться от него без согласия самого Совельхейм.
Сегодня, однако, Мартино пришел оспорить эту неприложную истину. Когда огромные часы с маятником, у входа в зал ожидания первого уровня, пробили тринадцать часов, массивные двери дрогнули, бесшумно расползаясь в стороны. Мартино встал, стряхнул несуществующую пылинку с безупречного пиджака, оправил чуть смявшиеся у пояса брюки, и шагнул вперед, оказавшись в дверях ровно в ту минуту, когда проход расширился настолько, чтобы впустить его внутрь.
За дверями его ждал самый обычный узкий холл, петляющий и хорошо освещенный с разных ракурсов. Притаившиеся в стенах и под потолком защитные энергоконтуры готовы были обрушить на голову посетителя высоковольтные разряды, выбросить энергетические ловушки или перекрыть проход упавшими сверху прочными листами алмазного оптостекла. Секция, тянущаяся к кабинету директоров, перекрывалась в семи разных местах, образовывая гермитичные камеры, в которые легко можно было подать отравляющий газ или откуда можно в любой момент откачать воздух.
Мартино сделал шаг и замер, позволяя выкатившимся навстречу автоматонам тщательно просканировать его, взять генопробу, произвести экспресс-анализ на токсины или содержание подавляющих волю препаратов.
Через пять минут, когда автоматоны, мигнув разрешающими зелеными диодами, укатились восвояси, на голову Мартино опустился небольшой, размером с крупного паука, дрон. Он точно так же расставил мягкие лапки, плотно обхватив череп Мартино.
— Пожалуйста, продолжайте путь, Схема Мартино, — раздался из дрона глубокий баритон. Мужчина пошел дальше, минуя изгибающийся проход и стараясь не думать о том, сколько взрывчатки сейчас угнездилось на его голове. Достигнув неприметной дверцы в конце прохода, он подождал, пока паук свяжется с системой охраны за дверью, и та позволит ему пройти. Замок неслышно щелкнул, неприятное ощущение и желание отступить на шаг пропало, что свидетельствовало об отключении звукового контура, почти неосязаемого для обычного человека, и такого неприятного для любого модифицированного работника Совельхейм, как Схемы.
За дверью оказалась небольшая лифтовая кабина. Едва Мартино переступил порог темного прямоугольника, как вокруг разлился мягкий свет, принявший в себя человека, словно ватный кокон. Мартино, уже ни раз бывавший в директорском зале, поглубже вдохнул и задержал дыхание. Вата зафиксировала тело, не позволяя ему двинуться с места, и стремительное, неуловимое движение увлекло кабину еще выше.
Когда через минуту давление пропало, Мартино выдохнул, переступил порог лифтовой кабины, и шагнул на открытую террасу на крыше шпиля. Шесть высоких мягких кресел, стоявших полукругом в центре террасы, повторяли изгиб полукружья перил за ними. Между креслами и перилами шла полоса открытого пространства, занятого сегодня декорациями из пейзажей какой-то снежной и неприветливой планеты. Сугробы, ледники и пласты слежавшегося снега, окружавшие кресла, выглядели неслишком дружелюбно. Мартино понял, что новости уже известны, и его роль заключается в способе убеждения дирекции в положительном исходе дела.
Он шагнул вперед, вставая перед креслами, и тут прозрачная преграда купола над террасой осветилась великолепной имитацией зимнего заката. Алые и золотые всполохи зажгли искрящийся снег позади директорского уголка, на долю секунды заставив Мартино прикрыть глаза. Этого оказалось достаточно, чтобы он пропустил момент появления в пустых креслах шестерки директоров.
Одетые в темные костюмы, они издалека казались похожими друг на друга, будто братья-близнецы. Все широкоплечие, выбритые налысо, с аккуратными седыми бородками, они смотрели на Схему в молчаливом ожидании.
— Приветствую Совельхейм, — поздоровался Мартино, — прошу прощения за то, что моя напарница отсутствует сегодня.
Мартино знал, что Кейну не приглашали, но традиция извиняться за неполный комплект Схем являлась частью ритуала приветствия. Директоры синхронно кивнули, и Мартино продолжил:
— Я прибыл доложить, что ваши опасения подтвердились. Объект Рочестер вышел на линию решающего цикла…
— А Вероника 11\23? — спросили директоры одновременно, перебивая речь Мартино. Схема быстро взял себя в руки, переключаясь на очередной пункт доклада.
— Схема Кейна пробовала установить иную личность, кроме заявленной самим объектом Вероникой, но ей это не удалось. На данный момент времени я подтверждаю, что женщина, с которой вступил в контакт объект Рочестер, является действительно кофром Вероникой из центральной лаборатории криохранилища кофров. Вероника 11\23 представляет собой кофр для хранения и транспортировки чужого сознания, как и все прочие кофры.
— Тогда как насчет неидентифицируемой генетической пробы? Как насчет отсутствия в лаборатории мест с двадцать первого по двадцать третье? — снова спросил хор директоров. Мартино мысленно передернулся. Он терпеть не мог эти показные доклады, этот обезличенный, усредненный вариант директорского состава, созданный в давние времена для устрашения и подчеркнутой важности холдинга. Мартино не раз задавался вопросом, сколько на самом деле живых объектов беседовало с ним в прошлые разы, и как именно они выглядят на самом деле?
Схема не представлял себе людей, способных настолько соединиться друг с другом, чтобы представлять собой единый организм. Впрочем, один из неподтвержденных слухов про Совельхейм гласил, будто создателей холдинга было действительно шестеро, и в последствии они сумели соединиться в единый коллективный разум, заполнив собой несколько этажей самых современных квантовых вычислителей, в которых до сих пор обитали их сознания, лишенные физического тела.
— Хочу напомнить уважаемым директорам о давнем проекте, который берет свое начало со времени до образования Периметра, — сказал Мартино, — мне неизвестно о нем достаточно, чтобы я мог с уверенностью судить о принадлежности объекта Вероника 11\23 именно к нему, но допускаю такую возможность. Именно по этой причине в базах данных отсутствует упоминание о трех местах для кофров, одним из которых было тело нынешней Вероники.
— У вас нет допуска к материалам данного уровня секретности, Схема, — согласно кивнули шестеро директоров, создавая у Мартино полное впечатление разговора с куклами или голограммами. — Однако, последний кофр из этого проекта был отловлен и уничтожен более ста лет назад. Почему вы сделали предположение, что имеете дело именно с выжившим кофром этого проекта?
— Очевидно потому, что другие базы идентификации не прояснили личность Вероники, генопробы привели в тупик, а попытки установить заказчика провалились, уважаемые директоры, — с почтением ответил Мартино. Ему очень хотелось добавить нечто вроде «порядковый номер кофра немного намекает на такие выводы», но он почувствовал кожей давление паука на затылке и решил благоразумно промолчать.
Подобные вопросы от директоров нередко наводили Схему на мысли о разговоре с очень развитым, но ограниченным искусственным интеллектом. Впрочем, некоторые другие, вполне человеческие жесты или интонации, которые Мартино доводилось видеть и слышать в прошлые визиты, не коррелировали с выводами по поводу искина Совельхейм. Да и сама мысль о наличие искина считалась в Периметре преступной. Примитивные навигационные нейросети на судах дальнего следования не являлись полноценными интеллектами, а попытка создания подобного, как и стремительная война на уничтожение человечества, однажды побудила холдинг закрыть Периметр навсегда, оставив за его пределами все дрязги и войны с псевдоразумами.

Вызов застал его как раз тогда, когда он перешагнул порог офиса Совельхейм. Видимо, Кейна давно пыталась связаться с ним, но все сигналы извне блокировались параноидальными системами охраны холдинга. Яркий солнечный свет, ударивший в лицо, заставил зрачки почти моментально адаптироваться, и они вытянулись в узкие щелочки, пропуская минимум фотонов на сетчатку глаза.
— Слушаю, — сказал Мартино, отряхивая с брюк несуществующие пылинки. Он поймал себя на мысли, будто пытается отчистить с себя грязь, в которой только что искупался благодаря директорам холдинга. Разложив реакции и проанализировав их с разных сторон несколькими путями, Схема отложил окончательные выводы по поводу своего поведения на более подходящее время. Разбором соматических и психических сигналов можно заняться позже.
— Мар, у нас проблема, — сообщила Кейна, от волнения не став даже пытаться соблюдать субординацию. Мартино сдвинул брови. Ему нравилась его напарница и подопечная, добившаяся в последнее время существенных успехов в плане социализации и интеграции в общество внутри Периметра. Но иногда, благодаря сильным психическим потрясениям, шоку или необходимости работать на пределе возможностей мозга, она срывалась, переходя на фамильярдность. Это ничуть не волновало Мартино. Где-то глубоко внутри себя он даже приветствовал такое отношение женщины к своей персоне. Но Совельхейм вряд ли одобрил бы подобное. Сильные привязанности внутри рабочих групп Схем пресекались, вплот до лишения памяти и изъятия Схемы из связки, подобрав для кандидата другую группу, подальше от первой. Совельхейм одобрял межличностные отношения, не обращая внимания на пол, возраст или прочие несущественные детали. Однако, привязанности более значимые, чем здоровый и регулярный секс, не одобрял, препятствуя их возникновению. Иными словами, спать с Кейной Мартино мог свободно, беспокоиться за нее или лезть под снаряды — никогда.
— Кей, успокойся, — нервно сказал он в ответ, — канал зашифрован, я надеюсь?
— По высшему стандарту, — отмахнулась Схема, — но ты же знаешь Совельхейм.
Да уж, это он знал, пожалуй, лучше Кейны. Когда его отобрали в кандидаты из сиротского приюта святой Елены Первообразной, Мартино едва исполнилось шесть. До этого дня за другими ребятами так же приходили невзрачные люди в темно-серых одеждах, похожих на доисторические рясы монахов-отшельников. Или это было про окраску вымерших ракообразных? Мартино не сильно интересовался биологией и естественными науками. Разве что, ксенобиология, но этого требовала работа.
Два ряда ребятишек, все шестилетки, перепуганные полуночной побудкой до истерики, стояли голыми перед несколькими взрослыми, рассматривающими их, будто интересные картинки. Изредка один из взрослых подходил, брал подбородок ребенка в ладони, заглядывал в лицо и отходил обратно. Другой, наверняка, напарник первого, выглядевший болезненно и субтильно, постоянно моргал, стирая выступившие слезы на покрасневших глазах, и тоже осматривал детей. И если первый, представлявшийся Мартино внушительным здоровяком, просто смотрел, его напарник стискивал подбородки ребятишек между большим и указательным пальцами, резко запрокидывал голову вверх и жадно всматривался в глаза. Когда очередь дошла до Мартино, он не смог подавить в себе отвращение и отступил на полшага назад.
— Твое имя? — неприятным тоном осведомился болезненный гость. Мальчик крепче стиснул зубы, промолчав. — Твое имя? — снова спросил мужчина, и снова услышал только тишину и еще едва различимый плач где-то позади Мартино.—Какое ты имеешь право сопротивляться мне? — уже с интонациями ярости спросил гость.
— У меня нет имени, — сказал чистую правду мальчик. Он прибыл в приют с краткой запиской в корзине, в которой имелось несколько монет, смена одноразовых пеленок и кривой росчерк отказа от родительских прав. Бонусом шла фамилия ребенка. В приюте ему дали имя, но Мартино оно ненравилось, и он предпочитал оставаться безымянным.
— Нелги мне, мальчик, — по-змеиному прошипел субтильный человек, — имени неттолько у Схем, а ты не Схема, ты всего лишь плесень. Твое имя?! — закричал на него человек.
— У меня нет имени, мистер, — дрожащим голосом отозвался ребенок. Смотрители замерли, переглянулись и вдвоем шагнули к парню. Мартино приготовился получать наказание. За ослушание полагались розги, которыми его лично угостили двое в темно-сером. Когда они закончили, Мартино утер слезы, желая сгореть от боли и стыда за свои жалобные крики на весь этаж приюта, отряхнул с себя грязь и пот, выступивший от страха, и снова встал в строй.
— Мар, ты слушаешь? Почему молчишь? — Схема моргнул, перестраивая зрачки на обычные, когда вышел из солнечного ада в тенек поодаль. Он достал из кармана самые обыкновенные на вид темные очки, надел их, поставив тем самым психологический барьер между собой и окружающим миром, и спокойно сказал:
— Да, Кей, на связи.
— Твоя телеметрия показывает учащенный пульс и выброс адреналина. Что-то произошло?
— Директоры Совельхейм, — отшутился Схема, — докладывай, — уже другим, жестким и холодным тоном напомнил он. Кейна тут же подобралась, выложив все в приемлимой рабочей форме кратенького доклада:
— Объект движется к исходной точке, в район заводских кварталов. Кофр с ним, но признаков самостоятельного передвижения не фиксируется. Зато есть слабый след белкового разрушения, тянется от них достаточно заметной и приемлемой для анализа линией.
— Кто-то ранен?
— Ставлю на кофр, Рочестер вполне дееспособен. Он пытается увести кофр к старому месту обитания.
— Почему ты думаешь на кофр? Информационник мог быть ранен, и довольно серьезно, если встретил в инфополе Гостя, — Мартино спорил для проформы, внутри признавая правоту Кейны. Они давно убедились в непрочности Вероники и провальности ее затеи. Графики, алгоритмы действий, анализ последних суток и пробы воздуха на месте пребывания кофра подтверждали первичные предположения о скором саморазрушении хранилища сознания.
— Кофр отказывает. Белки начали разлагаться, оставляя в пространстве и инфополе четкий след завершения программы. Информационник, судя по всему, хочет попытаться что-то с этим сделать.
— Бессмысленно, — спешно переходя оживленную улицу, бросил Мартино в передатчик, устроенный, как изящные наручные часы.
— Я знаю, но Рочестер не в курсе. Кофр погибает, ее оболочка не выдерживает слияния сознаний. Я проверила, часы Мореля для Вероники остановились еще несколько дней назад. Ее самоликвидация была лишь делом времени.
— Ты узнала, что искал Рочестер в архиве, Кей? — Мартино почти добрался до своей капсулы транспортного средства, ловко перескакивая через несколько ступеней, ведущих к площадке парковки Совельхейм.
— Да. Он искал сведения о малозначительном инциденте в пятом квадрате заводского квартала. Мы там были недалеко, в ночь обнаружения объекта. Мар, — Кейна поколебалась, прежде чем назвать Схему именно так, и в ее голосе скользнуло беспокойство, — может, не стоило предпринимать никаких действий, как и советовал куратор?
— Может, — согласился Мартино, — но мы уже это сделали. Какая теперь разница? Что-то еще удалось узнать? — сменил он тему, не давая напарнице подумать. Кейна быстро передала отчет об инциденте в архиве, высказала предположение о произошедшем, основываясь на анализах поступивших данных и лабораторных заключениях с места происшествия. В конце она добавила пару слов о том, что Эрих погружался на верхние слои инфополей лабораторий холдинга, но что он там искал, Кейна вытащить не смогла. Ядро архива безвозвратно погибло, унося с собой множество бесценных сведений и записей за долгие годы. За одно только это любого информационника ждала необратимая казнь. Потеря ядра любого хранилища караласьсурово и неотвратимо. Но Эрих был слишком опытным, чтобы повредить ядро так сильно, и потому Мартино склонен был предполагать его встречу с Гостем в инфополе.
— Я знаю, что он искал. Пытался проверить свою спутницу. Я бы на его месте поступил так при первом же удобном случае.
Кейна замолчала. Она погладила ровный пробор на голове двумя пальцами, словно проверяя, не сбежал ли он в сторону. Привычка скурпулезно заплетать волосы была единственной, которую можно было бы назвать отражением упорядоченности мыслей и образа жизни Кейны. В остальном женщина была безвозвратно потеряна для высокого общества. Ей вспомнилась их первая встреча с Мартино. Когда он, оставив транспорт далеко внизу, поднялся один на крышу жилого небоскреба, рискуя в любой момент свалиться вниз из-за нестабильности летательного оборудования, чтобы лично поговорить с террористом, взявшим в заложники административного служащего, управляющего всем жилым зданием. Перед ним стояла нескладная, угловатая девочка-подросток, чьи алые волосы были подстрижены кое-как, и торчали из-за ушей, как маленькая грива льва. Холодные глаза Кейны смотрели жестко, не обещая легких путей решения проблемы. Перед ней на коленях стоял молодой мужчина, до пояса раздетый, со спущенными до колен брюками. Кейна легко улыбнулась прибывшему Мартино, и сломала заложнику ключицу. Потом она объяснила свой поступок расчетами, из которых поняла, что он может попытаться избавиться от Кейны, увидев другого взрослого мужчину рядом. Вдвоем они бы без труда уложили девчонку, даже если у нее в руках широкоугольный излучатель звуковых вибраций, настроенный как попало и как придется.
Мартино что-то спросил про общество и конкретного представителя его, корчившегося у ног Кейны. Она посмотрела на мужчину так, будто вообще до этого его не замечала, пожала плечами и ничего не ответила. В тот день ее больше интересовало, можно ли действительно получить желаемое, если пойти на риск и нарушить закон. К моменту прибытия Мартино она желала только свободно покинуть крышу небоскреба, и Схеме тогда показалось, что Кейна вообще не сумела придумать никакого внятного требования до его прибытия.
— Кей? — позвал Мартино, касаясь большим пальцем замка на двери пассажира. Передатчик потерял сигнал, вместо неуловимого, но ощущаемого шума в фоне появилась мертвая тишина, и Мартино запоздало понял, что едет один, и открывать дверь Кейне не нужно. Он сделал шаг назад, намереваясь обойти транспортную капсулу, и в этот момент до него донесся обрывок фразы Кейны.
— …ядро! Мар, я получила данные, они сами открыли каналы к ядру!
Мартино изо всех сил отпрыгнул назад, но уйти от взрывной волны не успел. Транспортная капсула разлетелась на миллиарды частиц, взвесью повисших в воздухе на доли секунды, прежде чем с невероятной скоростью устремиться прочь. Мартино опередил ударную волну на доли секунды, прикрывая лицо руками, и его отшвырнуло назад с такой силой, что хватило бы переломать все кости и позвоночник, щедро угостив множеством частиц тяжелых металлов из бывшего двигательного отсека. Сила ударной волны впечатала тело Схемы в ограждение парковки, едва не проломив его весом. Он не успел почувствовать боли, она должна была прийти позже. Пока что были только темнота и отсутствие звука, но не боль. Сломанные кости разорвали мышцы, сосуды и вены, затронув артерию. Внутренние органы не избежали повреждений. Разрывы, ушибы и смещения. Но если бы Схему можно было так просто уничтожить, этим бы давно занялись многочисленные группы подпольных аппозиционных содружеств и партий против Совельхейм. Измененные ткани и система экстренной регенерации выбросили в кровь вязкие вещества, слипшиеся в наногубки, чтобы перекрыть разрыв артерии, но даже это не спасло бы Схему. Повреждения оказались слишком значительными даже для него. Мартино перестал дышать только через продолжительное время, оставшись один среди начисто очищенного от транспорта поля, в которое превратилась парковочная зона в радиусе десяти метров.
— Мар? Мар, ты слышишь, Мар? — шептал передатчик голосом Кейны в ухе Схемы. Мартино смотрел на мир сквозь разбитые темные очки, чудом не слетевшие с носа при ударе, под его телом расползалась кровавая лужа.

Легкая серебристая капсула Кейны еще не успела коснуться опорами поверхности парковки, когда из ее брюха уже посыпались дроны. Свистящие в воздухе механизмы споро обследовали место происшествия, бесцеремонно распихивая местных дозорных, облаченных на случай повторного взрыва в громоздкие силовые доспехи. Один из них, коротко стриженный седой мужчина с нашивками старшего по званию, попытался преградить путь дрону-медику, но был отброшен в сторону выдвинувшимся манипулятором с зажатым в трехпалой конечности инъектором. Линзы дрона щелкнули, словно затвор пулевой винтовки, фокусируясь на лице сержанта. Седоволосый выругался в полголоса, поднялся с земли и захромал к дронам.
— Эй, это еще что такое?! — заорал он. — Тут место преступления, а не карикатура на него! Кто вы такие и что вам тут надо? — уставившись в овальное лицо дрона спросил он, едва сдерживая гнев и стараясь не так сильно сжимать кулаки в толстых перчатках. Один удар сержанта мог бы снести голову дрону-медику, но тот вообще никак не отреагировал на крики сержанта, обойдя его по дуге и пробравшись к телу Схемы Мартино. — Я вообще к тебе обращаюсь, мозг в банке! — крикнул в след дрону дозорный. — Ай, твою мать грешницу, — махнул он рукой, — да объясните, какая хоть служба? — в отчаянии вопросил сержант, уже не пытаясь преградить путь машинам, слетевшимся к телу.
— Это дело Схем, — просвистел другой дрон, зависший над головой дозорного. Мужчина смерял неприязненным взглядом дрона, похожего на раздутую стрекозу с шестью крыльями, и снова сжал огромные кулаки.
— Да я не спорю, я спрашиваю, — сказал сержант. — Этот — тоже Схема? — кивнул он в сторону тела. Дрон утвердительно прострекотал в ответ. — Ребята, собираемся, нам тут делать нечего, — приказал он своим людям, копошившимся неподалеку. Те озадаченно посмотрели на сержанта, ожидая пояснений. — Схемы, — выплюнул он слово, махнув рукой в сторону роящихся дронов.
В этот момент серебристая капсула, выставив опоры, плюхнулась вниз, начав менять цветовую окраску под рельеф местности. Из поднимающейся вверх двери выкатилась на парковку женщина с длинными алыми косами. Безумный взгляд и общая нервозность дали понять, что она, в отличие от своего дрона, не просто сметет сержанта с дороги, но еще и выстрелит ему в голову для улучшения взаимопонимания.
— Схема Кейна, — коротко бросила она сержанту, отходящему поближе к своей группе.
— Сержант дозора квадрата Совельхейм, дежурный по смене Адам Грохман, — представился дозорный, приложив сжатый кулак к грудной пластине доспеха.
— Сержант Грохман, ваши люди могут быть свободны, — на бегу сказала Кейна, стремясь оказаться рядом с телом Мартино. Сержант проводил ее скептическим взглядом, отвел своих людей в сторону и не стал спешить с дальнейшими приказами, продолжив наблюдать за Схемой. За все его, без малого, пятьдесят лет ему еще ниразу не доводилось видеть Схемы за работой в критических ситуациях. А валяющийся в огромной луже крови человек в изодранном костюме явно относился к такой ситуации. Серые глаза Грохмана цепко следили за действиями Схемы Кейны. На чисто выбритом смуглом лице отражался интерес и настороженность.
Женщина присела рядом с Мартино, положила ему на грудь небольшую коробочку и активировала ее, приложив к поверхности большой палец. Коробочка щелкнула, расправляя над телом человека полимерную пленку. Сверкнув в лучах солнца нанонитями, полотно укутало искалеченное тело, начав пульсировать ярко-красным. Другого сержант Грохман и не ждал. Когда его люди прибыли на место происшествия, крови из бедняги натекло столько, что можно было легко принять ванну. Одежда мужчины была порвана, кости торчали из кожи белесыми зубцами, а на лице чудом держались темные очки, только немного покосившись от удара о землю. Сержант достаточно насмотрелся на ранения подобного рода, еще пребывая на службе в регулярной гвардии за Периметром, чтобы точно высказать вердикт: мужику повезло расстаться с жизнью почти мгновенно. Если ударная волна не испарила большую часть его внутренностей вместе с кожей и костями, то удар о землю должен был расколоть череп и добить его с гарантией. На том месте, где должна была стоять его машина, зияла воронка в локоть глубиной, на дне которой стеклянисто поблескивала спекшияся масса. Микроскопические частицы его транспортного средства должны сейчас распределяться ровным слоем по всей округе, в радиусе нескольких метров, если не больше. Взрыв был сфокусированным и направленным, но мощность его была таковой, что выжить в зоне поражения казалось невозможным.
Кейна закусила губу до крови. Тонкая алая струйка стекла по подбородку, капнув вниз и смешавшись с подсыхающей кровью на парковочном покрытии стоянки. Полимерная пленка нехотя начала менять цвет на насыщенно-оранжевый, оставаясь кое-где ярко-алой или грязновато-бурой. Человек в коконе молекулярных нитей стал похож на яркий праздничный пакет, пятнистый и довольно неприятный для взгляда. Цвета хаотично метались, смазываясь и сливаясь воедино так быстро, что у сержанта зарябило в глазах. Он отвел взгляд, потер лицо перчаткой, едва не содрав кожу, и только теперь понял, что находится в потенциально опасной зоне без шлема. При таком раскладе толку от его доспехов не было совершенно. Остальные, поблескивая лицевыми щитками в лучах светила, старательно делали вид, что не замечают этого прокола командира.
Грохман выругался про себя. До принудительной пенсии ему оставалось полгода. Тогда он получит гражданство, сможет перебраться далеко за город и осесть там в скромной комнатке на пару человек. Тереза не дождалась, ее служба в медико-социальном приюте добила женщину два года назад, заставив перебраться в лечебницу для душевнобольных. Адам сожалел об этом, пожалуй, даже больше, чем о том, что его дети потеряли мать, а их дети — бабушку. Случившееся с мужем его старшей дочери пять лет назад и так подкосило ребятишек, а тут еще и бабушки не стало. И пусть Периметр не особо вникал в трудности граждан, но все же заботился о них и о том, как и когда они смогут приносить пользу обществу. Увольнение мужа и отца заставило Грохмана тряхнуть стариной, вытащить из кладовки старые рекомендации и пойти на службу в дозор. Высокой должности он не занял, зато получил теплое место поближе к офису Совельхейм. Но теперь теплое местечко уже начинало припекать зад.
Схема Кейна что-то пробурчала в переговорное устройство, и дрон-медик ловко спеленал мужчину, вызвал других дронов с носилками и уволок добычу подальше, отчаянно напоминая Грохману большого белого паука, тащащего в нору кокон с мухой.
Кейна поднялась на ноги, какое-то время смотрела на место, где лежал ее друг или напарник, и только после этого обвела взглядом стоящих поодаль дозорных, остановившись на сержанте.
— Я приказала вам уйти, вы не подчинились, сержант, — сказала Схема, подойдя к дозорному, — к тому же, вы находитесь на месте преступления без соответствующей униформы, — она указала на голову Адама. Тот мысленно покрыл женщину отборным матом, заодно обругав и себя. Вылупился на Схему, как идиот, без шлема и без второй жизни взапасе.
— Да, Схема, я признаю правоту ваших выводов, — сделав выражение лица максимально глупым и безучастным, произнес дозорный. Кейна стерла с подбородка кровь, задумавшись о чем-то своем, облизала ладонь, заставив Адама почти брезгливо поморщиться. Он в последний момент усилием воли взял себя в руки и сохранил глуповатое выражение на лице, чтобы и дальше строить из себя идиота, пока Схема не отвяжется.
— Вы прибыли сюда первым, сержант? — вместо выговора спросила женщина. Адам согласно кивнул.
— Да, Схема, самым первым.
— Тогда вы идете со мной. Ваши люди мне не понадобятся, все возможные сведения соберут мои дроны.
Сержант скосил взгляд в сторону места происшествия. Куча роящихся в воздухе машин уже щелкала, собирала частицы, обрабатывала данные и передавала их на главный инфоузел транспорта Схемы. Другие ползали шевелящимся ковром из тысяч мелких насекомых по площадке парковки, сцарапывая мельчайшие частички улик и распыленных взрывом веществ. Дроны побольше шастали поодаль, выискивая возможные обломки от транспорта раненого напарника Кейны.
— Простите, Схема, но зачем вы забрали труп? — мое начальство не обрадуется, если я предоставлю им только сведения об ущербе и не предоставлю никаких свидетельств случившегося.
— Труп? — Кейна перестала задумчиво слизывать кровь с пальцев, недоуменно посмотрев на сержанта. Тот выглядел полным идиотом. — Схема Мартино жив, в моей капсуле ему окажут всю необходимую помощь.
Удивление, пробившееся даже сквозь годами натренированную маску глупости, выдало эмоции Грохмана. Его рот открылся, чтобы задать глупый вопрос, но сержант в последний момент захлопнул его, решив не пытаться выяснить больше.
Они посмотрели друг на друга. Кейна должна была доложить о том, что сержант находился тут без шлема, что грубо нарушало инструкции и грозило штрафом или даже увольнением. Но Адам мог бы поступить, как настоящий сержант, накатав целую стопку отчетов с подробными указаниями и записями о том, что сделала Кейна. Он знал, что Схема не имела права забирать тело напарника, пока не прибудут другие Схемы, чья компитенция касалась именно случаев нападения и ранения своих коллег они поняли друг друга без слов.
— Как я объясню это своим людям? — спросил Адам, стерев с лица маску глупца. Кейна мотнула головой в ответ. Рядом с ней закружились крошечные дроны, похожие на обычных букашек. Ровно столько, сколько было людей в группе Адама. Грохман сдвинул брови. Он не успел даже что-то произнести, когда мошкора метнулась к дозорным, просочилась в щели между пластинами доспехов, поставленных в режим ожидания без защитного силового поля вокруг фигур, и ужалили людей внутри. Дозорные начали падать на землю, оседая на нее кулями. Сержант скрипнул зубами, ему явно не понравилось решение Схемы.
— Они живы, просто спят, — скривившись от реакции мужчины, сказала Кейна, — я не собираюсь убивать ваших людей, сержант. Мне нужны вы, чтобы помочь в преследовании преступников, раз уж мой напарник временно… не способен к работе, — закончила она.
— А что после? — спросил сержант, нутром чуя, что ввязался во что-то такое, что явно помешает выйти на пенсию в положенное время. Кейна быстро зашагала к своей капсуле. Грохман, которого оставили без ответа, поспешил за ней, на ходу молясь Грешнику, чтобы тот позволил ему дожить до следующего дня и не получить критических повреждений. Дозорный знал, что Схемы могут быть крайне живучими, но всегда считал это справедливым только для специалистов высшего уровня, действующих в зонах локальных конфликтов или командующих гвардейцами на поле боя с мятежниками за Периметром. Но то, что он увидел сегодня, заставило его пересмотреть свои убеждения. Практически вывернутый наизнанку мужчина оказался жив, но Адам мог бы поклясться на завете Грешника, что никаких признаков жизни в нем не видел. Даже его оборудование, подключенное к телу с первых же секунд, едва дозорные прибыли, не фиксировало ни малейших проблесков жизни в теле Схемы Мартино.
Адам начал подумывать, что ему посчастливилось оказаться в компании сумасшедшей Схемы, двинувшейся рассудком от вида смерти напарника. О тесной связи работавших вместе Схем Адам был наслышан. Но вот о том, к чему могли приводить такие связи в критических ситуациях, осведомлен не был.
«Угораздило же меня забыть шлем, — ругал он себя все время до транспорта Кейны, — надел бы банку, не плелся бы сейчас за психопаткой, загробаставшей труп своего напарника. Видно же, что мужик мертвый, но все равно утащила. Ни дать ни взять, ненормальная».
Адам допускал и то, что приборы диагностики Схем более совершенны, как и те возможности, которыми обладали сами Схемы. Может, этот щеголь еще живой. Может, его красноволосая подружка вытащит микрон души из одной живой клетки тела, чтобы потом оставить ее в другом теле, выращенном под сознание ее друга. Кто их знает, этих Схем.
Но пока что Грохман широкими шагами приблизился к капсуле Кейны, пропуская ее вперед, и вскарабкался на площадку перед входом. За его спиной дроны Кейны осторожно оттаскивали спящих дозорных поближе к их капсуле, чтобы аккуратно сложить их там и оставить в покое. Множество машинок вернулись в чрево транспорта, когда Кейна оторвалась от поверхности площадки, набирая высоту. Остальные догоняли ее следом, вытянувшись в равносторонние треугольники идеального построения дронов, разбившись по размерам и, возможно, по функционалу.

@темы: Я и мои создания, Интэрлайн

---

Однажды в России

Смотреть видео на Я плакалЪ

@темы: Не ворую, а заимствую, Музыка души, С миру по нитке

---

Блин, поржала и подумала за мимолетность жизни

29.09.2017 в 09:15

Пишет  Diary best:

Пишет  Danny Ocean:

О работе патологоанатома
1. Патологоанатомам обычно нравится вскрывать людей, даже если они говорят, что это не так. А нахера бы туда идти, если нет?


2. Никто не вешает бирки на большой палец, фамилию пишут маркером на бедре или просто кладут на труп бумажку с краткими данными.


3. Работа с трупами — это 10% рабочего времени патологоанатома. Остальное: диагностика биопсий живых людей — 50%, работа с документами — 40%.


4. Ничто в жизни не бесит меня так ебически, как тупые ножи. Даже тупые люди.


5. В секционной зимой холодно, поэтому я люблю подержать в руках почки: они самые теплые, когда, например, легкие уже мерзко-холодные.


6. Меня пиздецки заебали анекдоты про гречку и про "встречаются патологоанатом и гинеколог...".


7. Да, в морге черный юмор, но если уже шутка, то она пробирает от фронтальной коры до олив продолговатого. Хоть стой, хоть падай.


8. Кстати, есть только одна часть мозга, которую хоронят на своем месте: гипофиз. Потому что всем лень ковырять кость, чтобы до него долезть.


9. Остальной мозг хоронят в брюшной полости: мозговой салат неудобно зашивать в череп обратно — вываливается.


10. Десятый, важный юбилейный факт: я, если честно, очень люблю людей.


11. Когда говорят "ты патологоанатом, наверно не любишь людей", всегда думаю "только таких долбоебов как ты".


12. Каждый раз, когда я сердечно признаюсь, что люблю людей, находится тот, кто спрашивает "живых или мертвых?". ВКУСНЫХ, БЛЯТЬ!


13. О биопсиях: порой приходит материал с резекции крайней плоти и я думаю: "Заебись жизнь — смотрю на член под микроскопом".


14. Однажды мне пришлось отрезать член трупу (того требовал диагноз). Мой парень сказал, что отныне будет спать с открытыми глазами.


15. Пиздеж, диагноз того не требовал, мне просто было интересно, как выглядят кавернозные тела под микроскопом.


16. 250-400 фрагментов: столько я должна отсмотреть материала с эктомии простаты, чтобы заключить отсутствие в ней рака.


17. Стоит ли удивляться, как сильно я ненавижу эти блядские простаты.


18. "День вывоза кишок" — так мы называем каждый второй четверг, когда приезжает МАЗ и забирает материал на утилизацию в крематорий.


19. чтобвыпонемали, контракт с крематорием у нас исчисляется в тоннах.


20. Однажды мне пришлось вскрывать своего... ну не друга, но чувака из нашей компании. Я думала, мне будет так себе, но нет, норм.


21. В тот день я осознала, что тут нечего осознавать. Так бездарно проебан пафосный момент, даже обидно.


22. После вскрытия всегда хочется пожрать. Работа тяжелая физически, и запах сырого мяса дразнит аппетит.


23. Патологоанатомы в фильмах меня раздражают. Единственный настоящий — вот этот. И подписываюсь под каждым кадром/словом.



24. У многих коллег кабинетный череп. У меня такой.



24. За окном моего кабинета у меня лесочек, поэтому когда меня заебывают отрезанные кишки-письки-сиськи, я смотрю на белочек и птичек.


25. Патологоанатом — тупиковое направление в больничном круговороте подарочного бухла.


26. Раньше в морге знатно бухали: из окон летели диваны и люди. Сейчас популяционный тестостерон уже не тот.


27. В морге — самые живые люди. Кроме тех, что мертвые.


28. Ни в одной церкви не будет столько иконок, сколько торчит у нас за каждым дверным наличником.Никто не знает, кто их туда засунул и когда.


29. Патологоанатом не работает с криминальными трупами — это работа судмедэксперта. Мои только больничные. Шаг за территорию — и я не возьмусь.


30. В конце телефонного разговора мы с коллегой часто говорим вместо "всё, пока" — "всё, горите в аду". трустори


31. Перед тем, как стать патологоанатомом, как многие твиттеряне знают, я работала на скорой. Если бы меня не заебали там, я бы, может, лечила.


32. Лечить или не лечить? That Is The Question.


33. Любим подъебывать клиницистов вопросом "ну что, вы его лечить будете или пусть живет?"


34. Наши обратнопропорциональные друзья — ритуальные агенты: когда мы радуемся отсутствию работы, они грустят.


35. Когда мы не вынимаем носа из кишок — они носятся счастливые и планируют выходные.


36. Когда к нам приходит интерн, его оценивают на профпригодность. Главное качество качественного патологоанатома — качественная ебанутость.


37. Это крайне важно для патологоанатома, иметь ебанутость качественную, но не количественную.


38. Когда я шла на распределение, будущий коллега мне посоветовал: "Ты должна выглядеть так, чтобы они сразу поняли — такую к людям нельзя".

39. И я постаралась: фиолетовая рубашка, гулька из волос, а в ней фиолетовые искусственные цветы и такая же помада. Короче, I'm in!


40. Особый понт в технике вскрытия — двумя первыми разрезами разрезать два надпочечника. Это сложно, так как они спрятаны в жировой клетчатке.


41. Сложнее всего одним разрезом найти левый надпочечник, он расположен под иным углом к аорте и лежит глубже.


42. Работа в морге научила меня тому, что жизнь абсурдна и благодаря этому прекрасна.


43. В школе вам говорили, что человек симметричное существо даже внутри. Но нет: 2 руки, 2 ноги, 2 глаза, 2 уха — на этом симметрия заканчивается.


44. Выбор времени завтрака — всегдашняя проблема. Он должен быть либо задолго до вскрытия, либо сразу после. А когда вскрытие — лотерея.


45. "Пойти на трупа" сразу после овсяночки — вот что может испортить мое утро. Потому что реально подташнивает. А так нет, норм.


46. Нельзя сказать, что я не люблю взъебать клинициста по его трупу. Очень люблю. Помните? Я тупиковая ветвь...


47. Джек-пот — это найти невыявленную рачину или тубер. Еще не закончила вскрытие, а уже думаю: коньяк или вискарь? Вот бы коньяк...


48. Обещала про живых мертвецов: однажды мы уложили бухого санитара на секционный стол, и накрыли его (стол), как положено для процедуры.


49. "Охуенно" — так ломали каблуки интернши, съёбывавшие из секционной, когда наш пупсик проспался.


50. Холи Вар — так называется дележка обслуживания морга священнослужителями.


51. Обсемененность желудка хеликобактером мы оцениваем по визуально-аналоговой шкале: дохуя, чуть меньше чем дохуя, норм, не вижу но есть


52. Сделать ФГДС и уйти без диагноза "гастрит" почти нереально, потому что какой-то дебил установил норму в <4 плазмоцита в поле зрения.


53. Хеликобактера мы называем "конями". Вон сколько коней навалило. Хотя он раз в 50 меньше, чем клетка желудочной слизистой


54. У патологоанатомов есть один инструмент, который не пользуют в других специальностях - нежно любимый, Большой Секционный Нож.

55. Еще есть Специальный Мозговой Нож. Я такой уперла домой намазывать крем на бисквиты, больше он ни для чего не удобен.



56. Череп разрезается циркулярной пилой из магазина стройматериалов. Она не крутится, а вибрирует. Пахнет как в кабинете стоматолога.


57. Запах как в кабинете стоматолога -запах пиленной кости - вот отчего хочется сбежать даже патологоанатому.


58. Статистически достоверно, что у женщин кости черепа толще, чем у мужчин.


59. После дерьмового вскрытия, как после дерьмового секса - хочется закурить и посмотреть вдаль.


60. Кстати о дерьме: НЕНАВИЖУ, СУКА БЛЯТЬ, КАК Я НЕНАВИЖУ вскрывать кишечник


61. Честно, я иногда тупо забиваю на диагноз, просто чтобы не лазить в кишки. Ну никто ж не умрет, ну?!


62. Среди биопсий часто бывает РДВ - Раздельное Диагностическое Выскабливание полости матки. Раздельное, значит цервикальный канал и полость


63. РДВ делают геникологи, оно показано для диагностики рака, нарушений менструального цикла, как обязательная предоперационная подготовка.

64. РДВ редко показано молодым девушкам и там редко бывает патология.Зато там часто бывает беременный эндометрий. Это - "аборт за шоколадку"


65. Вот так: диагностическая процедура, никакого аборта ни в каких бумагах, дешево-сердито, а ручки-то вот они!


66. Мой коллега называет соскобы шлюхами. "Ебически на этой неделе шлюх навалило!". "Тебе вон шлюх принесли вчера". "Посмотри моих шлюх,а?"


67. Всем, кто говорит мне приятное за тред, я отвечаю - заходите. К нам лучше заходите, чем заезжайте.


69. Ладно, бля, инсульт сам себя не вскроет. Факт.


71. Фактом своей потенциальной смерти вы подтверждаете согласие на отписание органов в пользу малоимущих, если в здравии не указали иное.

72. Это позволило святой науке Трансплантологии сделать реальный качественный рывок в нашей Стране Победившего Абстракционизма.


73. Это позволяет подписать корявый труп на трансплантацию, не достать ничего, раскинуть на бригаду премию за Высоко Технологичную Операцию


74. Бланк отказа от изъятия органов вот уже "50 земных лет лежит в отделе планирования" вашей районной поликлиники.


75. Вы говорите,все равно после смерти?А я считаю, нехуй бесплатно отдавать органы,которые ты растил все жизнь за свой счет и счет родителей


76. Хотите, чтобы я отписала свои органы другим гражданам? Отвалите-ка моей семье достойную компансацию и делайте, что хотите

78. Патологоанатом производит вскрытие не для удовлетворения своей фрейдовской анальной жажды деструкции (хотя как я обманываю?)


79. Вскрытие нужно для установления посмертного диагноза и степени его отличия от клинического - для последующего каскада пиздюлин


80. Что характерно,в одной Стране,где красивые цифры любят больше,чем правду,со статистикой совпадения диагнозов - все чудесатее и чудесатее


81. Достаточно знать факт 81: ответственность за эти цифры перед Державой несет не Самый Главный Клиницист, а Самый Главный Патологоанатом.


82. Не ну а хуле? Вы пишите - вы и отвечайте.


83. Единственная неприятность в том, чтобы проснуться в морге - в туалет в одних трусах не сходишь. Мы дежурная служба - всегда есть люди.


84. Сколько раз я просыпалась в морге? Обычно там столько не просыпаются.


85. Проснулся в морге и думаешь впереди добрый день? В общем да, ща вернутся все вчера ушедшие и день снова будет заебись!


88. Нет, мне никогда не снятся трупы.


89. Кто проживает на дне у Минздрава?!


90. Патанатомия - это IT Crowd медицины: мы сидим в подвале, тишина, ленота, иногда звонит реанимация... ВЫ ПРОБОВАЛИ ВЫКЛЮЧИТЬ И ВКЛЮЧИТЬ?


91. До нас не добирается ни одна проверка, потому что к нам далеко идти у нас воняет. Не так уж и воняет! Хотя ладно, воняет конечно.


92. Кисты - это полости, в них иногда возникают раки, надо быть внимательным. Когда сам сомневаешься в диагнозе - несешь на консультацию.


93. Мой любимый наставник любил ворчливо кряхтеть: "Ну что, неси сюда свою кизду, показывай..."


94. Прямо сейчас я пойду к станку вырезать плаценты. Их привозят из роддома десятками для анализа на инфекции и опухоли. А кто-то их ест.


95. Тяжелее всего - это дети. Особенно мертворожденные. Потому что дисгенезия органов...дезориентирует. Остальное норм - это работа.


96. Новорожденных вскрывать не тяжело, это весьма неприглядно. Вот был как-то мальчик 12 лет с разрывом анивризмы мозга - это было ох...


97. Я порой размышляю о грани между проф.деформацией и проф.адаптацией и прихожу к мысли, что этой грани нет, это одно и то же.


98. Норма-это самый частый вариант в популяции. Она пришла из гауссианы и имеет мало отношения к здоровью. Я не боюсь за свою нормальность.


99. Согласна, товарищи, жрать плаценты это полный пиздец. Но норма - это всего лишь точка на графике.


100. Факт от патологоанатома: ПРОФОСМОТРЫ РЕАЛЬНО УВЕЛИЧИВАЮТ ШАНС ДОЖИТЬ ДО СТАРОСТИ. Ходите на профосмотры. Для себя, а не для них.


102. Я бы хотела получить дополнительное образование в психиатрии. Была бы психопатологоанатом - вот было бы охуенно.


103. Факт от патологоанатома: если ты мальчик 40+, то ежегодный анализ ПСА реально увеличивает шанс БЫТЬ ПОХОРОНЕНЫМ С ЯЙЦАМИ


104. При раке простаты, в пожилом возрасте, если риск операции превышает риск жизни, просто отрезают яйца,чтобы снять гормональную нагрузку.


105. Раз уж мы пошли в ту степь: урологи мои самые любимые хирурги. Реально веселые ребята. И трупа вскроешь и поржош от души.


106. Звонишь порой урологам поинтересоваться за оформление документов: "НИ ПСА не вижу ваше ПэСэА?!"


107. Все врачи военнообязанные. Патанатомия - хирургическая специальность. Так что, если че - я хирург. Советую воздержаться от войны.


109. У наших водителей есть свой фирменный рецепт наиболее вкусного приготовления напитка из спирта и воды из крана.


111. У всех есть проф.паталогия. У нас - туберкулез, миопия, геморрой и алкоголизм. Так себе набор блять.


112. Вы думаете я хожу в замазанном кровью переднике, курю сигареты зажимом Кохера и ругаюсь матом как мужик? Только с 9 до 11 утра.


113. Почему-то так и тянет спиздеть, чтобы было покрасивше. Не курю я зажимом. Санитары перчатки не всегда надевают, а тут зажим - засмеют.


116. Самый пиздец это когда вслепую что-то гребешь в брюшной полости и ногтики прорывают перчатки.Человечину из-под ногтей ковырять так себе

автор: twitter.com/echomolly

Не свое | Не Бест? Пришли лучше!

@темы: Малость, а приятно, Не ворую, а заимствую, С миру по нитке

---

Обложка для Темного Солнца

На Либрусеке нарисовали обложку для моей книжки. Очень приятно нарисовали, надо сказать, большое им за это спасибо.

@темы: Я и мои создания, Малость, а приятно